Страница 23 из 103
Пани Бета, поднося кусок ко рту, каждый раз пробовала завести серьезный разговор с Яном, но тот отвечал очень скупо. На ее вопрос о причине его задумчивости он ответил, что еще со времен слепого короля Яна Люксембургского не в рыцарском обычае говорить во время еды, а разговоры допустимы лишь при мытье рук. Пани Бету этот ответ рассердил, но Ян действительно сделал, как сказал. Только служители принесли воду для обмывания пальцев, он принялся так усиленно и горячо говорить, что пани Бета, отвлекшись, облила себе юбку. Но Ян, не обращая внимания, продолжал говорить без умолку. И притом всякую чепуху, от которой пани Бете кровь кидалась к лицу. Например, что папа кушает только те части быка, которые играют роль при оплодотворении: это для того, чтобы быть сильным. И так поступают и римский папа, и авиньонский, а по их примеру — и кардиналы. Магистр Рокицана до сих пор не стал епископом только из-за того, что не привержен этому лакомству.
Родичи Рижмберкских, сидящие напротив, засмеялись, а пани Бету это еще больше рассердило.
Когда начали подавать вино, Ян стал делать вид, будто решил напиться. Он пил и покрикивал на служителей, чтобы те подливали в бокалы, не скупились, что свадьба обычно бывает один раз в жизни и что нынче невеста должна быть пьяна, черт возьми. Это уж берет на себя он сам, ее брат… И тотчас стал сплетать пани Бете странную семейную историю. Что, дескать, было бы, если б он, Ян, полюбил свою сводную сестру. Семейные отношения самым необычайным образом переплелись бы: его мать стала бы бабкой и теткой своего внука, а он был бы братом и мужем своей сестры и жены, а его отец — дядей и дедом. И в таком роде он перемешивал имена и родственные отношения, пока пани Бета не схватилась за голову и не попросила его перестать, так как у нее от всего этого голова пошла кругом. Ян засмеялся и выпил за здоровье пани Беты.
За первым тостом последовал второй, с сидящими напротив, потом третий, потом произнес благочестивую речь Йошт, потом шутливую — пан Менгарт, и тотчас после этого и за столом новобрачных, и за столами остальных гостей, и у челяди, пившей почем зря, развязались языки, в зале поднялся страшный шум, и уже не было слышно ни флейт, ни лютней.
Все это время Ян не глядел на невесту и жениха и не говорил ни с кем, кроме пани Беты, которая то краснела от гнева, то готова была расцеловать удивительнейшего, милейшего молодого рыцаря, который говорит одни глупости, но в то же время полон остроумия и вдохновения. Она чокалась с ним и в конце концов пожелала, чтобы ее собственный сын, сидящий здесь жених, имел хоть немного Яновой закваски.
— Думаю, что сестра моя тоже была бы не прочь, — сказал Ян, но тут же прибавил: — Да, но я не всегда таков. Бывают у меня и грустные минуты. Это я сегодня… Мне так радостно, что моя дорогая сестра Бланчи выходит за такого знатного и богатого человека, который к тому же ваш сын, уважаемая пани!
Это тоже понравилось пани Бете, и не было конца веселым тостам и беседам, пока вдруг стул рядом с пани Бетой не оказался пустым. Ян исчез, ничего не сказав. Он подошел к окну у входа в залу и открыл его. Многие радостно вздохнули и отерли пот со лба. Но они не обратили внимание на то, что Ян, высунувшись из окна, засвистал.
Тут в залу влетел первый, за ним второй голубь, потом ласточки, вороны, и прежде чем пирующие успели опомниться, над ними беспорядочно кружили стаи голубей, ласточек, ворон, опрокидывая бокалы на столах и гадя на одежду и головы гостей. Но Ян встал на стул посреди залы и, махая руками, стал управлять пляской птиц. Наладив их дружное движение, он сделал знак рукой и потребовал тишины. Все повиновались, завороженные его необыкновенными глазами.
Ян стоял посреди залы. Над головой его правильными кругами носились голуби и ласточки, а за ними, изо всех сил стараясь держать строй, несколько ворон. Пирующие ждали, что будет дальше. Но Ян долго не говорил ни слова. В зале была мертвая тишина. Только шелест птичьих крыльев да тяжелое дыхание сытых и пьяных людей.
