Страница 36 из 41
Когда обыск был закончен, Нарышкин поблагодарил и отпустил понятых.
— Зоя Аркадьевна, — обратился он к хозяйке, — я думаю, в целях обеспечения тайны следствия, ну и вашей безопасности избрать как меру пресечения ваш арест.
— Да вы что! При чем тут я?! — сквозь слезы простонала она.
— Успокойтесь, — попросил ее Нарышкин. — Мы еще не нашли и даже не установили убийцу. Ясно одно: ваш муж был замешан в крупных спекуляциях, имел большие ценности и погиб от руки неизвестного. В этой ситуации я не могу поручиться за вашу жизнь, тем более что вы от меня постоянно скрываете то одно, то другое.
— Ничего со мной не случится.
— Возможно, но я назвал и главную причину, вынуждающую меня принять такое решение. Это в интересах тайны следствия. Оставаясь на свободе, вы можете предупредить Конина и других знакомых вашего мужа, а это повредит расследованию.
— Хорошо, спрашивайте обо всем, что вас интересует, я все честно расскажу, только не трогайте меня.
— С какой целью приходил к вам сегодня Конин?
— Просил отдать деньги за бриллианты, которые дал Федору.
— Из записной книжки вы выписали телефоны Лаевского, Цатурова, Когана и прочих. Это в связи с просьбой Конина?
— Нет, видите ли… — Хабалова замялась, не зная, что сказать, и в то же время боясь признаться в своих намерениях.
— Только честно, — предупредил Нарышкин, — иначе разговора не получится. А вы в нем заинтересованы не меньше нас.
— Когда Олег потребовал, чтобы я вернула бриллианты или деньги, я ответила, что не знаю, о чем речь. Он стал ругаться, грозить расправой, потом умолял отдать его долю, иначе за себя не отвечает. Я сказала, что он дурак, об этом не кричат на весь дом. Объяснила, что в субботу муж пропадал целый день, а вечером пришел пьяный. В воскресенье молчал все утро, потом снова напился, пока я ходила в магазин.
— Как реагировал на все это Конин?
— Сказал, что верит мне, успокаивал. Потом стал просить познакомить с «богатыми купцами», приятелями Федора, обещал за это озолотить. Я сказала, что в лучшем случае соглашусь быть только посредником.
— Когда Конин должен прийти за ответом?
— Через два дня, в понедельник.
— Так… — задумчиво произнес Нарышкин, — хочу предупредить вас, Зоя Аркадьевна, что на основании статьи Уголовного кодекса вы несете ответственность за разглашение тайны предварительного следствия. — Он неожиданно дружелюбно улыбнулся ей и добавил: — И вообще лучше быть свидетелем, чем соучастником, когда будут судить убийцу. А пока у вас шансы равные. Учтите. Я оставляю вас на свободе.
— Спасибо, большое спасибо… господи… — от растерянности Хабалова не могла найти нужных слов.
— Николай Николаевич, а вы не боитесь, что она помешает ходу расследования? — спросил Морозов, когда они вошли в лифт.
— Нет — уверенно ответил Нарышкин. — Натуры у людей разные. Для одних с потерей богатства и жизнь теряет смысл, другим, как воздух, нужен сам процесс купли-продажи, они игроки. А эта женщина больше всего сейчас нуждается в этом.
На следующее утро Морозов направился на доклад к руководству по результатам вчерашнего допроса и обыска у Хабаловой. В приемной начальника управления уже ждал Дмитриев. Они прошли в кабинет. Первым попросили доложить Морозова. Он коротко рассказал, на какой стадии находится розыск подозреваемых в убийстве. В заключение подчеркнул, что личность Хабалова, особенно результаты обыска, дают основания предполагать, что тот, возможно, стал жертвой своей преступной деятельности.
— Борис Петрович, — задал вопрос генерал, — вы категорически исключаете участие Хабаловой в подпольных сделках мужа?
— На данном этапе — нет. Неопровержимых доказательств на сей счет не имеем. Можно предположить, что о чем-то она догадывалась хотя бы по его телефонным разговорам. Поэтому и выписала телефоны «купцов». В число группы расхитителей входит и известный нам художник-реставратор Лаевский…
— Помню этого «мецената», — кивнул генерал.
