Бумажная луна

Оставив лестницу на полу в холле второго этажа, он взбежал по ступенькам на чердак и проверил окна. Как он и ожидал, слуховое окно, выходившее на крышу галереи второго этажа, оказалось достаточно большим, чтобы протащить через него лестницу.

Вернувшись на второй этаж, Питер перенес ее наверх по второму лестничному пролету. Теперь он окончательно понял, что сошел с ума. На нем были его лучшие брюки и рубашка, которые безнадежно запачкались в пыли и поту. Челюсть от удара болела, у него был вид безумца. Но он решил завладеть той женщиной, которая лежала в постели этажом выше, и он завладеет ею, так же как завладеет горой, даже если для этого придется поставить на кон свою жизнь. Мужчина должен иметь цель и идти к ней через все преграды. Лучше уж выставить себя на всеобщее посмешище, но добиться своего, чем сидеть сложа руки и проливать слезы бессилия.

С трудом протащив лестницу через узкое слуховое оконце, он установил ее на крыше галереи. Питер оценил на глаз это расстояние. Интересно, спит ли Дженис? Он надеялся, что не оставил в спальне свои револьверы. Если жена еще не заснула, то может принять мужа за грабителя и застрелить.

Эта мысль не остановила его. Перемахнув через слуховое окно на крышу галереи, он укрепил лестницу пона-дежнее и полез наверх.

Дженис лежала в кровати, откинув противомоскитную сетку, чтобы было легче дышать. За окном доносились какие-то царапающие звуки, но она не обращала на них внимания. Она слышала, как Питер следом вошел в комнаты башни, слышала его шаги у двери спальни, слышала, как он повернул ручку. Затаив дыхание, она ждала его возмущенных криков, но так и не дождалась их. Он просто ушел.

Хотелось ли ей плакать? Наверное, нет. Она привыкла к одиночеству. Вот и хорошо, что все так закончилось и им не пришлось ни говорить, ни делать того, о чем они жалели бы после. Питер поймет, что без нее ему будет лучше. Когда-нибудь в будущем, возможно, он даже поблагодарит ее за такое решение. Вот только в своем будущем Дженис не была уверена: как и на что будет жить? И все-таки намного легче порвать сейчас, пока она еще не привыкла надеяться на ненадежного человека.

Странные царапающие звуки не прекращались. Если бы это ветки деревьев, качаясь от ветра, задевали стену дома, то она почувствовала бы в комнате освежающее дуновение. По вечерам в башню всегда залетал ветер с реки. Но сегодня в спальне застоялся дневной жаркий воздух, и Дженис изнемогала от духоты.

После минутного колебания она стянула ночную рубашку и бросила ее на пол. Сегодня ночью сюда уж точно никто не зайдет!

Простыни не очень холодили, но лежать обнаженной было приятно. Она чувствовала себя как никогда дерзкой и уверенной. Откинув верхнюю простыню, Дженис привольно раскинулась на огромной кровати, скомкав ногами покрывала и забросив руки за голову. От этого движения груди ее поднялись, и она вдруг представила, что это Питер поднимает их и говорит, как они красивы. Она лежала не шевелясь, почти ощущая его нежные ласки. Ее соски затвердели и требовательно заныли.

Она вдруг стала до боли остро ощущать собственное тело. Раньше она думала о нем только как о манекене в витрине магазина, который надо прикрывать и содержать в чистоте. А теперь у нее покалывало в грудях, пульсировало в пустой утробе, требовавшей заполнения, и томительно ныло в том месте, которое она даже не могла назвать. Свернувшись клубком, она попыталась вернуть себя в прежнее состояние немого оцепенения, но ничего не получалось.

Питер вдохнул в нее жизнь.

Ей это совсем не нравилось. Дженис не хотела чувствовать. Не хотела отдаваться во власть этому наваждению. Однажды оно уже толкнуло ее на безрассудный поступок, который сломал всю ее жизнь. Ну уж нет, больше она никогда не поддастся этому опасному безумию!

Но было слишком поздно — тело ее уже проснулось.

Рука Дженис накрыла грудь в тщетной попытке унять томление, и в этот момент ее внимание привлек шум За окном. Потрясенная, она уставилась в открытое окно, на фоне которого вдруг появились темные плечи. Это невозможно! Комната намного выше деревьев. Никто не может залезть сюда.

