Звереныш

Щенок вздрогнул, открыл глаза, будто и не спал. За решетчатым люком, через который в трюм поступал воздух, возникло какое‑то движение, затопотали множество ног, слышался смех и крики. Любое изменение обстановки вокруг беспокоило Щенка, оно всегда означало что‑то плохое, могло привести к смерти. Смерть не значилась в планах мальчишки, если они, такие планы, вообще существовали.

Насторожившись, сел на корточки, осмотрелся по сторонам — все потенциально опасные существа находились на расстоянии, никто не подкрался, никто не попытался нарушить его «уединение». Как вчера, когда группа подростков решила свергнуть звереныша с его «пьедестала». Они скопом набросились на Щенка, и если бы не надсмотрщик, ударами бича разогнавший агрессоров, неизвестно чем закончилось бы это нападение. Впрочем — известно чем, скорее всего они задушили бы мальчишку, а труп бросили к стене, на решетку стока, под которой бегали голодные крысы. При всей своей ловкости, крепости и жестокости Щенок не смог эффективно сопротивляться озверевшей толпе. Он покусал троих, сломал нос одному и вывихнул руку другому, но в конце концов оказался прижат к настилу телами пыхтящих, разгоряченных, потерявших человеческий облик подростков. В тесноте трюма нельзя было бежать, здесь имела значение грубая сила и вес. А веса у десятка зверенышей было более, чем достаточно.

Щенок запомнил их лица. Что‑то, а память на лица у него была великолепной, видимо как компенсация за потерю остальной части памяти, касающейся прошлой жизни.

Добираясь до шеи ненавидимого «безумца», подростки вопили что‑то вроде «Убей его! Убей безумного!» — это и привлекло внимание хозяев, прекративших безобразие почти что в зародыше. Почти — потому что Щенок успел получить несколько ран, синяков и едва не получил перелом носовых хрящей, когда предводитель «мстителей» ударил его головой прямо в лицо.

Получив «горячих» от дежурного надсмотрщика, толпа разбежалась и теперь подростки лишь зыркали из темноты, с ненавистью взирая на ускользнувшую от расправы жертву.

Зачем они напали? С какой целью? Не трогали месяц, и вдруг решили напасть — почему? Щенок не задумывался над этой проблемой. Он вообще не хотел думать. Вернее — не он, а его мозг, избравший тактику защиты от мерзкой действительности путем ухода в подсознание.

Подростки, которые напали, скорее всего тоже не смогли бы ответить на этот вопрос четко и ясно, но в общем‑то все было понятно. Как и всегда в стае зверей, выделились вожаки, которые управляли группами своих подчиненных. И как всегда, эти вожаки желали себе лучших условий — больше еды, больше свежего воздуха, а еще — хоть немного солнца, лучи которого иногда все‑таки пробивались сквозь толстую деревянную решетку и освещали пространство под люком.

И вот на этом пространстве сидел Щенок, который занимал слишком много места, не позволяя другим приблизиться на расстояние вытянутой руки, набрасываясь на того, кто осмеливался нарушить его уединение. Как можно было это терпеть?

Вот и попытались. Но попытка не удалась. Увы для них.

Люк поднялся, по лестнице загромыхали ноги надсмотрщиков, одетых в кожаные жилеты и штаны, которые с трудом брал даже нож. В руках бичи, которыми оба мужчины владели в совершенстве — при желании, каждый из этих мускулистых, сильных и бессердечных тварей мог одним ударом убить или покалечить любого из рабов, что уж говорить об изможденных, измученных переходом подростках. Но даже учитывая это, надсмотрщики были настороже — они слишком хорошо знали, какие силы просыпаются в отчаявшихся, готовых на все людях и не собирались подвергать свою жизнь малейшей опасности. Не за то им платят деньги, чтобы надсмотрщики сложили голову где‑то в вонючем трюме, пропахшем смертью и нечистотами.

— Ты! И ты! И ты! И еще — ты! И вы! Пошли наверх! Быстро, быстро, твари!

Надсмотрщик хлопнул бичом, звук был таким резким, громким, как если бы кто‑то хлопнул палкой по борту рыбацкой лодки. Щенок в прошлой жизни любил так постучать, особенно, когда отец не видел агрессора и тихо — мирно занимался ремонтом сланей. Он возмущался, ругался, грозил Щенку кулаком, но тот видел, что глаза отца смеялись — это была игра, и оба получали от нее удовольствие.

