Страница 43 из 46
Лицо Ивана Степановича стало сосредоточенным и холодным.
— Чурсинов! — позвал он, приоткрыв дверь, а когда послышались шаги Григория, вышел к нему навстречу в коридор.
— Передай товарищу Булису, что я взял машину. Срочная надобность, верну ее через полчаса. А как там?
— Оцепили крепко, — сказал Чурсинов с обычной своей солидностью. — Только что военокруг целую роту нам подослал да еще чоновцы. Крыса не пролезет. Два грузовика дали…
— Дамочку, эту, Гаюсова, конечно, и того раненого, что у Ягунина под окном… И другую контру — только явную, с разбором, понял? — всех везите в губчека к Вирну. Я из редакции тоже прямо туда. Все понял?
— Понял, Иван Степанович. Только тот, который под окном, уже помер. Да, Шабанов куда-то пропал. Как пошел за врачихой, так и каюк, ни слуху ни духу. А может, это Мишка путает…
— Вот и вызнай. Ну, некогда мне, бывай!
И все же у порога задержался, спросил вполголоса:
— Как с Михаилом? В себя пришел?
— Очухался! — Что-то уж очень бодро прозвучал голос Григория, из чего Белов сделал вывод, что с Ягуниным далеко не все в порядке. Он видел, когда его переносили: кровью пропиталась не только повязка, но и рубаха на груди.
Белов вышел из корпуса и направился к воротам. Дважды его останавливали — сначала свои, чекисты, потом особисты Ратнера. У ворот с зажженными фарами, направленными в глубину двора, стояли два грузовика, а чуть позади — губчековский «Русобалт».
— Погоняй, Васильев, — весело сказал Белов шоферу, и тот ничуть не обиделся, зная точно — шутка. — Советская, дом номер сто, редакция «Коммуны», знаешь? Где губком партии, короче.
— Чего-чего, а этот адресочек знаем, — сказал бодро, в тон Белову, Васильев.
Спать Самара всегда ложилась рано — хоть до революции, хоть после, — так что по Ново-Садовой и по Самарской они мчались на бешеной скорости: Белову думалось, что, пожалуй, не меньше сорока километров в час. Ну а если и меньше, то на немножко. Но вот, когда вывернули на Петроградскую, а затем на Советскую, единственную асфальтированную улицу города, пришлось Васильеву умерить пыл. Здесь, в местах общественных увеселений, недолго было сбить пьяного, а то и ненароком столкнуться с пролеткой.
В редакции газеты «Коммуна» не было ни души, чего и следовало ожидать. Газета уже печаталась. Надо было звонить редактору. Хорошо, что у него был домашний телефон.
— Какое объявление? Вы рехнулись?! — взъярился он. — Все уведомления мы принимаем до двух дня, а сейчас сколько? Одиннадцать ночи!
Белов пытался вставить словечко, но тот кричал:
— Да что бы там у вас ни было! Задерживать газету нельзя!
Пришлось звонить, и тоже домой, председателю губисполкома.
Поскольку он в общих чертах был в курсе событий, то понял с полуслова и посоветовал не медля ехать в типографию.
— Давай дальше, Васильев, — сказал Белов, утирая лоб рукавом. — На угол Заводской, возле Троицкого базара.
— В типографию, знамо дело, — невозмутимо отметил Васильев.
Там их ждали: позвонил редактор. Печатные машины остановили, за наборщиком, что жил ближе других, послали кого-то из печатников. После горячего разговора Белова с заведующим типографией было принято компромиссное решение: оставить уже отпечатанный тираж «для периферии», а для горожан Самары оттиснуть с объявлением.
…Не полчаса, а добрых полтора часа ушло у Ивана Степановича на эти издательские передряги. Когда он, приехав в Самгубчека, входил в кабинет Вирна, оттуда как раз выводили рослого человека с выпуклым лбом и резко обозначенными скулами.
— Павловский, — сказал Вирн, отвечая на немой вопрос Белова. — Будто бы главарь — он, а все же…
Он покачал головой, прошелся по кабинету.
— Нет, нет… Интеллект у него… не очень. Павловский, пожалуй, у них главный боевик, так сказать, нач. по террору. Как бы нам не упустить другого. Вот узнает он завтра-послезавтра об арестах и нырнет в подполье… Если он есть, конечно.