Тут Ян впервые взглянул на невесту. Она была все такая же бледная, как и утром. Ян заговорил:
— Птичья ватага прилетела поздравить невесту с женихом; арабская мудрость гласит, что птичий помет — к счастью, так, приветствуйте птиц врбицкой крепости, так как то, что построил здесь пан Боржецкий — это не замок, а крепость, — и старайтесь им уподобиться. Закружитесь тоже! Что вы не танцуете? Скажете, здесь нет места, надо вынести столы? Не надо их выносить, — на земле всюду довольно места, чтобы поплясать хорошенько… Милые скрипачи и флейтисты, играйте!
И, спрыгнув со стула, он выхватил у одного из флейтистов его инструмент, потом опять вспрыгнул на стул и заиграл. Слегка приплясывал. Флейтисты дружно подхватили мелодию, и вскоре все участники свадебного пира тоже стали прпплясывать. Играя, Ян глядел на Бланку. Она не шевельнулась. Богуслав хотел было взять ее за талию, но она отстранила его руку. Только ее одну во всей зале не захватила игра Яна.
Ян поднял руку и велел всем встать. Все встали, Бланка тоже. И принялись танцевать.
— Идемте, — промолвил Ян и показал пальцем на дверь.
Он снова спрыгнул со стула. Первыми двинулись вперед музыканты, за ними — пьяные челядинцы, пажи, оруженосцы рижмберкских панов, за ними — гости из-за ближних столов и, наконец, весь стол главных участников торжества. У кого не было дамы, тот плясал с кубком, блюдом, а не то куском кабаньего бока либо гусиной ножкой в руках. Ян следил за покидающей пиршественную залу процессией. Увидев пани Кунгуту, ступающую легко на цыпочках с трехзубой вилкой в руке, он ласково ей улыбнулся. И пани Кунгута отметила ему понимающей улыбкой, как будто между ними было что-то условлено. Потом прошла Бланчи. Но она не танцевала. Только шла, не спуская глаз с порхающих птиц, которые теперь уже метались беспорядочно, крича, каркая, и натыкались на стены в поисках окна, через которое влетели. На Яна она не взглянула… Потом он увидел пани Бету, покачивающуюся в объятиях беловолосого швиговского помещика, а за ними — пана Менгарта с бокалом в руке, кричавшего, что такой веселой свадьбы он еще не видел и чтоб слуга подлил ему вина…
Когда зала опустела, Ян пошел за остальными. На дворе флейтисты играли все тот же мотив. Гости плясали и требовали еще вина. Ян приказал выкатить бочку из погребов и наливать прямо тут же, на дворе. Так и сделали. Ян ходил среди гостей, улыбаясь всем. Увидев Бланку, на которую никто не обращал внимания, оттого что она ни на кого не обращала внимания, не пила и не танцевала, спокойно кивнул и вполголоса промолвил:
— Я сейчас приду, Бланчи.
Потом громко крикнул:
— Будете вы танцевать или уже обленели и ослабли? Неужто это рижмберкские, врбицкие, стражские, неужто домажлицкие и швиговские? Так ли веселились ваши славные предки?.. Музыка!
И, подойдя к воротам, велел открыть. Выстроив оркестр вокруг себя, зашагал вперед. Но на минуту остановился.
— Вы слышите меня? Во Франции есть часовня, куда ходят молиться пляской. И святой, чтимый в этой часовне, охраняет всех плясавших перед ним от голода, мора и войны. Пляшите, будто в часовне святого Вита во Франции, чтоб господь сохранил вас от всякого зла! Аминь.
Толпа гостей повалила из ворот, все парами, с трудом передвигая ноги, в измятой одежде, красные, со ссадинами на руках, кто падая и снова подымаясь, иной раз из последних сил, но все — покорные воле человека, играющего на флейте, приманивающего птиц небесных и превращающего свадебный пир в шутовское сборище. Танцуя, спустились ложбиной на луг. Там музыканты сели, продолжая играть. Вслед за процессией слуги катили бочки. На лугу опять пошла попойка. Прямо на траве, под звездами…