— …Есть предположение, что за день до убийства Хабалов продал ему бриллианты, похищенные Кониным с «Кристалла».
— Кто мог знать об этой сделке из числа знакомых убитого?
— Судя по всему, Конин. Возможно, жена Хабалова, ее знакомый Соболев, его приятель Ярцев, которого выявил в Магадане Козлов. Этот человек одновременно с Соболевым был в Москве.
— Вы уверены, что обыск у Конина может дать результаты?
— По нашим данным, он реализовал только часть бриллиантов, сделал как бы пробный шаг. Наблюдение за Кониным показало, что он встречался только с Хабаловым, причем возвращался от него с пустым портфелем. Следовательно, расчета еще не было. Хабалов, в свою очередь, в последнее время поддерживал контакт только с Лаевским. Двадцать шестого мая, накануне убийства, он вышел из особняка художника с набитым портфелем, вероятно, сделка состоялась. Но тогда мы брать Хабалова не рискнули — могла быть провокация. Окажись при задержании портфель просто с бумагой, и преступники будут предупреждены, затаятся.
— Если вы уверены, что тайник у Конина дома, — генерал посмотрел на Дмитриева, тот кивком подтвердил это, — тогда медлить ни к чему. Понадобится помощь — звоните.
…Отправив жену с дочкой гулять, Олег Сергеевич сидел дома и читал «Основы советского законодательства».
— Кто там? — крикнул он, когда раздался длинный звонок.
— Участковый, откройте.
— Сейчас, только ключ найду!
Было слышно, как он пробежал на кухню, оттуда в кабинет, в гостиную, открыл окно и стал кричать: «Саша! Саша!»
— Взламывайте дверь! — приказал Морозов.
Когда оперативные работники вошли в квартиру, Конин кричал в телефонную трубку, что к нему рвутся грабители. Но, видимо, получив соответствующее разъяснение — 107-е отделение милиции было предупреждено, — возмущенно бросил ее и застыл, скрестив руки на груди.
Морозов подошел к окну и взглянул вниз. Жены Конина не было видно. Один из двух стоявших во дворе работников милиции подал условный знак, что из квартиры ничего не выбрасывали. Нарышкин официальным тоном обратился к хозяину:
— Гражданин Конин, вам предлагается до решения суда добровольно передать под охрану государства бриллианты, а также другие ценности и деньги, нажитые преступным путем. Вот санкция прокурора на обыск.
— Здесь какая-то ошибка! Меня оговорили! Я буду жаловаться! — визгливым голосом выкрикнул тот.
— Не будем терять времени, — прервал его Нарышкин. — Борис Петрович, пригласите понятых.
Сотрудники начали тщательный осмотр наиболее вероятных мест, где могли быть спрятаны драгоценности. Конин наблюдал за происходящим с оскорбленным видом человека, перед которым вот-вот должны извиниться. Через час вернулась жена с дочкой.
— Что здесь происходит? — недоумевающе обратилась она к мужу, словно не замечая посторонних людей.
— Не волнуйся, Сашенька, это какое-то недоразумение…
Конина злобно полоснула глазами по знакомому лицу Морозова. Муж взял у нее из рук сумку с продуктами, что-то шепнул, помогая снять жакетку, и она сухо обратилась к инспектору:
— Не знаю, что у вас за дела, но мне нужно кормить ребенка.
— Одну минуточку, — остановил ее Дмитриев. — Николай Николаевич, я думаю, мы не будем делать личный обыск гражданки Кониной, а занесем в протокол, что для повседневного ношения у нее на руке обручальное кольцо, других драгоценностей нет.
— Я протестую! — взвился Олег Сергеевич. — У жены есть еще личные драгоценности, подаренные ей покойной матерью. Нарышкин и Дмитриев посовещались.
— Борис Петрович, проводите Олега Сергеевича на кухню. Потом мы вас пригласим, — сказал Нарышкин и, когда дверь за ними закрылась, обратился к Александре Михайловне: — Опишите, пожалуйста, драгоценности, подаренные вам матерью, а понятых прошу засвидетельствовать.
Конины не были готовы к такому повороту дела, и ситуация привела хозяйку в замешательство. Наконец она решилась назвать некоторые самые ценные изделия.