Мартирос Сарьян

В портрете И. С. Щукина (1910) обращают внимание выразительно и остро написанные глаза. Сохранился интересный отзыв об этом портрете, данный В. Серовым: «Как.то на выставке, — рассказывает Сарьян, — Серов обратил внимание на портрет Щукина и, указывая рукой на глаза, со свойственным ему лаконизмом, сказал: “Пушка, нет, две пушки”».

Образам представителей крупной армянской буржуазии (их немного) присуща яркая социальная характеристика. Это не было нарочито поставленной художником задачей. Сарьян достиг этого благодаря своему обострённому интуитивному восприятию натуры. Так, в портрете М. Бунатяна (1914) перед нами образ умного дельца, принадлежащего к кругу капиталистов.хищников. Об этом говорят и уверенная выправка и властный

взгляд человека, привыкшего распоряжаться, повелевать, принимать смелые решения. Совсем иная характеристика дана И. Манташеву (1915). В портрете Манташева создан образ сибарита. Чтобы подчеркнуть праздность натуры портретируемого, художник написал Манташева в шёлковом восточном халате, не польстив ни в чём его внешности, изобразив дегенеративное лицо, невыразительные «воловьи», несколько навыкате глаза, крупный нос, чувственный рот.

Но вот перед нами ещё два портрета людей, принадлежавших совсем к иному кругу. В портрете редактора — издателя армянского художественно.литературного журнала «Гехарвест» («Искусство») Гарегина Левоняна (1912) — скупыми, лаконичными приёмами, немногими красками передан выразительный облик южанина с несколько подчёрк нутой суровостью мужественного лица. Но характеристика Г. Левоняна ограничивается преимущественно этими чертами.

Более углублённо раскрыт образ поэта Александра Цатуряна (1915). Можно не знать, кто изображён на портрете, но нельзя не почувствовать в этом бледном болезненном лице, со скорбным взглядом и печатью обречённости нежность и лиричность душевного склада портретируемого.

Голова девушки. The girl’s head. 1912 г

Портрет поэта Александра Цатуряна./ Portrait of the poet Alexander Tsaturyan.

1915 г

Среди работ Сарьяна особняком стоит «В маске» (1913). Портрет ли это? Работа имеет жанровое решение — изображена полулёжа на кушетке художница С. Дымшиц. Верхняя часть её лица закрыта маской. Задача портрета хотя и сужена, но не вовсе исключена. Очень выразительно, экспрессивно написана открытая нижняя часть лица и живые, насмешливо смотрящие сквозь разрезы маски глаза. Художник запечатлел быстро проходящий момент. Это — портретный этюд, увеличенный до размеров большой картины. Он выделяется и своим необычным для Сарьяна колоритом. Преобладающие цвета: тёмнокрасный — платья и почти чёрный — фона.

Сарьян.портретист, как уже отмечалось, не получил признания в дореволюционные годы, и отзыв Серова является единственным исключением.

Говоря о дореволюционных работах Сарьяна, необходимо указать также и на их технику. В эти годы Сарьян работал почти всегда темперой, маслом же писал очень редко и притом небольшие этюды. Темпера наиболее соответствовала художественным задачам Сарьяна — покрывать большие поверхности непрозрачной, кроющей краской, которая при высыхании даёт матовую поверхность. Художник мастерски овладел этой техникой, чего нельзя сказать про его работы маслом. Только позднее, в советские годы, Сарьян в полной мере овладевает техникой масляной живописи.

Персидский натюрморт. / Persian still life.

