Страница 32 из 48
— Давай спросим другого специалиста? — я кивнул в сторону художницы, стоящей с мольбертом у второй створки алтаря. — Что она думает по поводу версии, высказанной экскурсоводом, например?
Не дожидаясь ответа Алика, я подошел к художнице и неожиданно остановился пораженный. Девушка к этому моменту как раз закончила перерисовывать панель с искушениями святого Антония, и ее картина вдруг показалась мне даже более живой, чем оригинал Нитхардта. Тягучий страх словно изливался с полотна. Как будто тени неведомого ужаса поджидали смотрящего, готовясь схватить его за горло. Демоны на картине казались удивительно живыми. Мне даже послышался сдавленный крик Антония. Я резко встряхнул головой, прогоняя наваждение.
Художница повернулась ко мне и доброжелательно улыбнулась.
— Вы, кажется, выглядите немного испуганным, — ее рыжие волосы задорно спадали из-под фиолетовой повязки, почти закрывая лицо, но мне почему-то показалось, что девушка подмигнула.
— Ну, немудрено настроится на серьезный лад при виде этого алтаря. Насколько я помню, в девятнадцатом веке Гюисманс так описал это распятие: «Конечно, никогда не изображал в таком натурализме Божественное Тело художник, не опускал своей кисти в такую глубину терзания, в такую гущу кровавых пыток. Это было чрезмерным, было ужасным. Грюневальд выказал себя беспощаднейшим реалистом».
— И вы решили спросить у меня, действительно ли Грюневальд — я, кстати, тоже привыкла называть Нитхардта этим старым, хоть и ошибочным именем — изображал реальность или, как тут описывала зашедший экскурсовод, это все сплошной религиозный символизм? — девушка продолжала сбивать меня с толку своей проницательностью. — Но вы ведь уже знаете ответ, не так ли?
— Мне просто хотелось узнать мнение художника об алтаре и спросить, скорее, не о самом распятии, а об искушениях Антония, о демонах. И конкретно о демоне чумы. Но, признаюсь, ваша картина, кажется, сама уже дала мне этот ответ.
— И какой же ответ вы осознали? — на этот раз я готов был поклясться, что она подмигнула. — Реальность видений или видения реальности? Упомянутый вами Гюисманс, кстати, утверждал, что «демон чумы» на самом деле вовсе ни демон, ни ларва, а просто бедняга, страдающий от огненной болезни. И знаменитый французский писатель был прав.
— Вот мне и показалось, что ваша картина. — тут я замешкался, не зная, как выразить свои ощущения.
— Я хочу перерисовать весь этот алтарь, пока в планируемую в ближайшее время реставрацию он не утерял главного. Того внутреннего, что не видно поверхностному взгляду и безжизненному объективу фотоаппарата. Через три года будет уже поздно, тайна уйдет навсегда.
— Кто-то заметает следы?
— Не спрашивайте, — улыбнулась девушка. — Считайте это лишь моим разыгравшимся воображением. Художники люди впечатлительные.
— Все-таки я спрошу, — не сдавался я. — Я знаю об орденах, знаю об отравлениях спорыньей. Но разве все это не в прошлом? Вы говорите о каких-то наследниках ордена святого Антония?
— Нет, прошлое никуда не ушло, оно продолжает довлеть над умами живых, как выражался один известный теоретик. И здесь он был прав. Но не только архаика былых заблуждений продолжает владеть сердцем сегодняшнего мира, вполне материальные тени прошлого тоже выходят на свет из небытия. Это долгая история. После изгнания из страны иезуитов Людовик XV создал Монастырскую Комиссию по расследованию деятельности орденов и злоупотреблений духовенства. Жить ордену святого Антония оставалось уже недолго. В 1776 году несколько врачей продемонстрировали Королевской Академии Наук действие спорыньи на животных, после чего академики были вынуждены признать, что гангрена наступает от пищи. Но для окончательного решения о вине спорыньи в заболевании огнем святого Антония академики единодушно постановили провести опыты над заключенными, приговоренными к смертной казни, подчеркнув, что это будет наказание преступников, полезное для человечества. Судя по последующим событиям, преступники свою роль нынешних морских свинок сыграли успешно.
