Черная камея

Почему мне никак не уйти с этого маленького кладбища? Что я пытаюсь здесь вспомнить? И где те безмолвные призраки, которые в моем невинном прошлом глазели на меня? Почему они сейчас не появились с приходом утра, когда небо окрашивается в фиолетовые и розовые тона, почему не говорят мне, что мое место с мертвыми?

Возможно, солнце не причинит мне столько боли, как огонь. Но как тогда я сумею сыграть свою роль в уничтожении Гоблина, если просто дождусь здесь утра? Мне не хватало смелости. Мне не хватало сил.

«Я дам их тебе. Приди ко мне в объятия».

Я обернулся. Это был Лестат. Я сделал то, что он велел. Я почувствовал, как крепко сжались его руки, когда он сомкнул их вокруг меня. Его ладонь легла мне на затылок, когда он притянул мою голову к своему горлу.

«Поцелуй меня, юноша. Возьми то, что тебе нужно. Я дарю тебе это».

Я впился зубами в его кожу. Она поддалась, и мой рот наполнила кипящая кровь и хлынула в горло. Я наслаждался этим потоком, обильным, дурманящим, неземным. На какое-то мгновение чистая физическая сила затмила все мысли, но затем передо мной проплыли яркие блестящие картины, словно освещенные неоновыми огнями, этакая ревущая карусель жизни, смена веков, бесконечная череда великолепных ощущений и под конец мириады огней, цветов и нежное, едва уловимое биение его сердца, его чистого сердца, открытого мне сердца, исполнившего все мои желания.

50

Летняя ночь. Солнце не закатывалось за горизонт до половины восьмого. Над фермой Блэквуд нависла тишина.

Клем, как и обещал, приготовил много дров, свалив их высоким кольцом вокруг всей могилы, поверх могилы тоже были уложены дрова и уголь. И повсюду стояли свечи.

Меррик появилась в прелестном простом платье из черного хлопка с длинными рукавами и ниткой агатовых бус вокруг шеи. Волосы распущены по плечам. С собой она принесла объемистую сумку, причудливо расшитую блестящим бисером, которую она осторожно поставила возле одной из могил, и, перекрестившись, почтительно опустила ладонь на эту могилу.

Вынув зажигалку, она поднесла ее к первой свече. Потом достала из сумки длинную тонкую свечку и, как только та загорелась, обошла с ней по очереди все остальные свечи. Маленькое кладбище медленно заполнилось светом.

Лестат стоял рядом со мной, держа руку на моем затылке. Я дрожал, словно от холода.

Наконец все кладбище было освещено, а так как Клем поставил свечи в несколько рядов и в маленькой церквушке, о которой я совершенно забыл, Меррик и их зажгла, осветив окна церкви мерцающими огоньками.

Меня охватила холодная тревога, когда Меррик подняла банку с керосином, щедро полила из нее уголья и дрова, а потом поднесла свечку и отошла назад. До сих пор мне не приходилось видеть такого огромного полыхающего костра.

– Подойдите ко мне оба, – крикнула она нам. – Будьте моими помощниками, повторяйте все, что я велю повторить, и делайте все, как я скажу. То, во что вы верили в прошлом, не важно. Сейчас поверьте в меня. В этом вся суть. Вы должны отнестись с верой к тому, что я буду делать и говорить, тогда обряд подействует.

Мы оба согласились.

– Квинн, не бойся, – сказала она.

Костер пылал и трещал. Я отступил назад, инстинктивно испугавшись, Меррик с Лестатом тоже отступили. Лестату особенно ненавистен был этот огонь. А нашу Меррик, казалось, этот огонь завораживал. Чересчур завораживал, подумал я, хотя что я тогда знал?

– Назови мне истинные имена родителей Гарвейна и всех его предков, каких только знаешь, – попросила Меррик.

– Джулиен и Грейс, Гравье и Элис, Томас и Роза, Пэтси... это все.

– Очень хорошо. Не забывайте, о чем я вас просила, – сказала она и, отойдя, снова полезла в большую черную сумку, откуда достала позолоченный нож. Этим ножом она вспорола себе кисть и, подойдя как можно ближе к костру, брызнула в него кровью.

Тогда Лестат, испугавшись, что Меррик обожжется, дернул ее назад.

У нее перехватило дыхание, как будто она и сама испугалась. Потом она достала из сумки потир и велела мне подержать его, после чего снова полоснула ножом по запястью, нанеся себе глубокую рану. Кровь потекла струей в кубок, а Меррик отобрала его и выплеснула на огонь.

