Страница 24 из 47
- Что предлагаешь? - спросил Логунов. - Будем мы копать, или не будем, танки все равно пойдут.
- А ничего я не предлагаю! - Угольников сердито сплюнул. - Нас же так подставили, что деваться некуда. Придется вкалывать как каторжным...
- Подставили, не подставили, а деваться нам некуда, - Логунов глянул в сторону Лепешек. - Роем "пятачки" и здесь. И пулеметные гнезда тоже. Так?
- Так, - подтвердил Птичкин.
- Попробуем, может и успеем, - пожал плечами Угольников. - А если и успеем, так вымотаемся...
- Сколько успеем, - решил Логунов. - А вы? - спросил он у Иванова. - Встретим мы здесь фрицев. А вы тогда здесь зачем? Вы что делать станете?
- Вот! - обрадовался танкист, что артиллеристы решили принять план комбрига. - В этом то и все дело! Когда вы огонь откроете, они же больше ничего соображать не будут, решат, что вы здесь одни и без оглядки на вас попрут. Вам продержаться всего-то минут пяток. Мы тянуть не станем. Как только мимо Лепешек танки пройдут, мы и выходим. Бьем их с тыла. Комбриг говорил: " Клещи им надо устроить!" Мы и устроим. Вы с одной стороны, мы с другой. И кранты им.
- Ну, ты стратег, лейтенант, - искренне похвалил танкиста Логунов. - Как будто академию кончал.
- Ага, саратовское танковое училище. Четырехгодичный курс. Но за шесть месяцев, - ухмыльнулся он. - На фронт прибыли, первым делом отоспались. Потом отъедаться начали. Это же после училища - курорт. А со стратегией, это наш комбриг все рассчитал. Он здесь все излазил, все осмотрел. И набросал план боя.
- Интересный у вас комбриг.
- Не то слово. Он еще и в Финскую воевал, Линию Маннергейма на танках штурмовал. А это, скажу я вам, такой орешек был...
- Чего это он: с таким стажем и всего комбриг?
- Так его после Финской посадили. Его каким-то шпионом объявили: не то японским, не то испанским. Или сразу и тем и другим. Война началась, сказали: "Ошибочка вышла". Выпустили, дали взвод. Сейчас комбриг.
- Про пехоту ваш комбриг ничего не сказал? Нам много и не надо. Хоть бы один взвод.
- Как не сказал? Полной мерой выразился. Сказал, что судя по бардаку, который здесь наблюдается, пехоты нам не подбросят и это хреново.
- У фрицев пехота будет, - напомнил Угольников. - Они без пехоты - никуда. Они за своими танками на машинах катят. Когда заварушка начнется, автоматчики в овраг скатятся, укроются там, потом полезут на высотку. А нам не до них будет, нам бы с танками управиться.
- Комбриг то же самое сказал, - подтвердил Иванов. - А еще он сказал, что если артиллеристы попадутся умные, они должны бы пару пулеметиков захватить. Тогда все проще будет.
- Мы как раз попались умные, - сообщил Логунов. - Путеметиками запаслись.
- Вот и хорошо, - просиял лейтенант. - Ну, ребята, вы даете... Значит, и здесь порядок.
- Пулеметы есть, стрелять из них некому, - пожаловался Угольников. - Может выделишь кого?
- Никак, - развел руками Иванов. - Три танка, три экипажа. Машины: ни одного человека убрать нельзя.
- Понимаю, - согласился Логунов. - Выделим людей к пулеметам.
- Оголим орудийные расчеты, - предупредил Угольников.
- Не оголим. Земсков с пулеметом пришел. Водителей у нас два. Один без машины.
- Значит, занимаете позицию, ждем гостей.
- Занимаем.
- Тогда ведите сюда своих орлов.
* * *
Логунов оставил возле машины и орудий Гогебошвили и Земскова. Остался и Малюгин, которого сержант хотел отправить в госпиталь с первым попутным транспортом. Остальные разобрали лопаты, кирки, ломы и пошли обживать высоту.
Птичкина Логунов назначил вместо себя командиром первого орудия. Если не считать Гогебошвили, в расчете Птичкина теперь оставалось всего два человека, и Логунов перевел туда наводчиком Григоренко. Уравнял расчеты: теперь в каждом по четыре человека. Оно и так, возле орудия никогда больше пяти не было. Так что нормально. Воевать можно.
