После войны

— Товарищ гвардии обермастер! — возмущённо упёрла руки в бока девушка. — У Вас сотрясение, Вам лежать надо, по крайней мере, пару дней! И, судя по тому, что Вы сознание потеряли, сотрясение сильное!

— Сознание я потерял потому, что не выспался и очень сильно вымотался, — поправил я. — Так что, скорее, не сознание потерял, а просто внезапно заснул. К тому же, я не уверен, что придётся куда‑то идти. Пусть зайдёт, выскажется.

Окинув меня строгим взглядом и удручённо покачав головой, она освободила дверной проём.

— Товарищ магистр!

— Гвардии обермастер, сколько уже повторять можно?! — не выдержал я.

— Виноват! — вытянулся в струнку встревоженный призрак. — Да только беда у нас, товарищ гвардии обермастер! Злыдня эта, тварь ползучая, пропала!

Несколько секунд я потратил на то, чтобы понять, о ком идёт речь, и на всякий случай решил уточнить.

— Старостина жена? Которая псарню в дом пустила? — он утвердительно кивнул. — И как у неё это получилось?

— Ну, мы её, как водится, розгами отлупили — так, без излишнего тщания, токмо воспитания для. Хотели в погреб нести, да жалко её стало; баба всё‑таки, дура, без мужика, какой с неё спрос? Да и мы тоже виноваты всей деревней, сколько уж народ говорит — некросу веры нет, как есть обманет, и сделки с ними хуже смерти. Ну и решили не в погреб, а в чулан запереть, тут, у меня. Чулан большой, там раскладушку поставили. А она вот пропала! Дверь нараспашку, и нет никого!

— Никаких следов не было? Только внятно, а не как в прошлый раз!

— Так оно это… Почитай, никаких! Дверь открыта, и привет, — пожал плечами трактирщик.

— Дверь как закрывалась? На засов?

— Да какой засов в чулане, товарищ офицер? — бесхитростно удивился мужик. — Так, крючочек махонький.

— Суду всё ясно, — я вздохнул, встал, потянулся до хруста. — Сбежала она. Дура… Далеко ли поводок от места привязки убежит, тем более — своим ходом. Сейчас я рапорт отправлю, и поймаю её.

— Товарищ гвардии обермастер, — подала голос доселе молчавшая целительница. — Я взяла на себя смелость отправить рапорт, воспользовавшись Вашим шаром. Сказали, что самоходка вышла, это вчера вечером было, Вы почти сутки спали.

— Вчера вечером? Плохо. Вернее, нет, хорошо, что отправила, правильная инициатива. Плохо, что дрянь эта сбежала, надо идти ловить поскорее, а то невежливо будет: люди спешат, приедут, а у нас преступница исчезла, — я, говоря, продолжал стоять на дощатом полу, рассеянно оглядываясь в поисках собственной одежды, на всякий случай придерживая рукой холщовые подштанники. Не в таком же виде идти, засмеют! Да и неприлично как‑то; ладно, целительница — хоть и женщина, но лекарей стесняться глупо, а вот по улице в исподнем шастать… — Уна, а моя одежда в полную негодность пришла? Или что‑то от неё всё‑таки осталось? — с надеждой обратился я к оберлейтенанту, но вместо неё ответил трактирщик.

Тьфу! Надо хоть узнать, как мужика зовут, а то я всё «трактирщик» да «призрак».

— А не извольте беспокоиться, всё уже готово! — засуетился он. — Вот, минуточку, сейчас всё будет, — обрадованный моим согласием на поиски (можно подумать, у меня был выбор), мужик куда‑то поспешно исчез. Или он просто радовался, что я в этот раз не ругаюсь? Да я бы и в прошлый раз мог отнестись спокойно, не разбуди он меня в такую несусветную рань. Ну, и веди себя чуть более вменяемо.

— Уна, а Вы не подскажете, как зовут этого трактирщика? А то неловко как‑то.

— Дядька Лех, а как полностью — уже никто и не помнит. Он тут давно заправляет, и помер ещё до революции.

— Спроси, как помер, — подал голос мой необычный спутник из‑под кровати. Передать его вопрос я не успел; Уна вздрогнула и ошарашенно уставилась на кровать.

— Что случилось? — встревожился я. Она его слышит? Да быть такого не может!

— Какой‑то звук почудился из‑под кровати — не то писк, не то шелест, — она тряхнула головой и вздохнула. — Мыши, наверное, а я их, честно говоря, боюсь очень.

