Страница 37 из 37
И вот я запихиваю в сумку эту кучу денег, красная, растерянная, сгорающая от стыда, а он срезает самые красивые цветы и собирает букет.
— Надеюсь, от цветов ты не откажешься?
Он связывает цветы бечевкой и, улыбаясь, подносит их мне.
— Наверно, во всей Исландии не найдется невесты, у которой был бы такой прекрасный букет! — говорю я.
— Я буду рад, если ты станешь любоваться ими, пока они живы, и сожжешь их, когда они умрут. Прощай, и спасибо за то, что пришла. Привет нашему другу.
Какой он худой, совсем худой. Может, он болен. Когда я целую его на прощанье и кладу голову ему на плечо, я чувствую, что его лихорадит.
Я выхожу, а он, проводив меня до двери, уже собирается вернуться, но вдруг говорит извиняющимся тоном:
— Да, чуть было не забыл, не приходи сюда больше. Я сегодня переезжаю. Вчера я продал дом.
— Куда ты переезжаешь?
— Я последую за моими цветами.
— А цветы? Что с ними будет?
— Цветы бессмертны, — сказал он и засмеялся. — Ты срезаешь их осенью, а весной они снова вырастают в том или другом месте.
Глава двадцать седьмая
Бессмертные цветы
Направляясь с моим сундуком и букетом цветов к тюрьме на Скоулавэрдустиг, я проходила мимо собора. И увидела, что кого-то хоронят, оттуда выносили гроб. Если судить по собравшимся, похоже, хоронили не бедняка. По-моему, здесь были все государственные деятели страны, которых я хорошо знала в лицо, — ведь в прошлом году мне частенько по ночам приходилось открывать им двери. Все они собрались здесь во фраках и с цилиндрами в руках. Премьер-министр и другие министры, уполномоченный по борьбе с чумой среди овец, несколько депутатов альтинга, оптовые торговцы и судьи, седой господин с печальным лицом — издатель газеты, епископы, владельцы заводов сельдяного масла. Эта небольшая группа окружала удивительно красивый гроб, его несли избранные из избранных. С одной стороны шел премьер, с другой — седой господин с печальным лицом, издатель газеты, затем красивый, мужественного вида человек с сединой в волосах, с орлиным носом, в роговых очках, в белоснежных перчатках, с цилиндром в руке, чувствующий себя в этой компании как дома. Кто это? Неужели он? Вижу ли я это наяву или это только один из сомнительно блаженных снов?
«Все, что ты попросишь, я дам тебе…» Никогда я не понимала смысла этих слов так, как сейчас, когда эти слова дьявола из Священного писания, заученные мною в детстве, всплыли в моей памяти. «Все это дам тебе, если падши поклонишься мне».
Эти пышные похороны производили странное впечатление: собственно говоря, за гробом шла ненастоящая процессия. Где союз молодежи, школьники, студенческий союз, союз подметальщиков улиц, женский союз, союз конторских служащих, союз художников, союз коневодов? Ни одного человека, ни одного родственника, ни одного плачущего, даже собака, что в свое время одиноко следовала за гробом Моцарта, сочла ниже своего достоинства хоть чихнуть на эти похороны. Может, кто-нибудь тайком приоткрыл крышку гроба? И что же он там увидел. Португальские сардины? Или датскую глину? А потом рассказал все народу? И кто это мог рассказать? Неужели все те же коммунисты?
Простые люди совершенно равнодушно, не поворачивая даже головы в сторону процессии, шли своим путем. Но неподалеку стояла группа бездельников, они хохотали над цилиндрами, шествовавшими со своей ношей, и напевали эпитафию Атомного скальда:
Я осмотрелась, выбирая кратчайший путь, чтобы уйти с этой площади, прижала покрепче к себе букет и побежала. Чем была бы моя жизнь без этих цветов?