Новоиспеченный командир орудия привел расчет на облюбованное новым комвзвода место, поручил Григоренко рыть щели, а сам с Трибунским и Гольцевым взялся за "пятачок" для пушки. Птичкин сбросил гимнастерку и тельняшку, и на его левой руке, повыше локтя, зашевелилась, ожила симпатичная русалочка с развевающимися голубыми волосами и длинным чешуйчатым хвостиком. Остальные, следуя примеру командира, тоже разделись. Привычные к земляным работам артиллеристы копали неторопливо. Гольцеву, хоть он и был здесь самым крупным и самым сильным, приходилось трудней. Работать с землей тоже надо уметь.
Свое назначение командиром орудия Птичкин принял как должное. Он пришел в полк зимой, уже младшим сержантом, и тогда еще мог рассчитывать на эту должность, если бы хоть немного разбирался в артиллерии. Но в артиллерии Птичкин не разбирался совершенно, кроме того, считал свое пребывание в огневом взводе временным и намеревался перебраться в полковую разведку. А если не направят его в разведку, то пусть переводят в пехоту. Хорошо бы - в морскую пехоту. Птичкин не хотел стрелять издалека. Фашисты нужны были ему рядышком, чтобы он видел, как падают они после его выстрелов, чтобы у него была возможность достать кого-нибудь из них руками. И существовали на то у Птичкина веские причины.
Володя Птичкин встретился с войной вплотную еще в сорок первом, когда группа немецкой мотопехоты прорвала фронт и неожиданно вышла к маленькому приморскому городку, в котором Птичкин жил. Случилось это в минуты, когда едва-едва начинал брезжить рассвет. Маленькие города спят в это время особенно крепко.
Немецкая мотопехота ворвалась в сонный, ничего не ожидавший городок, что называется, с ходу. И тот проснулся от грохота мотоциклетных и автомобильных моторов, взрывов гранат и автоматных очередей.
В первые минуты никто ничего не понял. Не понял и Володя. Просто выбежал на улицу посмотреть, что там делается.
Улица была пустынной, а вокруг все дрожало от взрывов и стрельбы. Володя добежал до угла, выглянул на главную улицу, проспект Карла Маркса, и тут же укрылся за высоким крыльцом. По дороге катили мотоциклы. Штук десять или пятнадцать мотоциклов с колясками. Седоки колясок, не приподнимаясь, не вглядываясь, что делается во дворах, мимо которых они проезжали, швыряли туда гранаты. Птичкин не видел их лиц, но почему-то представил себе, что лица у них, в это время, даже не злые, а серые, скучные и равнодушные...
За мотоциклистами шла колонна грузовиков. Из машин беспрерывно палили из автоматов: по крышам, по окнам, по заборам, по тем, кто выбежал на улицу. Немцы навалились на город неожиданно и тот пал, не сделав ни одного ответного выстрела.
Теперь вместо того, чтобы воевать с фашистами, как это делали все порядочные люди, Птичкину предстояло сидеть в оккупации. А вот этого он допустить не мог. У Птичкина оставался один выход - пробраться в залив, а там, на баркасе, к нашим. Это, конечно, если в заливе еще нет фашистов. А если они туда уже добрались, то придется уходить на шлюпке, что спрятана в плавнях, на всякий случай.
Володя выбежал на улицу босиком, в трусах и тельняшке. И сейчас у него не было времени, даже для того, чтобы забежать домой попрощаться и взять хотя бы брюки. Он, не раздумывая, побежал заливу, где стояли баркасы их рыбколхоза.
Когда Птичкин примчался к баркасам, там уже были Васька Гордиенко и Мишка Бичевин. Васька, как и Птичкин, в трусах и даже без тельняшки. А Мишка Бичевин при полном параде, поскольку прогулял допоздна и отсыпался в баркасе. Надеялся, что там его никто не потревожит. Тут же примчался и Левка Адаров. Все четверо с одной улицы, одногодки, корешки. И то, что они, не сговариваясь, оказались в это утро здесь, - вполне понятно. Что же им еще делать, если не пробираться к своим?
- Ну что, хлопцы, тикать будем? - с тоской спросил Бичевин.
А что делать? Конечно, тикать... Не об этом они мечтали... У всех значки ГТО, все "Ворошиловские стрелки". Они готовы были, защищать свой город. Только чем защищать, веслом, что ли? Город фашисты уже захватили... Вот-вот явятся они и сюда, в залив. Надо уходить в море, добираться до своих, проситься на корабль и бить фашистов.