Страница 5 из 39
На следующем витке спуска, едва не царапнувшись бортами, мы разминулись с грузовиком и вдруг оказались на широкой асфальтовой площадке. Над ней по склону стояли двухэтажные дома. Внизу бурлила мутноватая речушка, вдоль которой тянулись огороды, отделенные аккуратными кучками валунов. На противоположном берегу поднимались горы, горы, сплошь рыжие от кустарника.
Собственно улицы в поселке Тиньтук нет. Чуть пошире стала дорога, заасфальтированная в нескольких местах. Над ней несколько десятков домов.
К дирекции рудника пришлось карабкаться метров пятьдесят по крутой лестнице. Впереди поднималась по ней лошадка под седлом, но без всадника. Останавливаясь у кустов, она обгладывала листву. Неизвестно откуда собралась несметная толпа мальчишек, одетых в короткие курточки с застежками, вроде старинных венгерок.
Рудник Тиньтук — одно из тех немногих работающих и сегодня вьетнамских предприятий, которые были созданы еще до августовской революции 1945 года. Дело в том, что, начав войну первого Сопротивления, патриоты, покидая населенные пункты под давлением превосходящих сил врага, оставляли после себя «мертвую землю». Такова была суровая и беспощадная необходимость. А позже, убираясь с вьетнамской земли, колониальная армия вывезла все промышленное оборудование, которое могла захватить. Крупногабаритные и тяжелые конструкции грузили в Хайфоне на баржи и затем сбрасывали в море. Горы Каоланга не позволили проделать такую операцию с тем небольшим оборудованием, которое имелось в Тинь-туке.
Работа здесь началась в 1949 году и велась полностью вручную, без каких-либо определенных планов; по старинке. Шла война, сотни рабочих ушли на фронт... На всем лежал отпечаток разрухи и запустения. В касситерите порой ковырялись даже не ради олова — из него выбирали золотинки. На шестьдесят тонн концентрата приходится килограмм золота...
Еще в 1955 году, когда Вьетнам лежал в руинах и в Каоланге не существовало даже тех грейдерных дорог, по которым мы ехали, до Тиньтука добрался первый советский специалист. Затем приехала целая бригада, которая стала брать геологические пробы, изучать перспективы месторождения. Тогда велось много споров. Достаточно ли еще остается касситерита в отвалах Тиньтука? Стоит ли вкладывать средства в оборудование, его доставку, строительство модернизированной обогатительной фабрики и системы дорог?
Шли годы. В начале 70-х обозначилась тревожная тенденция: все меньше породы вывозили самосвалы из карьера к вагонеткам, которые зачастую уходили на обогатительную фабрику недогруженными. Тиньтук иссякал. Это снова ставило под сомнение будущее рудника. Начался кропотливый поиск. Как большой праздник встретил коллектив тот день, когда геологические керны дали неоспоримые свидетельства того, что оловянный промышленный минерал в этом районе еще есть.
Утопая по колено в темно-бурой пыли, мы добрались до карьера. Загораживая не только горизонт, но, казалось, и небо, поднималась перед нами гора, округлая вершина которой походила на шлем воина. Перед ней, ощетинив поросший лесом и кустарником гребень, залег гигантской рептилией кряж, в складках которого ползали грузовики и копошились люди. У подножия его, на дне котлована, посверкивало зеленоватым зеркалом озеро — сточные воды.
Мы ушли с солнцепека под навес над электромотором лебедки. Обжигающий чай утолял жажду и унимал сухость в горле от подвешенной в воздухе легкой пыли, взбиваемой самосвалами на дороге. Три тысячи человек работают в Тиньтуке, и среди них люди восьми национальностей: кини, а также тхаи, мыонги, нунги, те, кого вьетнамские феодалы называли когда-то презрительно «нгой-мой» — дикари.
Оловянный рудник в Тиньтуке — главное промышленное предприятие провинции Каоланг.
