Беспокойные дали

— Как там поживает академия?

— Нормально.

— А как Фалеев? Докторскую, конечно же, успешно защитил?

— Что ты, — махнул рукой Валерий, — Фалеева уже год как нет на кафедре. Он подался на более спокойные хлеба — в управление военных учебных заведений. Так что теперь обретается на Большом Козловском и оттуда шлет нам свои ценные указания, как учить слушателей и делать науку. А диссертацию не защитил.

— Что ж так? Ведь он мне говорил, что всё уже «на выданье».

— Деталей не знаю, я ведь на другой кафедре. Слышал, что после защиты диссертация в ВАКе попала к «черному» оппоненту и он раздолбал её в пух и прах. По этому поводу в академии был большой шум. Но у Фалеева где-то в верхах очень мохнатая лапа. Дело замяли, а его, как я уже сказал, перевели в управу…

Дальнейший разговор пришлось прервать, так как перекрывая застольный гомон, к собравшимся обратился хозяин торжества:

— Дорогие друзья! — волнуясь, начал, Борис Михайлович, –во-первых, разрешите приветствовать вас за этим праздничным столом. Во-вторых, по нашей давней традиции, разрешите представить новичков и объявить порядок нашего неформального дружеского коллоквиума…

И Платонову уже во второй раз за этот день пришлось пережить минуты счастливого волнения и выслушать приятные слова в свой адрес.

Разобравшись с молодежью, Борис Михайлович объявил, что профессор Серебряков недавно возвратился из научной командировки в Соединенные Штаты. Там он находился в составе небольшой группы советских ученых— ракетчиков по приглашению руководства научно-испытательного центра имени Арнольда. Делегация побывала и на американском космодроме, на мысе Канаверал, в штате Флорида. Там показали стартовый комплекс и готовящийся к первому испытательному полету космический корабль многоразового использования «Спейс Шаттл». Тихон Васильевич привез с собой снятые там слайды и кинофрагменты и любезно согласился коротко рассказать здесь об этой очень интересной поездке. Ну, а потом, как принято говорить в таких случаях, — «культурная программа». Если, вы, конечно, не будете возражать.

Возгласы одобрения были ответом на его слова.

Как только эмоции улеглись, Мануилов попросил всех наполнить бокалы и предложил:

— Друзья! Первый тост за нашу ракетную науку. За наше любимое и беспокойное дитя, нашу сердечную боль и нашу искреннюю душевную радость!…

Непроизвольное дружное «Ур-рра!!!» вырвалось из взволнованных сердец…

— А теперь, — обратился к гостям Борис Михайлович, — как мы и решили, послушаем рассказ Тихона Васильевича.

Рассказчика слушали с большим вниманием, снимки огневых стендов научно-исследовательского центра, разглядывали с особым пристрастием, тут же комментируя увиденное. Особенно задело за живое многих сообщение Серябрякова о том, что центр, помимо ракетно-космических задач, проводит большие научные исследования на коммерческой основе в интересах различных не оборонных организаций и ведомств.

— Как нам сказали гиды, только отделение испытаний двигателей имеет от сторонних организаций ежегодный доход более тридцати пяти миллионов долларов!

Воспользовавшись паузой, из-за стола поднялся крупный мужчина. Большая лысая полированная голова, маленькие юркие глазки и по-детски обезоруживающая улыбка придавали ему удивительную схожесть со всеми любимым артистом кино Евгением Моргуновым.

— Американцы, надо отдать им должное, — начал он певучим низким голосом, — умеют, в отличие от нас, считать и зарабатывать деньги. Наши ракетные стенды, конечно, не так эффектно выглядят, нет в них технического лоска, но по своим возможностям нисколько не хуже американских. А вот загрузка их, полезная отдача, мизерная. Я уж не говорю, о каких–либо коммерческих работах. У нас даже разговоры на эту тему считаются вредными, а плотный туман секретности, которым мы как дымовой завесой, окутали свои дорогостоящие игрушки, кроме прямого экономического вреда ничего не приносит. Но самое главное, нет у нас сейчас единого координирующего органа, который бы четко планировал и кооперировал работы разных организаций. Каждая «фирма» варится в собственном соку, каждое КБ считает себя первооткрывателем, самым умным и самым передовым. Вот и делаем дублирующие работы, которые потом сдаем в архив и о них напрочь забываем. В Штатах есть Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА), которое разрабатывает стратегию развития ракетостроения и космонавтики, а научные центры типа Арнольда проводят крупные многоплановые исследования. Всю же «мелочевку» отдают на откуп научным лабораториям и стендам университетов. При этом платят им хорошие деньги. И все в выигрыше…

Чувствовалось, что этот вопрос очень больной, поскольку сразу несколько человек, перебивая друг друга, вклинивались своими репликами в монолог выступающего толстяка.

