Меч Аллаха

По местам все расставил случай.

На привале отряд, как это делалось всегда, разбился на две боевые группы, чтобы в случае опасности быть готовыми к вооруженному сопротивлению, а повара занялись приготовлением пищи.

Андрей со справочником Калинина по буровым работам сидел в стороне, прислонившись к колесу трейлера и рассчитывал по формуле примерную скорость проходки скважины.

Внезапно на книгу упала тень.

Андрей поднял голову и увидел Кангозака, который стоял над ним, ноги на ширине плеч.

Громко, чтобы слышали все, Кангозак недовольным голосом сказал:

— Тебя, урус, пора убить. Вместо того чтобы молиться и читать Коран, ты все время таскаешь с собой безбожные книги и при первой возможности пялишь в них глаза. Я тебя от этого отучу.

И Кангозак правой ногой пнул справочник, выбил его из рук Андрея и расхохотался ржавым трескучим смехом.

Андрей, будто подброшенный пружиной, вскочил и нанес сразу два удара. Первый — ногой в промежность Кангозака, прикрытую широкими штанами — патлунами — дешевого кандагарского пошива, прицелившись точно в висящую мотню, где тот размещал свое мужское достояние.

Кулак одновременно врезался в скулу чуть ниже правого глаза. Удар в челюсть, куда первоначально целил Андрей, не прошел: вскакивая, он поскользнулся.

Два сильных удара выбили почву из-под Кангозака. Неуклюже размахивая руками, он с глухим стуком рухнул на землю.

Андрей, не глядя на него, поднял справочник, отряхнул обложку от пыли, положил книгу на колесо машины и только потом обернулся к противнику.

Кангозак уже вскочил с земли. Правда, сделал он это без легкости. Видимо, оба удара сильно тряхонули его естество и выбили часть бойцовского запала. Но сдаваться он не собирался. Рука с кривыми мосластыми пальцами легла на костяную рукоятку афганского ножа — карда.

— Теперь я тебя убью, — прошипел Кангозак. — И Аллах зачтет мне уничтожение неверного за доброе дело.

Держа в правой ладони слегка согнутой руки оружие, он наклонился вперед и принял боевую стойку.

В это время появившийся рядом с ним Иргаш сокрушительным рубящим ударом ребра ладони по стыку затылка и шеи отправил Кангозака в нокаут. Когда тот рухнул лицом в пыль, Иргаш ногой перевернул его на спину, носком отшвырнул нож в сторону и поставил сапог на грудь поверженного Жука.

Все, кто сидел у костров, внимательно наблюдали за происходившим.

Иргаш, привлекая к себе внимание, поднял руку. Когда все замолчали, он заговорил:

— Слушайте, люди, и запоминайте. Во всей своей вере и старании мы никогда не совершим порученного нам дела, если его не сделает человек, на которого напал глупый Жук. Этот человек, — Иргаш указал на Андрея, — мухтарам остад бармакари — уважаемый мастер бурения Андрей. Я клянусь Аллахом, что только в руках этого человека находится чаша райского напитка, который доставит счастье каждому из нас. Действия Кангозака заслуживают самого сурового наказания. Но на первый раз я считаю, он уже получил урок. Еще раз повторится такое, я противопоставлю смерть ослушника жизни мастера. Это касается всех и каждого. С этой минуты каждый будет обращаться к русскому только со словами «уважаемый мастер бурения». Понятно?

Иргаш пнул Кангозака под ребра, заставив его подняться на ноги.

— А ты, пес, скалящий зубы на человека, в чьих руках наша надежда на благословение Аллаха, сейчас при всех произнесешь просьбу о прощении.

Кангозак, пряча злые глаза, опустил голову, сложил молитвенно руки и громко сказал:

— Прошу прощения у Аллаха великого, помимо которого нет иного бога. Он — живой, вечносущий, и я приношу ему свое покаяние…

Андрей знал, что эта магическая просьба имела столь великую силу, что после ее произнесения прощаются даже те, кто в трусости покинул поле боя, на котором боролись с неверными.

Происшедшее и ритуал извинения произвел впечатление на всех, но Андрей понимал, что друзей у него от этого не прибавилось.

Позже Кангозака отвел в сторону Кашкарбай, грубо притянул к себе за лацканы куртки.

