Страница 5 из 57
Служба давалась нелегко, но упорный горец и не думал сдаваться. Училищные прорехи в специальной подготовке он с лихвой восполнял служебным рвением. И нигде не задерживаясь точно в срок, получил звание капитана 2 ранга и должность начальника штаба дивизиона десантных кораблей.
Правда, новый начальник штаба на десантных кораблях был всего лишь однажды и опыта управленческой работы не имел, но это для него был не аргумент. Он отлично знал Корабельный устав, а в нём статью 110, в которой четко прописано: «Начальник штаба организует работу штаба по подготовке и ведению боевых действий, планирует мероприятия по боевому, специальному, материальному и техническому обеспечению и осуществляет контроль за выполнением приказов и распоряжений командира соединения». Уж что-что, а организовывать, планировать, контролировать и строго взыскивать — Мирза Гамбаров умел превосходно.
Однако на поверку все оказалось не так просто. Кроме умения организовывать, планировать, контролировать и взыскивать, к изумлению горца, начальник штаба, оказывается должен ещё отлично знать высадочную технику, способы десантирования при различных условиях, иметь навыки выполнения практических задач. Тут уж служебное рвение ничем помочь не могло. И командование, вскоре поняв, какую ошибку оно совершило, назначив Гамбарова на должность, которой он не соответствовал, стало прикидывать, куда бы сплавить ретивого служаку. В эту пору, кстати, и подвернулась разнарядка в военно-морскую академию. Предложили Гамбарову, и он без колебаний согласился. Оформив все документы, лично убедившись, что они без задержки убыли по назначению, Гамбаров дал волю фантазии. Он живо представил, как за усердие в учебе получит досрочно капраза, вернется в Баку на должность не ниже чем заместителя начальника штаба Флотилии, а там и до заветных адмиральских «пауков» недалеко…
Но все эти радужные мечты чуть было не рухнули в одночасье.
Во время швартовки СДК, на котором он выходил в море принимать от экипажа задачу, Гамбаров грубо вмешался в действия командира корабля, создал аварийную ситуацию и фактически сам размолотил корму, впузырив средний десантный корабль в бетонную причальную стенку.
И тут сработал вековой инстинкт самосохранения. Не дав начальству придти в себя от известия о ЧП, Гамбаров явился пред ясные очи командующего Флотилией. Какие слова, и какие аргументы приводил он в своё оправдание, история умалчивает, но только после почти часовой беседы никаких расследований и разборов не последовало, а побитый СДК в тот же день отбуксировали в док судоремонтного завода, откуда он вышел через неделю новехоньким. А ещё через неделю воспрянувший духом капитан 2 ранга Гамбаров укатил в Ленинград получать академическое образование.
Правда, упрямая судьба попыталась ещё раз исправить кадровую оплошность, но в очередной раз потерпела от Гамбарова сокрушительное поражение. Как и при поступлении в училище, он на экзаменах вчистую провалился. И в списках отчисленных его фамилия фигурировала первой. С этим честолюбивый джигит никак примириться не мог. Не теряя времени, он ближайшей «Стрелой» умчался в Москву, в Главный штаб. Добился приема у главнокомандующего Военно— Морским Флотом СССР и, не колеблясь, вручил ему рапорт, в котором, чистосердечно признавал: «…знаю, что у меня нет теоретических знаний, и неудовлетворительные оценки по всем предметам считаю справедливыми. Но я хочу стать первым адмиралом азербайджанского народа. Я люблю флот и буду достойно служить своей Родине — Союзу Советских Социалистических Республик. Прошу Вас, в порядке исключения, зачислить меня в академию без вступительных экзаменов, как представителя малого народа нашей многонациональной страны». В конце шестидесятых против такого аргумента никто устоять не мог. И его зачислили!
Однако, после выпуска из академии на флот его послать всё же не рискнули и предложили должность начальника интернационального факультета в Каспийском училище, заверив амбициозного соискателя адмиральских погон, что свою мечту он сможет реализовать и на ниве просвещения, став со временем начальником училища…
В новой должности Мирза Аббасович освоился быстро. Командованию нравился этот энергичный руководитель, а курсантам иностранцам — никогда неунывающий и общительный начфак. Вскоре он получил звание капитана первого ранга и, почувствовав близость небес, на которых обитают боги, постепенно отошел от повседневных дел, перепоручив их своим заместителям. Сам же сосредоточился на представительских хлопотах — с восточным размахом встречал и провожал многочисленных помощников атташе, иностранных адмиралов и высоких проверяющих лиц, не забывая в этих хлопотах и своих интересов.
