Страница 17 из 36
Двумя годами позже, в 1511 году, Веласкес высадился на восточной оконечности острова в Пуэрто де Пальмас, близ современного города Майей, во главе трех сотен солдат. Большинство его отряда составляли безземельные дворяне и освобожденные из испанских тюрем преступники. Сразу же после вторжения начались бесчинства и грабежи индейских селений. Жестокость и алчность пришельцев привели к восстанию местных жителей, которое возглавил храбрый вождь Атуэй — выходец с Гаити. Укрывшись со своими воинами в лесах и горах Ориенте, он совершал внезапные набеги на испанских мародеров. Но существенных успехов добиться восставшим не удалось: пушкам, ружьям, стальному мечу и кавалерии индейцы могли противопоставить лишь копья с костяными и каменными наконечниками да боевые дубинки. Через несколько месяцев конкистадоры схватили Атуэя и сожгли его живьем на костре.
В момент казни к мятежному вождю подошел францисканский монах Бартоломе де Лас Касас и предложил ему принять христианство, чтобы тем самым спасти душу, которая будет пребывать на небесах в вечном блаженстве. Немного подумав, Атуэй спросил — встретит ли он там, на небе, испанцев. «Да,— ответил монах,— но только самых хороших». И индейский вождь без всяких колебаний заявил, что ему не по пути со «столь жестокими людьми».
Основав первое испанское поселение в Баракоа, на востоке Кубы, Веласкес приступил к планомерному захвату острова. Одновременно усиливался приток колонистов из Испании и основывались все новые поселения выходцев из Старого Света. Начался раздел вновь полученных земель на феодальные поместья — «энкомьенды» и прикрепление к ним в качестве крепостных уцелевших индейцев.
Вряд ли есть какие-либо основания сомневаться в том, что уже первые десятилетия хозяйничанья испанцев на острове, начиная с 1513 года, явились подлинной катастрофой для индейских племен, население которых на Кубе составляло, по разным оценкам, от нескольких десятков тысяч до миллиона.
Сразу же вслед за захватом острова Диего Веласкесом число его коренных жителей стало быстро уменьшаться. Причинами этого были потери в боях против конкистадоров, непосильный труд в рудниках и поместьях завоевателей, эпидемии болезней, ранее неизвестных в Америке. В старых хрониках сообщается, что по меньшей мере треть индейского населения Кубы погибла в 1528—1530 годах в результате страшной эпидемии чумы, завезенной из Европы. И по подсчетам кубинского исследователя Переса де ла Ривы, в середине XVI века на острове могло проживать до 4 тысяч аборигенов.
По приказу испанского губернатора Масарьегоса почти всех уцелевших индейцев собрали и поселили тогда в нескольких специальных деревнях: Эль-Каней — вблизи города Сантьяго, Гуанабакоа — недалеко от Гаваны, Хигуани — в долине реки Кауто и селениях близ Камагуэя, Баракоа, Тринидада и Байямо. Началось быстрое «размывание» устоев традиционной индейской культуры, которому способствовали и многочисленные браки испанцев с индеанками.
Когда в 1901 году этнографическая экспедиция Пенсильванского университета посетила бывшие селения аборигенов в Эль-Каней, Ла Гюира, Йара и Лос Брасос, то повсюду индейцы говорили только по-испански и мало чем отличались по материальной культуре от окружающего местного населения.
И все-таки, когда же исчезли с кубинской земли последние индейцы?
Еще в первый свой приезд на Кубу в 1974 году я много ездил по острову и задавал коллегам-археологам, архитекторам, краеведам, музейным работникам один и тот же вопрос: неужели на кубинской земле не осталось материальных следов сосуществования индейцев с испанцами?
Ведь здесь подолгу жили и действовали многие наиболее известные участники открытия и завоевания Америки — Веласкес, Грихальва, Кортес, Нарваэс... Но даже в Сантьяго-де-Куба — центре первоначальной испанской колонизации острова — мне ответили, что ничего не сохранилось. Получалось, что уцелевшие «письмена» упорно молчали об этом, а у археологов до столь «позднего» времени, как XVI—XVII века, пока не доходили руки.