— Отравление спорыньей стало научно признанным, и орден антонитов исчез?
— Папа Пий VI не стал дожидаться конца экспериментов, он понял, что дни ордена святого Антония сочтены. Орден стал никому не нужен, тайны «излечения» больных больше не существовало. Рецепт избавления от огня святого Антония оказался прост — нужно прекратить есть черный хлеб. И папа в декабре 1776 года орден антонитов ликвидировал, передав все их имущество Мальтийскому ордену. Как раньше мальтийцы поглотили одних своих конкурентов, тамплиеров, так теперь они овладели и антонитами. Некоторые обители антонитов попытались не подчиниться папе, но в июле следующего года Людовик XVI с подачи Монастырской Комиссии выпустил свой указ о роспуске ордена святого Антония, а потом последние уже остатки ордена были добиты во время Французской Революции. Еще несколько десятков обителей антонитов пытались удержаться в Германии, но тоже недолго. Все тайные знания антонитов и тамплиеров перешли к госпитальерам.
— То есть в результате из трех основных католических орденов, разбогатевших на эпидемиях отравлений спорыньей, остался один, самый могущественный? Впитавший в себя всю силу и древние тайны остальных братств? А что с этим орденом стало потом?
— У ордена святого Иоанна, он же Мальтийский орден, тоже были нелегкие времена. Мальтийцев пытался разогнать Наполеон. Но российский император Павел I предоставил большинству госпитальеров убежище в Санкт-Петербурге и взял орден под свое покровительство. Эти беглые госпитальеры избрали Павла I великим магистром ордена. А в 1799 году Павел I подписал Указ о включении в состав российского герба мальтийских креста и короны. Павла вскоре убили, а орден остался. Мальтийский крест позже выкинет из российского государственного герба Александр I. Но при этом чуть раньше в качестве награды был учрежден георгиевский крест, по образцу того же мальтийского креста. Сегодня Мальтийский орден процветает и представляет собой тайную организацию и загадочное псевдогосударство. Орден признан Организацией Объединенных Наций и имеет при ней особый статус наблюдателя.
— Это, очевидно, и называется итальянской мафией, а наивный дон Корлеоне всего лишь фикция? — пробормотал я вполголоса. — Иезуиты также с орденом госпитальеров тоже были тесно связаны?
— Иезуиты к тому времени проникли и в инквизицию, и во все ордена. Если вы хотите побольше узнать об истории Общества Иисуса и ордена Мальты, то вам следовало бы отправиться в Кельн. Там крупнейший в Европе архив с множеством малоизученных старинных документов. На рубеже девятнадцатого века у иезуитов, как и у мальтийцев, были все шансы уйти в небытие. Но и тех, и других за каким-то дьяволом спасла Россия, — девушка как-то тяжело вздохнула.
— Причина этого мне тоже не слишком понятна. Кстати, сейчас в России вновь аккредитован полномочный посол Мальтийского ордена, а иезуиты появились еще раньше. Мне это показалось странным. Ведь в свое время даже русский поэт Тютчев писал, что далеко не только враги христианской веры питали к ордену Общества Иисуса ожесточенную и непреодолимую ненависть, но и наиболее искренние и преданные своей церкви католики относились к иезуитам не лучше. А православные тем более их всегда недолюбливали.
— Эти ордена — Абсолютное Зло. Зря русские их пригрели. Теперь России эту ошибку придется искупать долго, — художница пристально посмотрела мне в глаза. Затем она вдруг снова улыбнулась, сняла с головы фиолетовый платок, повязала его мне на рукав и быстро ушла в соседнюю галерею. Я удивленно взглянул на Алика.
— Фиолетовый, даже, скорее, пурпурный платок, — хмуро бросил Алик, проводив девушку взглядом. — Знак элевсинских мистерий.
— Да брось ты, при чем здесь древние таинства?
— На руку пурпурную ткань повязывали мистам, то есть посвящаемым в таинство, — глухо пробурчал Алик.
— А кто тогда носил пурпурные повязки на голове?
— Жрецы Элевсина, — серьезно ответил Алик и пошел к выходу.