Страница 6 из 10
Ошибку нельзя считать истиной, даже если ее можно подкрепить писаниями мировых религий43.
Знание религиозных книг – это не то же самое, что религиозность44.
Нельзя воспринимать как слово Божие ничего, что невозможно испытать разумом или прочувствовать в религиозном опыте… Учение существует в опыте его святых и ясновидцев, в их жизни и слове. Когда-нибудь окажутся забыты все ученые комментаторы писаний, но накопленный опыт мудрецов и святых сохранится в веках как источник религиозного вдохновения45.
Истина не является достоянием какого-то одного писания46.
Индуизм
(См. также главу 12 и раздел «Религиозная вера» в главе 13.)
Индуизм – самая терпимая религия, ибо ей неведом прозелитизм, и она распространяется сегодня так же успешно, как и в прошлом. Индуизму удалось не вытеснить, а вобрать в себя буддизм. Подчиняясь духу свадеши, индуист отказывается переменить веру не только потому, что считает ее самой лучшей, но и потому, что знает, как дополнить ее путем реформ47.
К несчастью, сегодняшний индуизм состоит, как мне кажется, только из предписаний относительно еды. Индуизм подвергается опасности вырождения в свод подробных правил того, с кем можно, а с кем нельзя есть48.
Индуизм – не исключительная религия. В ней найдется место для почитания всех пророков мира. Индуизм не миссионерская религия в обычном смысле этого слова… Индуизм предписывает каждому почитать Бога в согласии с собственной верой, или дхармой, и потому мирно уживается со всеми религиями49.
Можно совсем не верить в Бога, но при этом называть себя индуистом. Индуизм – беспощадное требование истины, и если сегодня он болен, то лишь оттого, что мы утомлены, но когда мы преодолеем свою усталость, индуизм предстанет перед миром во всем своем невиданном прежде сиянии50.
Индуизм можно уподобить Гангу. Он чист и не замутнен в своих истоках, но по течению вбирает в себя нечистоту. Так же, как Ганг, индуизм в целом благотворен. Он принимает иную форму в каждой провинции, но его внутренняя сущность остается неизменной51.
На мой взгляд, Гита – самая простая и легкая для понимания книга… Основной ее посыл угадывается сразу и безошибочно. Эту книгу признают своим священным текстом все индуисты. Коротко говоря, Гита задает нам полный и совершенно осмысленный нравственный кодекс. Она насыщает одновременно и разум, и душу. Поэтому Гиту можно считать и философским, и религиозным руководством. Ее призыв универсален, а язык необычайно доходчив и прост52.
Брахманизм, терпящий неприкасаемость, вдовство девственниц и их растление, очень дурно, на мой взгляд, пахнет. Это пародия на брахманизм. В нем нет ни грана понимания и осознания брахмана. Не существует истинного толкования его писаний. Оно пронизано неразбавленной животной похотью. Настоящий брахманизм сделан из более сурового материала53.
Гита – это вселенская мать. Она ни от кого не отворачивается. Ее двери широко открыты для тех, кто в них стучится. Истинный почитатель Гиты не ведает разочарования. Такого почитателя все время распирает радость и безмятежность, за которыми прячется понимание54.
Индуизм – это не религия… Это образ жизни. Многие из тех, кто не практикует обряды индуизма, ближе к нему, чем некоторые из тех, кто ревностно их придерживается55.
Христианство
(См. также раздел «Миссионерство» в главе 12.)
Бог нес крест не только 1900 лет назад, Он продолжает нести его и сегодня. Он умирает и воскресает каждый день до сих пор. Жалок был бы мир, опирающийся на исторического Бога, умершего две тысячи лет назад. Не следовало бы проповедовать исторического Бога, надо, наоборот, показывать, как Он и сегодня живет среди вас56.
Я не сумел найти разницу между Нагорной проповедью и Бхагавадгитой. То, что Проповедь описывает образами, Бхагавадгита сводит к формуле. Возможно, она не научная книга в общепринятом смысле слова, но она выведена из закона любви – закона отречения, как я бы его назвал, – и выведена чисто научным способом. Нагорная проповедь дает нам тот же закон, но делает это изумительно красочным языком. Новый Завет преисполнил меня покоем и радостью, в отличие от Завета Ветхого, отдельные части которого вызвали у меня резкое неприятие. Если я вдруг лишился бы Гиты и забыл все ее содержание, но имел бы под рукой Проповедь, то я получал бы от нее ту же радость, какую я получаю от Гиты57.
Мои трудности [с христианством] лежат глубже. Это свыше моих сил – поверить в то, что Иисус был единственным воплощенным сыном Божьим и что только тот, кто верит в него, обретет вечную жизнь. Если Бог может иметь сыновей, то все мы Его сыновья. Если Иисус был подобен Богу или сам был Богом, то и все люди подобны Богу и сами могут быть Им. Оказалось, что разумом я не в силах поверить в то, что своей смертью и кровью Иисус искупил мирские грехи человечества. Конечно, метафорически в этом может заключаться истина, но лишь метафорически. Помимо того, согласно христианскому учению, душой обладают только люди, но не другие живые существа, для которых смерть означает полное исчезновение. На этот счет я придерживаюсь совершенно иной веры. Я могу принять Иисуса как мученика, как воплощение жертвенности и божественного учителя, но не как самого совершенного из всех рожденных на Земле людей. Его смерть на кресте стала великим образцом для мира, но сердцем я не могу принять, что в этой смерти нам было явлено нечто мистическое или чудесное. Примеры жизни благочестивых христиан не дали мне ничего, что не могли бы дать люди, исповедующие иные религии. В жизни многих я видел преображения, которые, как я слышал, происходили с христианами. С философской точки зрения в христианстве нет ничего исключительного. В том, что касается жертвенности, индуизм неизмеримо превосходит христианство. Для меня невозможно признать христианство самой совершенной или величайшей религией мира58.
Много лет я считал Иисуса из Назарета одним из величайших учителей, каких знал мир, и я заявляю это со всем смирением. Я употребляю слово «смирение», ибо именно его я на самом деле испытываю. Конечно, христиане отводят Иисусу из Назарета более высокое положение, чем я, ибо, будучи нехристианином и индуистом, я не могу чувствовать и переживать так же, как христиане. Я намеренно употребляю здесь слово «чувствовать», а не «отводить», ибо ни я, ни кто-либо другой не имеет права возноситься так высоко, чтобы «отводить» какое бы то ни было место великому человеку… Иисус занимает в моем сердце место одного из величайших учителей, оказавших сильное влияние на мою жизнь59.
Не смешивайте учение Иисуса с тем, что мы считаем современной цивилизацией60.
Если бы Иисус вернулся на Землю, то он отрекся бы от многих вещей, которые люди творят во имя христианства61.
Он [Иисус] сильно повлиял на мою жизнь, ибо я считаю его одним из многих рожденных Богом Сыновей. Я употребляю здесь слово «рожденных» в более глубоком смысле, нежели это делают в обычной речи. Я подразумеваю здесь «духовное рождение». Во время своей земной жизни Иисус был ближе других к Богу62.