Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 41

Паула Путконен, член исполнительного комитета Национального союза студентов Финляндии:

«Конечно, я знаю об озонной опасности. И, как медик, ясно представляю симптомы озонного отравления: сильный кашель, жжение в легких, боли в груди, быстрая утомляемость, повышенная восприимчивость к инфекциям. К счастью, в Финляндии угроза атмосферного загрязнения пока еще слаба, главное для нас сегодня – это охрана водной среды. Но если мы будем закрывать глаза на дымящие фабрики и заводы, на безудержный рост автомобилей, то в результате воздух крупных городов постигнет та же участь, что и наши озера. Что происходит с озерами? Большая часть из них мелкие, загрязнены промышленными отходами, рыба гибнет, а государственного охранного закона до сих пор нет. Не случайно у нас создана молодежная организация «Союз с Природой». Проводим семинары, распространяем плакаты, призывающие население бороться с загрязнением воды и воздуха…

Кстати, об озоне. Сражаясь с ним, как с «участником» смога, нельзя забывать, что это еще и наш друг. Вы, конечно, знаете об озонном «щите»?…»

Горшки со смогом

Финская студентка Паула Путконен была права. Озон – это странный, удивительный газ, и личина у него двойная. В сущности, и озонная проблема тоже распадается на две части. Одна из них – сохранение озонного слоя, «плавающего» в верхних слоях атмосферы и защищающего все живое на Земле от губительных ультрафиолетовых лучей. Вторая – борьба с фотохимическим смогом.

Прекрасные окислительные свойства озона давно были взяты на вооружение человеком. «Пахнущий» газ обладал множеством амплуа: он мог служить дезинфицирующим средством, отбеливателем, дезодоратором, стерилизатором воздуха для больных астмой. Давно замечено, что очистка питьевой воды путем озонирования гораздо эффективнее, чем хлорирование ее: озон убивает только бактерии и вирусы, причем делает это в сто раз быстрее, чем хлор, и не образует соединений, вредоносных для фауны рек и озер. Разрушает остатки пестицидов и моющих средств, а, совершив свое благое дело, исчезает, не оставив ни привкуса, ни запаха. Московская вода, например, очищена озоном и – это знает каждый москвич – неизменно вкусна…

Около тридцати лет назад человек впервые почувствовал, что в его отношениях с универсальным газом не все складывается лучшим образом. Во второй половине 40-х годов торговцы автомобильным оборудованием в Лос-Анджелесе отметили странную картину: на шинах, долго хранящихся в складских помещениях, начали появляться глубокие, извилистые трещины. А вскоре тревогу подняли домохозяйки: модные по тем временам резиновые ванны, которым реклама гарантировала пятилетний срок службы, не выдерживали и года.

Не сразу, но виновник – пожиратель резины – нашелся. Им оказался… все тот же коварный озон. Он рождался над Лос-Анджелесом в результате сложного химического процесса, где участвовали солнечный свет, углеводороды и окислы азота. Два последних компонента в изобилии поставляли выхлопные газы автомобилей, которые уже в ту пору наводнили город в несметном количестве.

Постепенно озон «смелел». Он кусал ожогами ростки салата и шпината на пригородных фермах, нападал на городские деревья и цветы. Из людей первыми почувствовали на себе озонную атаку те самые больные астмой, которые до сих пор находили спасение в озонированном воздухе. А еще через несколько лет резко участились случаи легочных заболеваний. Эмфизема легких и болезни сердца распространялись со скоростью эпидемии.

Уже два десятилетия в Лос-Анджелесе существует служба озонной тревоги. Содержание озона в воздухе замеряется поминутно. Лишь только концентрация газа превышает оптимальный предел – 80 частей на миллиард, – радиостанции объявляют приближение фотохимического смога.

Американцы называют Лос-Анджелес «горшком, где варится смог». Город действительно чрезвычайно «удобен» для фотохимической «кухни»: он напоминает чашу, над которой постоянно висит облако выхлопных газов. Погода чаще всего солнечная. В 1974 году смог здесь «варился» 274 дня из 365.



На Лос-Анджелесе дело не кончилось. Похожие «горшки» стали появляться в разных районах мира. В последнее время недопустимая концентрация озона была отмечена и в горах штата Нью-Йорк, и в северной Мексике, и даже… над Атлантикой.

