Ванька Каин

Что Каин является чисто народным историческим типом, сквозит в каждом его поступке. Это была беззаветно отчаянная голова, напоминавшая те исторические типы, первообраз которых кроется еще в богатырях Владимирова цикла и в новогородских «ушкуйниках», а потом в Стеньке Разине, Емельке Пугачеве и в целой массе понизовой вольницы. Для Каина нет ничего невозможного. В нем действительно кроется большая сила, хотя зло направленная, но это отблеск той нравственной силы, которая в мифическом Прометее горела «украденным» им с неба огнем.

В Каине действительно есть этот огонь, хотя он, к несчастью, освещает только грязные стороны его жизни и деяний, но это потому, что историческая и общественная почва не вызвала его силу на лучшие деяния. Огонь этот — нравственная сила, сила творчества, и она помещается в груди только сильных личностей. Правда, он обманчиво светится и в груди дюжинностей, дюжинностей не простых, а исторических; но это не прометеев огонь, а простая гнилушка, которая тускло светится только ночью, где-нибудь под забором или в дупле старого дерева, — и ничего не освещает.

У Каина, напротив, много действительной силы. Из простого комнатного мальчишки, которого кормят тумаками и подзатыльниками, из безграмотного дворового вырастает своего рода грозная сила, заносимая в русскую государственную историю[11] и воспеваемая народом, который немногих исторических деятелей удостаивает этой чести.

Вот что народ поет по поводу простой любовной интриги Ваньки Каина:

Событие это — не народная фантазия, не простое песенное творчество. Архивные документы, обнародованные г. Есиповым, вот что говорят об этом событии из жизни Каина, следовавшем тотчас после освобождения Каина от фабричной команды неведомыми «серыми кафтанами».

За Никитскими воротами, в собственном доме, жил солдат Коломенского полка Феодор Тарасов Зевакин. У него была хорошенькая 15–летняя дочка. Девочка ходила иногда на вечеринки к знакомой солдатке Федосье Савельевой, где ее и увидал Каин. Девочка ему понравилась. «С каждым днем или, точнее сказать, с каждою вечеринкою, которые бывали у Федосьи, — говорит г. Есипов, — Каин влюблялся в девочку все сильнее и сильнее, носил ей лакомства, а чаще всего старался угостить ее пивом или вином». Но девочка отказывалась от всех предложений Каина, а отец ее начал замечать за Каином.

Но вот 17 января 1749 г. в доме отца возлюбленной Каина является знакомая им женка Авдотья Степанова. Это та «Дуняша — любовь Ванюшкина», первая девушка, которую любил Каин и которая, когда он был еще никому не известный юноша и был привязан своим господином рядом с домашним медведем, тихонько кормила и медведя и своего Ванюшку. Дуняша шепчется о чем-то с дочерью Зевакина — и в этот же день девочка пропадает из дому. Отец бросается к знакомым искать дочери — никакого слуха. Старик вспоминает ухаживания за девушкой Каина и бросается искать этого последнего, разузнавать о нем. Он подсылает к жене Каина двух женщин: те, по знакомству, стараются выпытать от нее, где Каин был накануне, что делал, куда ездил. Женский язык болтлив, — замечает г. Есипов, — и как ни осторожна была жена Каина, однако проговорилась, что слышала, будто муж ее увез какую-то солдатскую дочь от Никитских ворот, но куда — неведомо. Ловкие бабы порасспросили и прислугу: работница Каина рассказала, что солдатскую дочь Каин да банщик Иван Готовцев увезли в село Павилено… «Там девица и обесславилась», как говорит песня.

Обиженный отец заявляет о похищении дочери… На Каина ложится новое обвинение.

Но Сампсон еще не задавил себя, хотя уже и взялся за столбы, поддерживающие здание, в котором заключили его враги.

Столбы эти были — раскольники, о чем мы уже и заметили выше.

Мы сказали, что сила Каина была надломлена другою, еще более неподатливою историческою силою — раскольниками. Это были скопцы, которые и в прошлом и в нынешнем веке не раз показывали, какой это могучий, хотя невидимый рычаг в общем строе русской жизни. Скопцы стирали с земли и не таких силачей, как Ванька Каин, и даже в нынешнее время дело Плотицына доказало, что сила скопцов действительно историческая сила, и она имеет под ногами свою историческую почву, почву, удобренную веками. А с делом веков людям бороться нелегко.

Вот как сам Каин рассказывает о своем столкновении со скопцами.

Попадается ему на улице бесчувственно пьяная женщина. Баба под влиянием винных паров сказывает за собою «важное дело», и Каин ее арестует. Протрезвившись, женщина объявляет о себе, что она купеческая жена Федосья Яковлева и что ей известны некоторые раскольники, «которые собираются на богомерзкое сборище». Каин берет от купчихи письменную об этом записку, своеручно ею составленную и запечатанную, и в тот же день относит к советнику тайной канцелярии Казаринову. Прочитав записку, Казаринов велит взять Каина под караул; но Каин не только не позволяет арестовать себя, но и напускает на Казаринова своих молодцов: «Мои товарищи, — говорит он, — пошевелились в его покоях так, что в окнах стекол мало осталось». Напуганный Казаринов после этого говорит с Каином уже «посмирнее» и спрашивает его — кто писал эту записку. Каин отвечал: «Я писать не умею, а кто писал, тот в доме у меня остался».

Казаринов немедленно берет с собой Каина и едет к генерал — аншефу и сенатору Василию Яковлевичу Левашову, который управлял тогда Москвою. Поговорив с Левашовым, Казаринов отсылает Каина домой. Но ночью является к нему полковник Ушаков, тайной канцелярии секретарь, и два офицера с командою в сто двадцать человек. Начинают стучаться у ворот.

«А у меня», — говорит Каин своим неизменным параболическим языком, тем языком, каким почти всегда говорят личности незаурядные, исключительные, тем языком, о котором в одном месте упоминает и Гейне и которым любил объясняться Суворов, — у меня, говорит Каин,

11

«История России», Соловьева, т. XXII, 268 — Прим. авт.