Свинец в пламени

— Значит, потому вы и отстранились от него?

— Да.

— Господин Тангэ, мне известно, что вы занимаетесь набором, точнее — вербовкой, шпионов. Если бы он не подходил для ваших целей, вы бы, конечно, сразу это поняли. Боюсь, что дело вовсе не в том, что вы действительно считаете его ненормальным…

По-видимому, рассуждал про себя Куросима, сначала Тангэ опасался, что его гипотеза будет отвергнута антропологической экспертизой. Но сейчас его, очевидно, отпугивает что-то ещё более серьёзное. Иначе он вряд ли так просто отказался бы от своих притязаний. Не такая деликатная это натура. Достаточно вспомнить хотя бы грубый фарс, который он с таким спокойствием разыграл во время свидания с Омурой в лагере.

— Нет ли какой другой причины? — настойчиво спрашивал Куросима.

— Ведь настоящая причина не эта?

— Хм! А ты, сержант, я вижу, малый не промах, — пропыхтел Тангэ.

— Ладно, кое-что я тебе приоткрою. Меня просили оставить в покое этого кандидата в шпионы.

— Кто просил? Ведь вряд ли это начальник нашего лагеря…

— Конечно, нет, — ответил Тангэ. — Речь идёт о секретном органе, с которым я связан.

— Иными словами, об Особом бюро при кабинете министров?

— Что?! — вдруг рассердился Тангэ и злобно сверкнул глазами. — Надеюсь, я не обязан отвечать на подобные вопросы?!

— Разрешите задать вам ещё только один вопрос, — не унимался Куросима. — Вы знаете американского японца по имени Дэв Ока?

— Понятия не имею. Кто это?

— По-моему, он тоже вхож в Особое бюро при кабинете министров.

— Не знаю, — резко повторил Тангэ. — А вот ты, сержант, кажется, слишком много знаешь. А слишком много знать не всегда полезно. Советую обратить на это внимание.

Куросима вышел из лаборатории Тангэ и зашагал по мокрой от дождя набережной Камакура. В ушах ещё звучали последние слова Тангэ. Мысли в голове теснились.

Как он и предполагал, из его намерения прибегнуть к помощи Тангэ, чтобы приостановить высылку Омуры, ничего не вышло. Зато он кое-что сумел узнать. Ясно, что решение о высылке Омуры продиктовано Особым бюро при кабинете министров. Вернее, теми силами, которые вмешивались и дела Особого бюро. Но что это за силы? Кто это? Дэва Оку Тангэ не знал. А ведь самого Оку не допросишь.

В последнее время Дэв Ока дважды запросто приезжал на приём к начальнику лагеря, а попасть к нему не так-то легко. Первый раз он заявился на третий день после заметки об Омуре в газетах. Второй раз — в тот день, когда начальник отделения сообщил о решении отправить Омуру в Бразилию. Каждый раз, когда Ока появлялся в лагере, линия поведения Итинари круто менялась, он вдруг проявлял несвойственную ему решительность. Положим, какая-то сила вмешивается в дела лагеря, но где доказательства, что именно Дэв Ока является этой силой? К тому же нельзя думать, что американские секретные военные органы так же вмешиваются сейчас в работу японских официальных органов, как в период оккупации. Значит, Дэв Ока просто вертелся вокруг лагеря, стараясь разнюхать что-нибудь о деле Омуры.

Ну, а если Фукуо Омура действительно бывший японский военный, ставший американским разведчиком и пропавший без вести в Долине кувшинов? Такая версия тоже не лишена вероятности.

Тогда он знает важные секреты. И вполне естественно, что тамошние американские разведывательные органы, проследив его дальнейший путь, немедленно связались с Токио и постарались принять какие-то меры.

Допустим, всё так. Но как они могли навязать свои меры японским официальным лицам? А если они не смогли заставить японские официальные органы действовать по своей указке, то к какому способу прибегли Дэв Ока и стоящие за ним силы?

«Наверное, существуют какие-то способы…» — думал Куросима, глядя на свои чёрные сапоги и чёрные лужи, по которым он шагал.

Неожиданно для себя Куросима оказался перед входом на перрон станции Канда. Контролёр подозрительно глянул на него. Обычно, когда Куросима ездил по служебным делам, он предъявлял удостоверение личности. Но тут он сказал себе: «Нет, это была частная поездка!» и спохватившись, побежал в кассу за билетом.