Эссур Скарпхединссон, студент Исландского университета:

«Короче, ясно: там, где нет контроля над автомобильным бумом, или там, где воздух сверх меры загрязнен продуктами сжигания топлива, при определенных погодных условиях можно ожидать «озонную атаку». Видите ли, не все осознают эту зависимость, но, я полагаю, в любом случае нет страны, где люди не задумывались бы над угрозой нашествия автомобилей. Я слышал, что в Вашингтоне власти всерьез собираются ввести «smog-days» – «смоговые дни», то есть дни, когда не следует выходить на улицу – и на работу тоже, – а лучше оставаться дома. Конечно, Рейкьявику до этого далеко, население у нас небольшое, со столицами других стран Европы не сравнить, однако частных автомобилей с каждым годом все больше, и сдержать эту лавину никто не в силах. Взрослые пока не чувствуют опасности, а вот дети по вечерам уже не хотят играть на улицах: им не хватает воздуха.

Симптом достаточно тревожный, и проблема охраны среды для нас весьма актуальна. Промышленных предприятий в Исландии не так уж много, они разбросаны по всему острову, может быть, поэтому владельцы чувствуют себя в полной безопасности и не строят очистных сооружений. Отсюда и заражение прибрежных вод, и загрязнение воздуха. В первую очередь это относится к предприятиям, контролируемым американской монополией «Юнион Карбайд», той самой, что поставляла вооружение и напалм для войны с вьетнамским народом.

В последние годы наши студенты развернули широкую кампанию за охрану природы в Исландии. Мы организовали поход по стране, встречались с фермерами, убеждали их не оставаться в стороне от борьбы. Естественные факультеты Исландского университета выпускают особую газету «Наттурверкур» – «Природная инженерия». К сожалению, еще далеко не всем ясно, что если сегодня не выступать за чистоту воздуха и наших вод, то завтра может быть поздно…»

Спиро Энтони, студент Сиднейского университета, член Союза молодых социалистов Австралии:

«Фотохимический смог добрался и до Австралии. По крайней мере, до Сиднея, где я живу и учусь. Автомашин на улицах уйма, и во время безветрия дышать нечем. Не удивлюсь, если узнаю, что «легочников» и у нас стало больше. А ведь город расположен на берегу океана, тем не менее морской воздух не помогает. Сейчас вы вряд ли найдете сиднейца, который в воскресные дни не стремится удрать за город. Причем чем дальше, тем лучше. А уж о прибрежных водах и говорить нечего. Рыба исчезла, да и что ей делать, рыбе, если кругом нефть и грязь? Кое-какие законы против сбрасывания отходов все-таки приняли, а вот штрафы очень маленькие. Что мы делаем в связи с этим? Особо эффективных средств у нас мало, но, пожалуй, листовки – это сильнее прочего. Печатаем их, выходим на улицы и раздаем прохожим… Как вы понимаете, с компаниями трудно бороться, но ведь правда на нашей стороне!»

К вопросу о разгерметизации Земли

Миллиарды лет назад озонного слоя над нашей планетой не было. В сущности, тогда и кислорода-то не было – атмосфера представляла собой сложный «коктейль» из водяного пара, углекислого газа, метана и прочих компонентов. Лучи солнца разбивали молекулы воды, водород, как самый легкий газ, утекал в космическое пространство, из атомарного кислорода образовывался молекулярный, а в дальнейшем и озон. Гипотез, объясняющих возникновение в атмосфере Земли кислорода, существует несколько. Одна из них утверждает, что все происходило именно так, как описано выше. С другой стороны, наиболее популярная и авторитетная из последних теорий связывает возникновение кислородно-азотной атмосферы с жизнедеятельностью растений, конкретно – сине-зеленых водорослей. Так или иначе, сейчас для нас важно не это. Важно другое: в конечном итоге на высоте 20—40 километров возникла озонная «шуба» – надежная броня от ультрафиолетового излучения Солнца. Кстати, того самого излучения, которое до определенного этапа принимало активное участие в образовании аминокислот. С течением времени эти аминокислоты сливались в сложные молекулы, на планете прибывала жизнь, и для нее радиация была уже смертельной. Тут-то озонный слой и «сработал»: встал на защиту биосферы.