Здесь, как это часто бывает, помог случай. Находясь в 1984 году в Гаване, я разговорился с сотрудницей археологического отдела Лурдес Домингес. Естественно, посетовал на нерешенные для себя проблемы индейского культурного наследия в стране, а она в ответ только рассмеялась. Тут же выяснилось, что Лурдес — главный специалист по «колониальной» археологии — науке, изучающей на Кубе период с XV до XIX века. Я сразу же поинтересовался: действительно ли период взаимных контактов между аборигенами и испанскими колонистами был так короток, что не нашел никакого отражения в материальной культуре?
На севере центральной части Кубы, в районе города Ольгин, еще с прошлого века хорошо известно древнее селение аборигенов Йайаль (Гюирабо). Оно было расположено примерно в 100 метрах от берега реки Пасон, там, где заливаемая паводками равнина сменяется неровной холмистой местностью с очень плодородными почвами, удобными для земледелия. Внешне это индейское поселение представляет собой сегодня ровную площадку в 200 квадратных метров, на которой разбросаны неправильной формы земляные холмы. Некоторые из них достигают трех метров высоты. Кто только здесь не занимался раскопками! Работали в Йайале и университетские профессора Кастаньеда и Робиоу, и частный коллекционер Г. Фериа.
И когда этот памятник посетил известный американский археолог Ирвинг Роуз, он с горечью признал — на поселении не осталось ни одного квадратного метра непотревоженной земли.
Уже после революции, в 1965 году, в Йайале побывал кубинский археолог Хосе Гуарч. Его заключение было таким же неутешительным: «Это — огромный археологический труп. Практически здесь ничего нельзя сделать — все разрушено!»
Что же так привлекало и ученых, и любителей старины к этому древнему индейскому поселению? Во-первых, оно было необычайно богато находками — изделиями из глины, камня, раковин и кости. А во-вторых, Йайаль — один из немногих археологических памятников Кубы, где отчетливо просматриваются следы взаимовлияния индейской и европейской культурных традиций на протяжении почти всего XVI столетия.
После революции многие находки из Йайаля стали экспонатами археологического музея Академии наук в Гаване. Их изучением и занялась Лурдес Домингес. В 1984 году она опубликовала монографию «Колониальная кубинская археология. Два очерка», часть которой посвящена Йайалю. Прежде всего Лурдес доказала, что поселение это принадлежало индейцам культуры «субтаино» и возникло еще до появления на острове европейцев.
Есть весьма правдоподобная гипотеза кубинских историков Ван дер Гухта и Марио Парахона о том, что именно в Йайаль, в ставку местного индейского вождя-касика, пришли в октябре 1492 года посланцы Колумба — Родриго де Херес и Луис де Торрес.
Особую ценность среди находок на месте этого поселения представляют три испанские монеты. Две из них относятся к 1492—1504 годам и к 1515—1519 годам, то есть к самому начальному этапу колонизации Кубы. Третья, найденная инженером Сегетом еще в 30-е годы,— к 1580 году.
Таким образом, если дата последней монеты установлена правильно, то есть все основания считать, что Йайаль существовал по крайней мере до конца XVI века и, следовательно, контакты индейцев и европейских колонистов продолжались здесь почти целое столетие.
Многие предметы европейского происхождения, найденные на поселении, сделаны из металла: железа, латуни, меди, которые особенно ценились аборигенами. Здесь и конские подковы, и ножи, и пряжки, и колокольчики...
«Раскопки на поселениях вроде Эль Пескеро, Йайаль и других позволяют предполагать,— пишет Лурдес Домингес,— сосуществование европейцев и индейцев, поскольку черты материальной культуры обеих групп представлены там в изобилии, и причем в смешанном виде. Есть немало индейских памятников, где можно проследить продолжение жизни вплоть до XVII века включительно».