— Странно, я не слышал, — хмыкнул я, прошёл к кровати и сел на неё, давая возможность тени перебраться ко мне под ноги. — А как этот дядька Лех стал тем, чем стал? Или об этом тоже никто не знает?

— Да вроде он сам говорил, что пьяный в канаве замёрз зимой, — пожала плечами женщина. Я кивнул; история вполне могла быть правдой.

Полуматериальным призраком мог стать человек, умерший тихо и, вероятнее всего, случайно. Как вот этот трактирщик; упал пьяный в канаву, потом очнулся — домой побрёл, даже сначала не заметив, что всё вокруг совсем не так, как было раньше. Не заметил, что умер, и принялся жить дальше. Потом‑то, конечно, всё понял и смирился. Одно отличие: обычно такие вот призраки живут в одиночестве, потому как живые подсознательно не переносят общества духов, причём куда больше, чем общества не — мёртвых. А тут — гляди‑ка, трактир содержит.

— В принципе, если до революции, это объясняет его подхалимское поведение, — я вздохнул. — Уна, а скажите, Вы ведь работали в госпитале в тылу, да?

— Так заметно? — смутилась она. — Да. Я, честно говоря, на службу‑то попала полгода назад, как училище закончила.

— Вы молодец, просто очень уж переоценили мои повреждения, — я успокаивающе улыбнулся.

— А это не потому, — тут же оживилась оберлейтенант. — Просто… видели бы Вы себя со стороны! Вы такой страшный были. Из горящего дома, весь в пепле, в крови, и Нулию так страшно тащили. Чисто сам Чернух или кто из его воевод!

— Вот как? — я удивлённо вскинул брови. — Никогда не задумывался, как это выглядит со стороны. Да куда этот трактирщик подевался‑то? — поморщился я. — Время поджимает, да ещё боги знают, как далеко она убежать успела.

— Товарищ гвардии обермастер, а вот и вещи! — закудахтал, влетая в комнату, трактирщик, как будто подслушивал под дверью и ждал, пока его помянут. Да я почти уверен, что оно так и было. — Бабы всё что могли сделали, постирали, залатали. Не новое, но и носить не стыдно!

Я принял из его холодных рук стопку одежды и в зеркало отполированные сапоги. Развернул гимнастёрку и восхищённо присвистнул: мужик был излишне скромен. От новой мою когда‑то потёртую и недавно основательно порванную гимнастёрку если и можно было отличить, то с трудом. Не иначе, домовые постарались!

— Передавайте большое спасибо тем, кто это сделал! — искренне поблагодарил я. Лех расплылся в довольной улыбке и удалился за дверь.

— Товарищ гвардии обермастер, я Вас внизу подожду, — предупредила Уна и вышла вслед за ним.

— Нет, ты это видел? — выждав пару секунд, высказался Тень. — Она меня услышала!

— Неужели ты напуган? — насмешливо поинтересовался я, с наслаждением переодеваясь в свои чистые вещи.

— Я? Я не напуган, я заинтригован! — возмутились с пола. Тень возбуждённо подрагивал. — Первый раз такое вижу!

— Но я‑то тебя слышу.

— Ты — это совсем другое дело, — привычно отмахнулся он, не поддавшись на провокацию и в очередной раз не дав мне никакой подсказки о собственной сущности и причинах поступков. — А вот она меня слышать не может даже теоретически, и это‑то самое интересное! Давай возьмём её с собой, я немного поизучаю?

— И как ты себе это представляешь? — я насмешливо хмыкнул. — «Знаете, у меня есть жаждущая пообщаться с Вами тень…» Я тебе, кажется, уже объяснял, что подавляющее большинство людей, узнав о тебе, перепугаются до полусмерти и тут же примутся искать способ от тебя избавиться. Почему‑то мне кажется, эта милая девушка относится именно к таким людям. Их ещё обычно «нормальными» называют.

— Это одна из причин, почему я выбрал именно тебя, — с иронией откликнулся Тень. Я не стал уточнять, что за «остальные причины»: на прямой вопрос он точно не ответит, уже проверено. — Ладно, я понял, приказывать ты ей ради моей прихоти тоже не будешь. Ну, значит, будем вместе мучиться от любопытства. А ты ещё нервно вздрагивать и озираться, когда я обращусь к тебе в каком‑нибудь людном месте, — он препакостно захихикал.

— Делать мне больше нечего, — я хмыкнул. — Это ты очень не хочешь, чтобы окружающие о тебе знали, а мне это не принципиально; я просто уважаю твоё желание.