Открытое окно шло от самого пола до потолка. Без видимых усилий сильные руки и плечи вытолкнули вверх фигуру мужчины, он ловко запрыгнул в проем и остался стоять на коленях на полу спальни. Затем встал и шагнул из-за тонких муслиновых занавесок. Дженис лежала не шевелясь. Страха не было — она знала, кто это. Вот только не могла поверить в то, что он это сделал.

— Питер? — наконец выдавила она его имя.

Может, при звуке голоса видение исчезнет?

Нет, не исчезло. Оно подошло к кровати и начало расстегивать рубашку. Увидев это, Дженис почувствовала какое-то волнение, и вряд ли это был страх. Она не совсем понимала, что здесь вообще происходит.

— Дверь была заперта. Ты, наверное, случайно ее закрыла, а мне не хотелось тебя будить.

Дженис слышала фальшь в его голосе. Питер знал, что она нарочно закрылась, но не сердился. У него был странный тон, как будто он и сам до конца не верил в то, что сделал. Дженис растерянно переводила взгляд с окна на мужчину, который теперь сидел на краю кровати и снимал ботинки.

— Ты залез в окно? — Глупый вопрос, но от удивления она не могла придумать ничего лучше.

— Тайлер удивится, увидев лестницу, если проснется завтра утром раньше нас. Но, судя по шумному веселью, вечеринка продлится до рассвета. Думаю, нам не стоит беспокоиться.

Это какое-то безумие! Они сидели здесь как ни в чем не бывало и вели обычный семейный разговор. Дженис уставилась на Питера, как будто он был сумасшедшим.

— А если бы не было лестницы, ты что, полез бы по виноградным лозам? — спросила она, не переставая удивляться тому, что он сделал это ради нее.

— Вероятно, — сказал он, расстегивая брюки.

Да, он снял брюки, а она лежала на кровати совершенно голая и ничего не пыталась предпринять.

Дженис не знала, видит ли ее Питер в тусклом лунном свете. Зато она так четко видела, как возбужденно восстала его плоть, что уже не сомневалась в намерениях мужа. Он подошел вплотную к кровати. Дженис немного отодвинулась.

— Нам надо поговорить, — сказал Питер.

Но то, что он сделал дальше, мало напоминало разговор. Он лег на нее.

Почувствовав его колено у себя между ног, она задохнулась. Питер только приподнялся над ней на локтях, но Дженис с пугающей ясностью ощутила его жар и подумала, что вряд ли так можно разговаривать.

Питер подумал о том же. После легкого колебания он поцеловал ее в краешек губ и прошептал:

— Мы поговорим, но не сейчас.

Не сейчас. Никогда. Какая разница? Она была в огне.

Дженис раскрыла губы навстречу его поцелую и почувствовала, что тонет в блаженстве только от прикосновения его языка. Он держал ее голову, чтобы она не дергалась, пока его язык погружался в ее рот. Ее тело невольно выгнулось дугой, инстинктивно сопротивляясь его властности. Это движение было ошибкой, потому что теперь она ощутила крепость его мускулистых бедер, которые завладели ее собственными бедрами, и величину его мужского органа, который обдавал огнем ее кожу, и потребность своих грудей, которые звали его руки.

Это последнее Питер удовлетворил без ее просьб. Его ладонь накрыла ее мягкую пышную плоть, а большой палец начал играть с соском, от чего она, потеряв голову, сама поцеловала его. Ее язык ответил на ласку его языка, тело зовуще приподнялось навстречу его прикосновениям. Питер застонал и задрожал над ней, его губы оторвались от ее губ и захватили грудь. Дженис скорчилась в экстазе.

Она не понимала, как смогла так быстро достигнуть такого состояния. Это казалось просто невероятным. Она не хотела этого, не хотела! И все же неистово гладила ладонями его руки, исступленно целовала его волосы и беспомощно стонала, когда он ласкал ее грудь — сначала одну, потом другую. Она вела себя бесстыдно, ибо прекрасно знала, к чему это приведет. Но она сама хотела этого!

И Питер не заставил ее долго ждать. Для этого он был слишком нетерпелив. Дженис вскрикнула, когда его пальцы скользнули к ней между ног, и сама раздвинула их в ответ на его ласку. Надо было бороться, сопротивляться, но он сломил ее волю. Итак, она раздвинула ноги и закричала от наслаждения, когда его пальцы пронзили ее. И приподнялась, требуя большего.