Белов сказал:
— Ольшанская — это которая из больницы — говорит, что есть кто-то из-за границы… Но выход на него только через Гаюсова и Павловского. А Павловский, конечно, молчит?
— Молчит, — спокойно подтвердил Вирн. — Пока молчит. А время дорого.
— А я, между прочим, из типографии сейчас, — очень буднично обронил Иван Степанович, — Объявленьице дал.
— «Ловите миг удачи»… — губы Альберта Генриховича еле обозначили улыбку. — Поймаем ли?
— Попытка не пытка, — сказал Белов. — А где Гаюсов?
— У Ратнера. Оказывается, у них тоже есть о чем поговорить с ним. Ровно в два совещание в штабе округа, не забудьте. Сегодня ночью будем брать по всей Самаре…
Среда
1
В бедненько обставленной комнате — стол, кровать с железной сеткой, бугристый диван, две табуретки — в полном молчании пребывали два человека. Начальник секретно-оперативного отдела Самгубчека Белов сидел за облупленным круглым столом, уперев подбородок в сцепленные руки, и безучастно разглядывал криво висящую на стене олеографию с занимательным сюжетом: рослая барышня с мечом в неудобной долгополой одежде с доброй улыбочкой рассматривала отрубленную бородатую голову, лежащую в луже крови, да еще ногу на нее поставила. Лицо Ивана Белова не отражало по поводу наблюдаемого никаких чувств. Другой человек — начальник контрразведки Самгубчека Ян Арнольдович Булис, бородатый и немного похожий на того, попираемого кровожадной девицей неизвестного, — устроился промеж диванных шишек и, закинув ногу за ногу, еще и еще раз изучал от слов «цена номера 500 рублей» и до слов «опечатана в типографии губполиграфиздата № 1» свежий номер газеты «Коммуна». Ему, человеку разговорчивому, не терпелось поделиться с Беловым своими соображениями о состоявшихся в Самарском госуниверситете выборах ректора, порадоваться с ним открытию на Шестой и Седьмой просеках детского городка и прочитать вслух спорную заметку о встрече с писателями Неверовым, Степным и Яровым, которая состоялась вчера в клубе имени Ленина в 8 1/2 часов вечера. Очень хотелось ему поговорить — Белов-то мужик мозговитый, — однако до поры до времени они должны были молчать.
Булис, скучая, перечитал объявление:
«Пропала годовалая собака породы английский сеттер (лаверак). Нашедшего за умеренную награду просят обратиться в общество «Самарский охотник-спортсмен». Спросить Павловского, до 11 часов дня».
Белов скосил глаза на Яна Арнольдовича.
— Ку-ку! Ку-ку! — раздалось вдруг.
Оба чекиста вздрогнули и дружно посмотрели на часы с кукушкой над диваном. Булис полез в карман брюк, достал серебряную луковицу, щелкнул крышкой.
И тут задребезжал дверной колокольчик.
Белов сделал знак Булису, вынул пистолет и прошел в прихожую. Отпер замок, а сам стал за косяком.
Медленно-медленно, с ужасным скрипом открылась дверь, прикрыв Белова. В прихожую вошел Макс Иванович Гюнтер. Увидев в комнате незнакомого ему Булиса, он заколебался, сделал два нерешительных шага.
— Прошу прощения, — пробормотал он вежливым тенорком. — Я, очевидно, ошибся.
Булис отложил газету.
— Почему же? — приветливо сказал он, вставая с дивана. — Если вы по объявлению…
Бородка Гюнтера дернулась. Быстрый взгляд, который он бросил на чекиста, выдал его беспокойство.
— Нет, нет… — Гюнтер попятился, отступая к двери, но тут из-за его спины показался Белов.
— Макс Иванович! — укоризненно произнес он, придерживая старика за локоть. — Куда же вы?
В глазах у Гюнтера промелькнул страх. Но только на мгновение: в себя он пришел поразительно быстро.
— A-а… Доброе утро!.. — Голос его был почти ласков.
Не выпуская локоть, Белов повел пивовара к столу, приговаривая:
— Вот и выбрал я наконец-то время, Макс Иванович. Помните, у нас с вами интересный разговор начинался, а? Насчет всякого там зла, моря крови и прочих штук…