Но платформе хлестал косой дождь, и толпа пассажиров держала зонтики внаклон. Куросима промок до костей, он уже больше не обращал внимания на дождь, и потоки воды струились по его щекам.

Он всматривался в улицу затянутую пеленой дождя, пронизанной жёлтыми огоньками автомобильных фар. Потом вдруг в сумеречной дали перед ним замелькали лица вербовщика шпионов, начальника отделения, начальника лагеря… Затем сам лагерь в Камосаки и Особое бюро при кабинете министров, и Христианское общество помощи беженцам, и Международный Красный Крест… Всё перемешалось, слилось в бесформенную массу, и на дне её, словно на дне болота, он вдруг различил Дэва Оку, который, извиваясь, как змея, жевал резинку.

Наконец подошла электричка Токио — Иокогама, и, только когда Куросима сел в вагон, видение исчезло. Любопытно, что увидел Фукуо Омура в последнюю минуту перед тем, как лишился памяти? Только это, наверное, могло бы помочь ответить на вопрос, кто такой на самом деле Омура.

Куросима прикрыл глаза, и в голове его созрело твёрдое решение. Завтра он напишет заявление об отставке и воспользуется своим последним средством.

3

— Господин начальник! Я всё обдумал и всё-таки не могу согласиться с вашим решением о высылке Омуры как беженца, не имеющего подданства.

Выпалив это единым духом, Куросима положил на стол Итинари заявление об отставке.

— А это что? — вздрогнул Итинари и взял заявление. — Заявление об отставке? Согласен ты или не согласен с решением, а мы через японское отделение Красного Креста послали телеграмму Международному Красном Кресту. Если ты во что бы то ни стало хочешь уйти в отставку, это особый вопрос, но приостановить отправку Омуры уже невозможно.

— Но ведь время ещё терпит, можно и отменить решение, — возразил Куросима.

— Нет, нельзя, так можно подорвать международное доверие к нашей стране, пострадает престиж нашего государства.

— Ну хорошо. Но я всё же постараюсь принять свои меры. Есть у меня одна идея.

— Какие меры? — изменился в лице Итинари. Что за идея? Куросима смотрел на черневшее за спиной начальника окно. В помещениях уже с утра скапливался отвратительный запах сероводорода. Со вчерашнего дня не переставая лил дождь. Если ливень не прекратится, он, чего доброго, смоет всё. И то, что внутри ветхого здания лагеря, и то, что снаружи.

Куросима перевёл спокойный взгляд с окна на возбуждённое лицо начальника.

— Вы, надеюсь, помните, сказал он, что в самом начале мы опубликовали об Омуре заметку и газете. Он тоже стал волноваться. Я обойду все газеты и сообщу им новые факты… Я сообщу, что с человеком утратившим память, поступили, как с лицом, не имеющим подданства, и изгнали из Японии. Это ведь всё равно что похоронить заживо. Это равносильно убийству. Нет, хуже. Завтра же это сообщение украсит газетные полосы.

— Так вот что ты задумал?! — закричал Итинари, кладя трясущиеся руки на стол. — Чёрт знает что! С тех пор как появился этот Омура, все словно с ума посходили. Ефрейтор Соратани, погнавшись за славой, в нарушение всех правил и норм занялся частным сыском. А ты… ты вступил на путь предательства. Но вот что! Если та не откажешься от своего намерения, мы сделаем так, что никто тебя слушать не станет. Мы тебя отстраним от работы в дисциплинарном порядке. Ты станешь ничем, обиженным одиночкой. Какая газета тебе тогда поверит?!

— Ничего, — снова спокойно возразил Куросима, холодно глядя в лицо Итинари, всё более тревожное. — Я предъявлю доказательства. А увольнение послужит лишь подтверждением моей правоты.

— Ладно, — сказал Итинари, видно тоже приняв решение. — Делом Омуры от начала до конца занимался начальник лагеря, и он принимал решение. Поэтому я сначала с ним посоветуюсь… А ты подожди здесь. И немного поостынь. Если понадобишься, вызовем.

Итинари поднялся и, стуча каблуками, вышел.