Выбросив из головы внезапно всплывшую картинку воспоминаний, Щенок поднялся и пошел к лестнице, оскалившись, как зверь. Те, кого назвал надсмотрщик, были из числа вчерашних агрессоров, напавших на мальчишку, когда он спал. Рабовладельцы знали, что делают. Как заставить мальчишек драться между собой? Как устроить бой — настоящий бой, не имитацию, не возню детишек? Нужно стравить между собой тех, кто ненавидит друг друга. Тех, кто готов порвать за нанесенные обиды.

Работорговцы ошибались. Щенок своих обидчиков не ненавидел. Он вообще теперь не понимал этого слова. Оно слишком человеческое, слишком сложное для понимания зверя. Щенок запомнил лица, и его мозг знал — эти люди опасны, их надо остерегаться, и если подойдут близко, нужно постараться убить.

Наоборот — те, кто на него нападал, точно ненавидели проклятого «товарища» — мало того, что он не позволил себя убить и нанес им раны, так еще они пострадали от бича надсмотрщика, покрывшего их тела кровоточащими полосами.

В общем‑то, на то и был расчет. Если тебе предоставляют возможность наказать соперника, да еще за это дают еды и воды — почему бы не попробовать растерзать соперника на потеху толпе?

Солнце слепило глаза, ощупывало истосковавшихся по воле подростков горячими лапами, тут же высушив выступивший пот. Мальчишки жались друг к другу, испуганно глядя на вопящих, разгоряченных выпивкой и азартом мужчин. Те были везде — на палубе, на снастях мачты, на сетке, закрывающей борта корабля на высоту полутора человеческих ростов — рабовладельцы знали, как сберечь груз и не допускали возможности того, что раб, отчаявшийся и обезумевший бросится к борту и спрыгнет в воду, в призрачной надежде уйти вплавь, спастись от страшной жизни. Шансов на это не было никаких — в воде поджидали чудовища — людоеды, но даже этот исход часто казался привлекательнее, чем медленное умирание в вонючем трюме.

Мастер почесал подбородок, посмотрел на грязных, подслеповато моргающих мальчуганов и произнес короткую речь, из который следовало, что жалкие трюмные крысы, предназначенные на корм морским тварям, имеют шанс продлить свою жалкую жизнь, получив лишний кусок лепешки, и не получив порции порки буйволиным бичом, в том случае, если будут хорошо драться.

Язык ростов и язык зануссиан почти не отличались друг от друга — за исключением специфических выражений, присущих той, или иной местности. Некоторые ученые мужи были уверены, что некогда Бог — Создатель сделал всю твердь единой, единым материком, и лишь потом, когда рассердился на поведение созданных им людей, разделил материки на два, ударив по тверди своим всесокрушающим кулаком. Земле раскололась, разбилась, вот так и образовались Южный и Северный материк, и множество, огромное множество островов разного размера, разбросанных по всему океану.

Эта гипотеза объясняла тот факт, что язык по всему миру был един, как некогда были едины все люди.

Зануссиане, в основной своей массе, считали такое утверждение ложным — не могут «овцы» быть равными «настоящим» людям. Настоящие, само собой разумеется, зануссиане. Остальные — разумные животные, потенциальные рабы.

Впрочем, зануссиане в этом не отличались от своих соседей, королевства Ангир, занимавшего больше четверти Южного материка. Как для зануссиан, так и для ангирцев, весь мир существовал лишь для того, чтобы поставлять этим двум рабовладельческим государствам бесконечное количество рабов, на которых основывалось все их благосостояние. Некогда Империя Занусс и королевство Ангир были единым целым, пока империю не расколола гражданская война, ввергнувшая материк в кровавый хаос. Это произошло около тысячи лет, и вошло в историю, как Темный Век.

Империя давно бы уже поглотила «соседа», если бы не одно обстоятельство — обе стороны обладали сильными армиями, способными эффективно противостоять любому агрессору. Вялотекущая война не прекращалась ни на день уже тысячу лет, с переменным успехом, но никто никогда не смог добиться ощутимого перевеса. Пограничные конфликты, вылазки отрядов мародеров — все это было, есть и будет, пока существуют два близнеца, два «брата», искренне и давно ненавидящие друг друга. Тысячелетняя вражда впиталась в кровь, и чтобы удалить этот яд, пропитавший мозги людей, требовалось время и смена поколений. Множества поколений. Но для этого нужно, чтобы война наконец‑то закончилась…а ей не видно конца.