Суворов

Особых забот требовали короткие (чуть ниже колен) штаны-кюлоты, хлопчатобумажные чулки, которые следовало «вытягивать крепко и подвязывать за коленом», к башмакам штиблеты (голенища на пуговицах, надеваемые с башмаками) с выступавшими из-под их верхнего края штибель-манжетами, кафтаны и камзолы (которые следовало латать тканью того же цвета), плащи, пристраивание которых на ремнях за спиной было целой наукой, наконец, начищенные до блеска тесаки и ружья.

Вопреки мнению, что ружья в русской пехоте уродовали, начищая канал ствола битым кирпичом, спрямляя приклад (для более удобного взятия «на караул») и выдалбливая деревянные части, чтобы поместить в них брякающие предметы, Суворов требовал заботиться о ружье как о боевом оружии. Для «блистания» на караулах и парадах железо начищалось снаружи, а греметь — следовательно, болтаться — ничто было не должно. Аналогичную картину мы наблюдаем и в «Инструкции полковничьей пехотному полку», составленной в 1764 г. шефом Черниговского мушкетерского полка генерал-майором А.И. Бибиковым{16}.

Иначе быть и не могло. Опыт Семилетней войны, обобщенный в Уставе пехотного строя 1763 г.{17}, в создании которого принимал участие Василий Иванович Суворов, пожалованный чином генерал-аншефа[16], требовал от пехоты быстрого, точного и эффективного огня. Для этого в 1763 г., с немалыми казенными расходами, для армии была создана нового образца фузея (род мушкета), поступившая в войска, когда Суворов обучал Суздальский полк.

То, что пехота все равно стреляла недалеко и неточно, было связано со свойствами гладкоствольного оружия, а не нравами командиров русской армии, якобы заставлявших это оружие портить. При этом выбор в пользу быстро заряжаемых и простых гладкоствольных конструкций всюду в Европе делался сознательно: нарезные ио диагонали стволы были известны давным-давно[17]. Но массовым это оружие смогло стать, когда был изобретен новый способ воспламенения пороха (взрывом капсюля вместо поджигания искрами от кремня) и соответствующий ему унитарный патрон.

ВОСПИТАНИЕ СОЛДАТА

Непринятие на вооружение винтовок, эксперименты с которыми проводились с XVI в. по всей Европе (включая Турцию), не было связано с привнесенным историками представлением о «примитивности» солдат того времени. Да, Суворов получал в полк рекрутов, набранных из крестьян, которые в большинстве были неграмотными и даже не знали слов молитвы. «Например, немецкий, французский мужик, — писал он несколькими годами позже своему командующему генералу фон Веймарну, — знает церковь, знает веру, молитвы. У русского — едва знает ли то его деревенский поп. Поэтому мужиков учили у нас (в Суздальском полку) молитвам.

Так догадывались и познавали они, что во всех делах Бог с ними, устремлялись к честности, познавали грех и наказание».

Задачей полкового командира было не сетовать на худой состав рекрутов, а учить их. Все знали, что в рекруты сдают несознательных и трудолюбивых крестьян. Рекрутами становились те, кто был меньше всего полезен. Их можно было поставить в строй, запугав жестокостью или воспитав. По первому, «палочному», пути, пошел Фридрих Великий, чьи зазывалы набирали солдат по всей Европе (своих пруссаков и силезцев просто хватали без разбора). В Суздальском полку был избран другой путь: воспитания новых людей путем пробуждения в них нравственного чувства.

Первым его основанием было православие. Офицеры в русской армии служили всякие: немало было иноземцев, которых не неволили менять веру (хотя многие принимали православие). Много донских и украинских казаков, венгров, сербов, молдаван и др. служило в иррегулярных частях. Но рекрутская повинность, на основе которой формировались регулярные войска и в особенности линейная пехота, никогда не распространялась на иные народы, кроме русского.

Все солдаты пехотных полков Российской империи были русскими, с детства крещенными в православие. Рекрутская система, введенная Петром I, предназначалась для того, чтобы превратить новую армию в «наднациональную» силу, способную держать русский народ в военно-полицейской узде. Но выяснилось, что именно национальная армия, воодушевленная чувствами народного единства, способна побеждать врага на поле боя. Разгром под Нарвой, где иноземные офицеры предали его, и победа над сильнейшей армией Европы под Полтавой убеждали в этом Петра I. Победы над Фридрихом Великим и вымуштрованной его генералами общеевропейской сволочью еще больше усилили это сознание среди русских офицеров.