Обширен Тиньтук. Технологическая линия — карьер, где берется минерал и засыпается в самосвалы, которые затем везут его к вагонеткам, очистительный цех, огромные плавильные печи и, наконец, склады готовой продукции — вытянулась на километры. А по площади он составляет целый район, панораму которого невозможно охватить одним взглядом, даже стоя на его самой верхней точке. Но и Тиньтук покажется точкой на карте Каоланга. Как же сказочно должен быть богат этот край, какие возможности заложены в его не исследованных еще районах!
В здании дирекции рудника на стене висела картина, изображавшая общий вид Тиньтука. Я заметил, что многие цехи комбината на ней отсутствуют.
— Картину писали давно, — пояснили мне. — Хотели было заказывать новую, да после правительственного решения о реконструкции предприятия отложили это дело. Любая картина, даже если ее создавать по воображению, на основе технического проекта, боюсь, устареет еще до завершения...
Хватаясь за поручни металлического трапа, мы спустились (комбинат расположен на склоне горы, идет уступами) в обогатительный цех. У печей лежали готовые двадцатипятикилограммовые слитки чуть золотистого цвета — олово. Крупными буквами на каждом брикете выбито слово «Вьетнам».
Валериан Скворцов
Каобанг — Ханой — Москва
Горячая земля Тюмени
По давней традиции, впервые добыв нефть, разведчики умываются ею. Не совсем так было, когда брызнул первый фонтан сибирской нефти: люди купались в ее потоке, даже не сняв одежды.
Теперь, почти двадцать лет спустя, это событие представляется нам еще более значительным. Ведь именно в последние годы на страницах мировой печати замелькали слова о «нефтяном кризисе» и мрачные пророчества грядущего вскоре «энергетического голода». Тюмень же тем временем стремительно наращивала и наращивает добычу. Вдумаемся, однако, что за этим стояло и стоит. Было так: вот уже открыто Самотлорское месторождение нефти, обнаружена масса других, поменьше, на весы экономики лег газ Западной Сибири, которого там больше, чем в США.
Но было так. Предательски разинув пасти трясин, добытчиков везде поджидали болота. Возле буровой вышки нефть и газ, понятно, никому не нужны. Значит, подвози технику, прокладывай трубопроводы, готовь метановозы и так далее. А у экономистов-географов есть термин — транспортная освоенность территории. Ученые пользуются им, когда хотят сказать о состоянии транспорта в стране, области, крае. Сколько километров дорог приходится на квадратный километр территории? Среднее количество машин на этом километре? Сколько мастерских, гаражей, заправочных баз, складов и тому подобного? Все это учитывает ТОТ — показатель транспортной освоенности территории.
В Западной Сибири, особенно в Тюменской области, этот показатель был близок к нулю. На всей Великой равнине не было почти ничего, что могло бы относиться к современному транспорту. Хуже того, впору было задуматься: а возможен ли он там вообще? Тюменские болота могли бесследно поглотить все транспортные парки страны.
А нефтяные и газовые поля лежали, за редким исключением, под топями. Что такое знаменитый Самотлор? В болотном море затерялись озеро и клочок земли, под которыми нефть. Так и на любом другом месторождении: островок суши и трясина вокруг на десятки километров.
Кое-где могли выручить реки, но осваивать-то надо было территории, иногда превосходящие по размерам державы Европы...
По суше, верней хляби, можно было пробраться только зимой, и то не везде, и то с опаской — скованная морозами топь под тяжестью могла разверзнуться.
К тому же зимой появлялся новый враг. На нефтяных полях Западной Сибири температура зимой порой неделями не поднимается выше отметки минус сорок пять. Воздух становится густым искрящимся туманом. Металл делается ломким и хрупким, как кусок сахара, — стукни молотком, он рассыплется или покроется трещинами.
Здесь, в Тюмени, задача освоения нефтяных полей оказалась сродни проблеме освоения иной планеты — нужна была другая техника, другие способы строительства дорог, другие методы добычи.