Девочки и дамочки

— Я видел, — кивнул Гаврилов. — Как шли? Дай карту, — повернулся к кожаному.

— Не могу. Секретная.

— Эх, черт! А моя как раз тут срезана… На восток все время шли? — спросил бойца.

— Вроде…

— Володи, — не зло усмехнулся Гаврилов. — Ну а немцев видели?

— Нет, мы деревни обходили.

— Я же сказал: дезертиры! — обрадовался кожаный.

— Да погоди ты! — снова отмахнулся Гаврилов. — Оружие есть?

— Есть… Только немного. «Дегтярев» один, ну и винтовки…

— И гранаты? — подсказал Гаврилов, как экзаменатор растерявшемуся первому ученику.

— И гранаты, — кивнул боец, — только мало…

— Дезертиры, — мрачно повторил кожаный.

— С «Дегтяревым» не дезертируют, — оборвал его Гаврилов. — Ты вон с этой цацкой и на колесах, один, без раненых, не очень вперед лезешь! А они герои! Герои! — твердо повторил он.

— Товарищ капитан, при младшем дискредитировать…

— Брось, лейтенант, — отмахнулся Гаврилов, снимая с кожаного всю его тайную важность. — Молодцы, ребята! — повернулся он к бойцу. — Молодцы! Сейчас вас покормят. Жалко только, что немцев не видели. Может, хоть танки слыхали?

— Нет, врать не буду, товарищ капитан. Не слыхали. Нас штурмовая группа была — полтора взвода, а всего девять осталось. Лейтенантов двоих убило. Мы к своим, к окруженным, пробивались вперед. Два раза немцы нас отбили. Тогда мы в лес и больше не высовывались…

— Значит, впереди бой?.. — обрадовался Гаврилов.

— Ага, товарищ капитан. Там нашего брата сосчитать невозможно. Вроде две армии окружены…

— Ну, вы мне панику не сейте! — рассвирепел кожаный.

— Ладно. Пока помолчи, — снова обрезал его Гаврилов. — Значит, танков, говорите, не видели?

— Нет, только самолеты.

— Ну этого добра и тут хватает, — усмехнулся капитан. — Вон снова летят.

Над лесом, вовсе не так высоко, метрах на восьмистах, не больше, летели три «юнкерса» и чуть сзади и выше их два «мессершмитта».

— Отойдем, капитан, — тихо сказал кожаный.

Красноармеец покорно остался ждать у моста. Женщины все сбежались к церкви. Оттуда доносилось:

— Ваньку Сизова видел?

— А Евтеева Сергея?..

— Слушай, милый, Шлыковых, Шлыковых Вальку с Валеркой встречал? — надрывалась Ганя.

— Ну? — сказал Гаврилов, когда они с кожаным поднялись на бугор.

— Ты командовать останешься? — спросил кожаный.

— Куда мне?.. Не видишь, что ли?.. — кивнул он на церковь и женщин.

— Тогда не мешай. Боец, ко мне! — крикнул кожаный в сторону моста.

— Только помни: люди все-таки, — вздохнул Гаврилов, понимая, что говорит впустую.

— Не учи, — огрызнулся кожаный. — Вот что, товарищ боец, — сказал он подбежавшему красноармейцу, — по лесам погуляли, теперь и повоевать надо. Приказ такой. За мостом отроете ячейки и займете оборону. Наши подойдут — вас сменят. А теперь — кругом! Обед вам туда доставят.

— Так, товарищ капитан? — Боец глянул с надеждой на Гаврилова, вдруг тот снова обрежет командира в кожаном. Но Гаврилов только спросил:

— Лопат не требуется?

— И девушек бы заодно… — усмехнулся боец.

— А что! Это можно, — развеселился кожаный. — Этого добра тут хватает.

— Не дам, — мрачно сказал Гаврилов.

— Ты что? — удивился кожаный.

— Не дам, и все. Забирай, боец, лопаты, присылай за кашей. И, повернувшись, Гаврилов пошел к церкви.

— Тебе чего, гарему своего жалко? — спросила вертевшаяся неподалеку Марья Ивановна, когда он проходил мимо. — Так он тебе, вроде, ни к чему.

— Мне еще как сказать, а женщинам действительно ни к чему на тот берег. Там сейчас, может, бой будет.

— Да не паникуй, капитан, — сказала, догнав его, старшая. — Или у тебя заодно командирскую храбрость оттяпало?

— Дура, — печально улыбнулся он. — А тебя, между прочим, немцы тоже не пожалеют…

— Ты чего это?