Для Суворова, родившегося и воспитанного в православной Москве, чувство единства со своим народом было очень важно. Русским был каждый его солдат, — а Александр Васильевич хорошо помнил слова самого Петра, что все военные — суть солдаты: «Имя “солдат” просто содержит в себе всех людей, которые в войске суть, от высшего генерала даже до последнего мушкетера, конного и пешего» (из «Артикула воинского» 1716 г.).

Ощущение: «я — солдат», значит, «я — русский», — впоследствии было характерно для всех суворовских офицеров, независимо от национального происхождения. «Мы русские! Клянемся в том пред всесильным Богом!» — единодушно восклицали генералы Дерфельден и Багратион, один — прибалтийский немец, другой — чистокровный грузин. Это было вовсе не отрицание личных национальных корней, но создание единства русской армии, уверенность, что, как русские солдаты, они обязаны, с помощью Бога, побеждать там, где больше никто не может победить.

Вступив в командование полком, Суворов не сомневался, что армия, состоящая из русских солдат, будет побеждать именно как армия национальная. Ее сплочение начиналось с единого языка и веры. Воспитание нового солдата, по «Полковому учреждению», венчалось изучением общих молитв: когда «рекрут свое экзерцирование (воинское обучение. — Авт.) окончит и войдет в ротной строй со старыми рядовыми, в капральстве своем обучаем он бывает учрежденным при полку молитвам».

«Учрежденные при полку молитвы суть: 1-е — “Господи Иисусе Христе Боже Спаситель мой”; 2-е — “Символ веры”, “верую во единаго Бога Отца”; 3-е — “Отче наш”; 4-е — “Богородице дево радуйся”. Оные, — повелевал Суворов, — всем нижним чинам твердо знать и ежедневно поутру и ввечеру по оным Господу Богу молиться, читая из каждой вслух и наизусть».

Приобщение к церкви требовало ее обязательного посещения по воскресеньям и церковным праздникам. Это важное событие военной жизни Суворов именует «церковным парадом», приравнивая его к караулам у самых высоких особ и полковому параду, хотя бы храм посещали одним капральством (30 рядовых) или даже меньшей командой.

Уже для такого торжественного посещения храма солдат, по убеждению Суворова, должен быть выучен. А это была целая наука, которую он создал и преподал вначале для одного Суздальского полка.

«Кто боится Бога, неприятеля не боится», — не раз говорил Суворов. Но бесстрашия для воспитания хорошего солдата было мало. «Четвертого гренадерского полка люди бодры, мужественны, да не храбры, что тому причиной?» — риторически спрашивал он в 1771 г. в письме генералу Вейсману. И сам отвечал: «Они на себя ненадежны, полковник сам ленится учить, а только верит другим». А в Суздальском полку, вспоминал он в том же письме, «каждый шел через мои руки, и сказано ему было, что более ему знать ничего не оставалось, только чтоб выученное не забывал. Так был он на себя и надежен — основание храбрости!».

ИСКУССТВО ЭКЗЕРЦИЦИИ

16

Членами созданной 12 июля 1762 г. Воинской комиссии по улучшению организации и боевой подготовки русской армии, в которую по праву вошел В.И. Суворов, были П.С. Салтыков, П.И. Панин, З.Г. Чернышев и другие видные военные деятели. Новый Пехотный строевой устав был готов уже через 8 месяцев и утвержден 12 марта 1763 г. Чин генерал-аншефа В.И. Суворов получил 9 марта 1763 г., как раз накануне высочайшего утверждения Устава. В том же 1763 г. был учрежден Генеральный штаб во главе с президентом Военной коллегии (с 1772 г. — генерал-квартирмейстером) для сбора и подготовки информации (прежде всего картографической) и ориентации войск на театре боевых действий. Знаменитые слова А.В. Суворова: «Надлежит всегда иметь строгое разведывание», — вполне относятся к сфере действий Генштаба, созданного с участием его отца.

17

Еще в 1680-х гг., при канцлере В.В. Голицыне, «винтованные пищали» поступали в русские пехотные полки и уже тогда кратко назывались в документах «винтовками».