1913 г

Как отмечалось, уже первые выступления Сарьяна на выставках «Голубой розы» и журнала «Золотое руно» не прошли не замеченными критикой. Эти первые отзывы в большинстве своём носили отрицательный характер, но очень скоро, особенно со времени поездок Сарьяна на Восток, отношение к художнику изменилось. Александр Бенуа писал о Сарьяне: «Нас, художников, радуют эти самоцветные блёстки, эти сказочные скользящие намёки. Эти обрывки чарующих тем; они бесконечно дороже нам, нежели определившаяся схоластика и нудная надуманность»1. Спустя несколько месяцев в рецензии о выставке «Мира искусства» тот же Бенуа пишет: «Сарьян пугает среднюю публику своими недоговариваниями, что сейчас же принимается за ломание и шарлатанство. На самом же деле эти недоговаривания просто признаки некоторой незрелости молодого художника и известной, присущей нашему времени распущенности. Но в Сарьяне таится большой и чудесный художник. О, если бы этот кавказец, в котором так ярко живёт красочность Востока, если бы он сумел сковать своё творчество, довести

1 А. Бенуа. Художественные письма. — «Речь», 26 ноября 1910 г.

до зрелости свои вымыслы и образы. Все данные у него налицо. Он обладает большой чуткостью к краскам, которые у него особенно приятны, смелы, изысканны по природе и в то же время пленительно дики. У него и рисунок свой, странный, угловатый, но таящий в себе подлинную силу, настоящий стиль (не стилизованность). Как бы хотелось, чтобы эти данные сложились в одно целое и чтобы мы увидели когда.нибудь “картины” Сарьяна или ещё лучше — расписанные им стены. Такие же яркие и весёлые, такие же благородно спокойные по общему эффекту, как персидские ковры»1

День. Старый Тифлис. (Хлебная площадь). / Day. Old Tiflis (Grain size). 1917 г

1 А. Бенуа. Художественные письма. — «Речь», 14 января 1911 г

Мы не будем приводить все отдельные и большей частью краткие высказывания о работах Сарьяна, написанные в общих рецензиях о выставках. Отметим, что примерно с 1910 – 1911 годов подавляющее большинство рецензий носит положительный характер. Почти все высказывающиеся о Сарьяне отмечают оригинальность, своеобразие его искусства, новизну его подхода к изображению Востока. Среди всего написанного о Сарьяне в те годы заслуживает внимания большая статья М. Волошина, помещённая в журнале «Аполлон», в которой наряду с характеристикой творчества художника помещена краткая биография и приведён список его работ1. Несмотря на отдельные эстетские высказывания, а иногда наивные экскурсы автора в лингвистику, ряд основных положений об искусстве Сарьяна правилен, и они подчас почти целиком повторялись позднее многими, писавшими о Сарьяне уже в советские годы. Волошин справедливо отмечает, что хотя искусство Сарьяна отражает Восток, но он не ориенталист, его привлекают не этнографические подробности Востока, нет в его работах «литературы», хотя он передаёт обыденные, интимные черты жизни: «… гроздь бананов в лавке уличного фруктовщика, синяя от зноя морда буйвола, пыльно.рыжие короткие туловища и оскаленные зубы константинопольских собак для него милее и прекраснее, чем отсветы роскоши восточных дворцов… Идя на Восток, как на потерянную родину, любя её житейские и обыденные черты, Сарьян удачно миновал ориентализм. И ему не понадобилось никакой couleurlocale, чтобы стать убедительным. В своём романтизме он остаётся человеком Востока. Европеец не стал бы так изображать экзотических зверей — газелей, пантер, не так бы увидел фигуры женщин, закутанных в покрывала, не так бы подошёл к их портретам, как подходит Сарьян».

Было бы, конечно, очень странно, если бы наряду с положительными отзывами не нашлось бы хулителей искусства художника, который в своих исканиях избрал не проторенную дорогу, а пошёл по новому пути. Особенно ополчился против художника критик реакционной газеты «Новое время» Н. Кравченко, разразившийся сплошной бранью по его адресу, подтвердив, и притом не в первый раз, данное ему прозвище критика «с обратным чутьём».

Зарубежным поездкам Сарьяна был положен конец начавшейся в 1914 году первой мировой войной. Остались неосуществлёнными планы художника, мечтавшего совершить путешествия в Индию и на Дальний Восток. В эти годы Сарьян много времени уделяет общественной деятельности. Война, вначале сулившая населению Турецкой Армении надежду на освобождение и объединение с закавказскими армянами, вскоре стала для него жестокой трагедией. Значительная часть турецких армян погибла, остальная эмигрировала.