Жар от костра стал невыносим. Пламя пугало меня, я ненавидел его. Ненавидел невольно, подчиняясь человеческому инстинкту, подчиняясь инстинкту Охотника за Кровью. Но мне стало полегче, когда Меррик передала мне потир.

Внезапно Меррик откинула назад голову и подняла руки, вынуждая нас обоих отойти от нее, дать ей место.

– Всевышний, – воскликнула она, – Господь, создавший все вокруг, видимое и невидимое, приведи ко мне своего слугу Гарвейна, ибо он до сих пор бродит по Земному Царству и потерян для твоей Мудрости и твоей Защиты! Приведи его сюда, ко мне, Всевышний, чтобы я могла направить заблудшего к тебе. Услышь, Господь, мой крик. Пусть мой крик, Господь, дойдет до тебя. Услышь свою рабу Меррик. Взирай не на мои грехи, а на мое дело! Присоединяйте свои голоса, Лестат и Тарквиний! Немедленно.

– Услышь нас, Всевышний, – тут же подхватил я и понял, что Лестат забормотал похожую молитву. – Господь, услышь нас. Приведи сюда Гарвейна.

Хоть я и был напуган, но внезапно осознал, что церемония меня целиком захватила, и под воздействием Меррик мы с Лестатом забормотали более привычные молитвы.

– Господь, посмотри с милосердием на своего слугу Гарвейна, – призывала Меррик, – который с младенчества бродит потерянный среди смертных, не видя Света и стремясь, несомненно, обрести его. Господь, услышь нашу мольбу. Господь, взгляни на Гарвейна, пришли Гарвейна к нам!

Внезапно сильный порыв ветра покачнул ближайший дуб, и в огонь посыпался дождь листьев; костер оглушительно затрещал, а ветер раздул его еще выше, и тут я увидел над пламенем фигуру Гоблина в виде своего двойника, в его глазах светились красные отблески пламени.

– Ты думаешь, что дух не способен раскусить твой трюк, Меррик, – заговорил Гоблин своим низким монотонным голосом, который сейчас заглушал шум костра. Я не слышал этого голоса больше четырех лет. – Думаешь, я не понимаю, что ты задумала убить меня, Меррик? Ты ненавидишь меня, Меррик.

И сразу фигура начала бледнеть и расплываться. В конце концов она доросла до огромных размеров и оттуда, с неба, со всей силы обрушилась на Меррик, но та воскликнула:

– А теперь гори, гори!

И мы все направили на него наш Огненный дар, выкрикивая одно-единственное слово – «гори». Он снова взмыл над костром, превратившись в целое сонмище крошечных огоньков, там он и завис, корчась и беззвучно воя, а потом он опять превратился в ветер и попытался задуть алтарь, после чего вновь напал на Меррик, на этот раз закрутившись в вихревую воронку.

Шум стоял невыносимый. Листва, подхваченная ураганным ветром, посыпалась на нас, пламя ярко вспыхивало. Меррик, пошатнувшись, попятилась, но мы не сдавали позиции, по-прежнему выкрикивая:

– Гори, Гарвейн, гори!

– Гори до тех пор, пока не превратишься в чистого призрака, каким тебе и следует быть! – кричала Меррик. – И тогда, Гарвейн, ты сможешь пройти к Свету, как желает Господь!

Она повернулась и выхватила из большой черной сумки маленький сверток. Развернув белое одеяльце, в которое что-то было завернуто, она протянула вверх сморщенный труп ребенка!

– Это ты, Гарвейн! – закричала она. – Это ты, поднятый из могилы, из этого тела ты вышел и принялся бродить, не находя себе места! Это твое бренное тело, это ты во младенчестве. Выйдя из него, ты стал бродить как потерянный, пока не прилепился к Квинну! Видишь это крошечное тельце, оно твое, Гоблин!

– Ложь! – прозвучал его голос, и он сам возник по эту сторону алтаря, прямо перед нами, мой двойник до последней пуговицы, и в бешенстве попытался вырвать крошечного черного сморщенного младенца из ее рук, но она держала тельце крепко, громогласно заявив Гоблину:

– Ты ничто, один только дым и отражение, ты воздух, воля и ужас. Ступай туда, куда тебе укажет Господь! Всевышний, молю тебя, забери этого раба, забери его, куда захочешь!