— А ничего, Маруся… Слушай меня, только тихо. Мы с тобой накрылись… Впереди войск нету. Пусто… Все равно как там. — Он показал на небо, по которому недавно пролетели немецкие машины. — Напутал кто-то, не туда нас послали. Вчера по телефону обещали мне платформы. Но сама знаешь: верить — верь, а надейся на одного себя. Так вот, если, — он поглядел на большие, переделанные из карманных, наручные часы, — через сорок минут платформ не будет или приказа нового не пришлют, снимайся отсюда и дуй назад.

— Врешь, — уже по инерции сказала старшая. — А этот на что? — вдруг вспомнила она про кожаного, который следом за бойцом шел сейчас по мосту на тот берег.

— На мотоцикл сядь! — с издевкой крикнул ему Гаврилов, но тот только рукой махнул.

— Раненых стесняется, — сказала старшая.

— Да нет. Ему далеко ехать страшно, — засмеялся капитан и хлопнул Марью Ивановну по заду.

— Ты чего? Или заиграло? — улыбнулась она.

— Заиграло. Да играть, Маруся, нет времени, — подмигнул Гаврилов, зная, что теперь им ссориться никак нельзя.

— Врал, значит?

— Ну как сказать… Может, малость присочинил с устатку.

— Ну и ну, — покачала она головой. — Артист же ты… Ой, да погоди! Вон они, твои платформы.

И вправду, на горизонте запыхтел серый дымок, и почти внятно послышались небыстрые перестуки колес.

13. Транспорт наземный и воздушный

— Там оружия полно, — зашептал Гошка, возвращаясь от моста к Лии. У них не было на фронте родных, и они не побежали к раненым, а присели у своего окопа.

— Хорошо бы — удалось… — кивнула Лия.

— Капитан не пустит. Парень с автоматом просил подкинуть женщин на тот берег, а капитан уперся, — покраснел Гошка, потому что утаил, для чего кожаный просил у Гаврилова женщин.

— Ну зачем же он так?.. — спросила Лия, хотя хмурый усталый капитан внушал ей больше доверия, чем бравый мотоциклист в кожанке.

— Знаешь что? В крайнем случае ночью под мостом переберемся! — по-заговорчески переходя на «ты», зашептал Гошка. — Вода ведь не такая холодная?

— Нет, — улыбнулась Лия.

— О чем шепчетесь? — крикнула с бугра Санька. — Не попадался им мой алкоголик, — засмеялась она. — Авось, жив папаня. Пьяного пуля боится.

— Скажем ей? — нерешительно спросил Гошка. Ему нравилась пухлая и смешливая Санюра.

— Давай спросим, — согласилась Лия.

— А чего? Можно! — бодро зевнула Санька, когда они, перебивая друг друга, шепотом стали излагать ей свой план. — Только одного фрица мало. Я меньше чем за пятерых несогласная!..

Веселой Саньке умирать не хотелось, да и все это пока было только разговорами.

— Ой, ребятишки! — крикнула она вдруг. — Гляньте, поезд идет.

— Я их, капитан, собирать не буду. Сам скликай, — ворчала Марья Ивановна. — Все равно как в опере — «фига — тут, фига — там». Только людей мучить.

— Ладно, сам скажу. Погоди, — отмахивался Гаврилов. Поезд шел медленно, кроме дыма, ничего пока не было видно.

— Порядок! — взбодрился за спиной Гаврилова кожаный. — Подкиньте, бабочки, товарищу бойцу шесть мисок.

За спиной кожаного стоял красноармеец в грязной шинели, но в уже приведенной в порядок пилотке. «Это другой, — подумал Гаврилов, — не тот, что докладывал».

— Быстро ты обернулся, — кинул он с насмешкой кожаному.

— А что? Людей расставил. Уже окапываются.

— Орден получишь!

— Брось…

— А чего? Дезертиров остановил. Панику, можно сказать, ликвидировал. Оборону поставил. Вполне дать могут, — издевался Гаврилов. — Вырви лист — напишу представление.

— А что — и остановил ведь, — не очень уверенно защищался кожаный.

— А я что? Дай-ка бинокль, если не секретный.

В шестикратном увеличении дым полз не быстрее, зато было видно, что паровоз-«овечка» опять прицеплен не по-людски, сзади трех платформ. Людей на них не было.

Ты шлешь моряков на тонущий крейсер,

Туда, где забытый мяукал котенок… —

вдруг вспомнился Гаврилову ошметок стиха, который на двадцать вторую годовщину задумал было читать с трибуны салажонок из карантина.