Борис Михайлович, как искусный дирижер, легонько постучал вилкой по бокалу, призывая коллег не отвлекаться от темы. А Серебряков, тем временем запустил кинопроектор и продолжил рассказ об американском космическом челноке.

…Вдоволь накатавшись на луноходе по горам и кратерам нашего ночного светила (более тридцати пяти километров), последние лунопроходцы Сернан и Шмитт (пробыли на Луне семьдесят пять часов), прихватив с собой в качестве научных сувениров 113 килограммов лунных камней, 15 декабря 1972 года в 01час 54 минуты по Гринвичу покинули угрюмую Селену. А 19 декабря 1972 года в 22 часа 25 минут по Гринвичу командный отсек корабля Appollo-17 шестой космической экспедиции благополучно приводнился в Тихом океане, поставив жирную победную точку в американской Лунной программе.

Четыре года (с июля 1969 по декабрь 1972 года) весь мир (кроме Советского Союза и Китая) у экранов телевизоров с замиранием следил за захватывающими и полными драматизма полетами на Луну отважных американских астронавтов. Советская же партийная власть предав «анафеме» американские «Аполлоны» и изолировав миллионы своих сограждан от вредного влияния буржуазного лунного «шабаша», не без помощи некоторых амбициозных руководителей, сначала под педологом трех неудачных запусков, поставила крест на любимом детище Сергея Павловича Королева — семидесятиметровой лунной красавице ракете Н1, а затем прикрыла и отряд космонавтов «лунатиков».

И пока американцы осваивали лунную целину, у нас на космодроме Байконур активисты–комсомольцы в парке над танцплощадкой мастерили изящный навес из раскромсанного титанового топливного бака так и не взлетевшей к Луне с космонавтами на борту многострадальной королевской ракеты…

Ещё не побывали на Луне экипажи пятой и шестой экспедиций, а НАСА уже приступило к реализации новой грандиозной программы — созданию космических кораблей многоразового использования «Спейс Шаттл». В январе 1972 года было объявлено о начале постройки четырех челноков. Не напуская излишнего «секретного» тумана, американцы сообщили всему миру, что программа в основном рассчитана для решения оборонных задач, но, учитывая острые потребности науки, техники и хозяйства страны, на кораблях будут проводиться и широкие научные исследования. В печати подробно освещались и планы возможных исследований в ближнем космосе, и ожидаемые технические характеристики строящихся челноков, и даты запусков, и даже составы первых экипажей, которые в конце 1976 года приступили к двухгодичной подготовке к космическим полетам на таких кораблях. И вот 12 апреля 1981 года, точно в объявленный нами «Всемирный день космонавтики», американский космический челнок «Атлантис» с двумя астронавтами на борту совершил свой первый орбитальный испытательный полет.

А мы опять пошли «своим путем». Перво-наперво, засекретились так, что даже генеральные конструкторы в переговорах по закрытой связи будущий советский космолет иначе как «птичкой» не называли. Потом долго совещались и согласовывали, подписывали и утверждали, спорили и сомневались. Но для начала с присущим революционерам энтузиазмом разрушили все наработки предшественников. А затем? Затем в срочном порядке стали варганить свой, конечно же, неповторимый и, конечно же, самый мощный космический челнок, правда, втихую всё же большую часть наработок у повергнутых отцов космонавтики взяли на вооружение. И в то время, когда «буржуазные» челноки с завидным постоянством мотались в космос, в монтажном корпусе лихорадочно лепили проклятущие облицовочные плитки, которые никак не хотели приклеиваться к покатым бокам нашего «Бурана», и, как говорят слесари — «на коленке», достраивали его. Наконец, 15 ноября 1988 наш космический «Буран» совершил свой первый и единственный полет в автоматическом режиме, сделав два витка вокруг Земли. Но тут оказалось, что нет ясной космической программы, и никто не знает, что с ним дальше делать. Пока лихорадочно придумывали занятия челноку, грянула знаменитая горбачевская «перестройка» и все силы были брошены на борьбу с алкоголизмом. Средств стало катастрофически не хватать. Объявили тотальную конверсию и из «Бурана» в столице сделали престижное казино…