… В тот день он с утра договорился на шкиперских складах флотилии о получении для своей дачи в Пиршагах двух витринных стекол и трех упаковок розовой чешской плитки. Дал команду начальнику кафедры капитану 1 ранга Пятнице распоряжение подготовить к поездке газик и назначить водителем старшего мичмана Дмитрия Полухина — известного в училище мастера на все руки.
Полухин потом рассказывал на кафедре:
— Приехали мы на склады. Мирза приказал подогнать машину прямо к пакгаузу и поставить её поперек железнодорожного полотна, чтобы было удобнее грузиться. Я ему говорю, что так нельзя. Вдруг начнут подавать состав. Но где там! Отмахнулся. Ставь, говорит, мы быстро. Стекло погрузили и собрались уже уезжать. Тут Гамбаров вспомнил, что забыли чешскую плитку. «Давай бегом, — приказал он. — Через десять минут у них начнется перерыв, потом придется целый час ждать». И мы рванули…Дальше всё произошло стремительно — крики, матюги, свистки, скрежет металла…По той ветке, где осталась машина, сдавали состав из восемнадцати вагонов. Газик сразу расплющило и как пустую консервную банку протащило по рельсам ещё метров сто…
Начальник училища бушевал и матерился, не сдерживая эмоций. Перед ним, склонив голову, стоял, «руки по швам», виновник ЧП. Его кремово-бледное лицо было покорным и печальным, грустные оленьи глаза выражали глубокое раскаяние. За всё время гневной тирады адмирала он не произнес ни слова. Жалкий вид грешника действовала на начальника обезоруживающе. Он начал выдыхаться и вскоре совсем замолчал.
В кабинете стало так тихо, что ритмичные щелчки храповика от колебаний массивного маятника старинных часов в дубовом футляре воспринимались тяжелыми ударами молота по наковальне.
— Ты понимаешь, — после тягостной паузы вновь заговорил адмирал, — что это подсудное дело и что я должен немедленно доложить в Москву? — Он кивнул в сторону кремовой «вертушки» с гербом.
— Так точно! — глухо выдавил Гамбаров, но тут же добавил:
— Дайте мне три дня!
— Для чего? — удивился начальник.
— Если через три дня я не соберу машину и не оформлю на неё все документы, то вы докладываете в Москву и заводите на меня дело.
Начальник не ожидал такого поворота и надолго задумался.
— Хорошо, — неуверенно согласился он, — я доложу командующему Флотилией этот вариант…
…Трое суток все мичманы лаборатории трудились без отдыха. Из четырех ржавых ходовых, трех покореженных кузовов и пяти неработающих двигателей, в тот же вечер привезенных Гамбаровым на кафедральную «техничку», они собрали нечто невероятное и почти не отличающееся от покойного газика, а на четвертые сутки Мирза Аббасович, положил на стол начальника училища новенький техпаспорт на созданный кафедральными умельцами автомобиль…
Однако после этого случая, в Гамбарове произошли внешне почти неуловимые, но весьма существенные перемены. Он вдруг решил, что может всё, и перестал контролировать себя. На этом и погорел.
…Зимняя экзаменационная сессия приближалась к завершению. Оставался один экзамен, а за ним маячили долгожданные каникулы. Курсанты четвертого курса из ГДР с немецкой пунктуальностью уже проложили на карте, висевшей на стене комнаты отдыха, генеральный маршрут Баку — Москва — Берлин. В опорных точках были указаны дата, время вылета и время прилета. Куплены билеты и посланы телеграммы родственникам. В успешной сдаче экзамена никто из них не сомневался. Группа была сильной. Но тут распоясалась апшеронская зима. Три дня, не переставая, пуржило. Дороги замело. Транспорт стал. Немцы заволновались. Четко спланированный график убытия оказался под угрозой срыва. Этого они допустить не могли. В кабинет к начальнику факультета за выяснением обстановки прибыл старший национальной группы пятикурсник Михаэль Круз.