— Ты об этом русском забудь навсегда. Он мой. Как сделает дело, я превращу его в жертвенного барана и зарежу перед престолом Аллаха. Но запомни, не ты это сделаешь, а я. Не отступишься — убью тебя. Отступишься, не оставлю своими заботами…

Вечерами, несмотря на дневную усталость, моджахеды разбивались на кучки, пили чай и вели неторопливые разговоры. Как заметил Андрей, у бесед было всего две темы. Первая — об участии в боях с неверными, вторая — о провидении Аллаха в делах земных.

Судя по разговорам, все моджахеды побывали в самых разных боях и, рассказывая о них, безудержно хвалились подвигами, совершенными во славу Аллаха.

Сперва рассказчики при приближении Андрея умолкали, но после того, как получили указание Иргаша именовать его «уважаемым мастером», стесняться перестали.

У всех моджахедов имелись клички. По их происхождению Андрей определял национальность боевиков. Так он выделил из общей массы четырех чеченцев. Одноглазый всегда злой детина Исмет, считавшийся старшим группы, носил кличку Алхазур — птица, трое других именовались Дика — Хороший, Кура — Ястреб и Борз — Волк. Последнему кличку изменил Иргаш, назвав его афганским словом Окаб — Орел. Иргаш не хотел обижать чеченца, отбирая у него имя, но и не хотел, чтобы в стае оказалось два волка, поскольку сам он имел кличку Горг — Волк, полученную еще в Афганистане.

Было в отряде несколько иорданцев, двое пуштунов, узбеки из Ферганской долины, уроженцы Маргилана, Андижана, Намангана, Коканда. Как ни странно, но воины ислама разговаривали между собой в большинстве случаев на русском языке, часто на ломаном, трудно узнаваемом, но тем не менее неплохо служившим общению и взаимопониманию.

В помощники Андрей выбрал чеченцев Дику и Куру. Оба они воевали в Чечне, потом сумели заблаговременно перебраться в Азию, побывали в Афганистане и оказались в одном из тайных отрядов Джумы Намангани. Главным их достоинством Андрей считал не боевое прошлое, а то, что в прошлом они сталкивались с буровыми работами. Кроме того он взял в команду буровиков еще двух моджахедов, показавшихся ему наиболее смышлеными. Старшим рабочим он назначил Дику, тихого богобоязненного боевика, который отличался молчаливостью и старательностью. Он более рьяно, чем его коллеги, совершал намазы, яростно отбивал поклоны. Должно быть, стараясь достучаться до Аллаха, он так бил головой о намазжай — молитвенный коврик, что отходил от молитвы с красными пятнами на лбу.

Слушая Андрея, Дика покорно складывал руки на животе, наклонял голову и, получая приказания, смиренно раз за разом повторял: «Да, остад. Все будет сделано».

На каждой плановой остановке Андрей сразу собирал боевиков, отобранных на роль буровых рабочих, и заставлял их возиться со штангами, добиваясь автоматизма в действиях с шарнирными и короночными ключами. Разбившись на пары, боевики скручивали и раскручивали свечи, свертывали и снова навертывали коронки на колонковые трубы.

Для того чтобы дать рабочим нормальные трудовые навыки, времени не было, и приходилось их натаскивать, гоняя до второго пота.

Степной колодец Алтын Кудук с мутноватой и солоноватой водой, от которой людей с непривычки проносило, лежал на главной дороге, связывавшей обжитые районы области с Ульген-Саем. Впрочем, говорить так можно только с большой осторожностью. Главной дороги в этих краях как таковой не существовало. Имелось только направление с юга на север, ориентируясь на которое каждый кочевник мог двигаться в сторону Ульген-Сая своим путем по степи напрямик. Правда, существовало несколько надежных ориентиров — гора Сары Баш с голой каменистой вершиной, видимая за десятки километров с любой стороны, и скала Джез Мурун, острым клином торчавшая на пустынной равнине. Эти две приметы, не позволяли сбиться в беспредельных просторах степи с нужного направления.

Караван приближался к серой, неприветливой гряде старых растрескавшихся от времени скал. Ветры давно сдули облегавший их грунт и теперь, растянувшись с востока на запад, змеясь по подъемам и спускам, тянулась каменистая стена. Гнусное, проклятое Аллахом место: торчащие мертвые сланцы и выжженная солнцем земля.