Страница 10 из 10
Операционная вся в крови, как в фильмах ужасов, но меня уже везут в палату.
Там меня встречает Вадик, как рота почётного караула у мавзолея Ленина.
Боль страшная – это отходняк, но в палате гробовая тишина.
Все лежат по струнке и очень тихо шепчутся вполголоса.
Между койками ходит мой товарищ и отвешивает страшные оплеухи и подзатыльники тем, кто пытается «колбаситься» или повысить голос.
Через пару дней я пошёл на поправку, Вадика выписали, и тут закрутилась интрижка с Ольгой.
Сестричка дежурила ночью, а я пришёл в ординаторскую и стал объясняться в любви.
Ольга недолго сопротивлялась, и опять почему-то оказалась без трусов.
Мы занимались любовью всю ночь, после этого гланды стали заживать значительно быстрее.
Она напросилась на ночное дежурство ещё на одну ночь, но меня вскоре выписали.
Этот роман в больничке я ещё долго вспоминал, но в школе все мои мысли занимала сисястая одноклассница с Преображенки.
Любительница минета и «лиц кавказской национальности», которые, благодаря её пышным формам, вились вокруг неё, как мухи.
«Ты уже вытер задницу?»
Но куда же без футбола – вроде и роман не о нём, но игра в ножной мяч так плотно окружала мою школьную жизнь, что без неё никуда.
«Генерал уделял отхожим местам столько внимания, будто от них зависела победа Австро-Венгерской монархии.
– Ты уже вытер задницу? – спросил генерал-майор Швейка».
Ярослав Гашек, как всякий гениальный автор, заглянул в будущее.
В далёкие 1970-е годы не то, что поссать, но и посрать в Луже, в перерыве матча, было архисложно и архиважно.
Немногочисленные кабинки для сранья были пожизненно заняты и оттуда неслись нечленораздельные крики толи о помощи, толи о…
– Мужики!
– Мужики – выручайте, меня сильно «пронесло», а бумаги нет, – вдруг раздался вопль из крайней кабинки.
Народ шуганулся, а самый сердобольный отодрал наклейку от пива «Жигулёвское» и сунул её мужику через верх кабинки.
Героический поступок мужика имел непредсказуемые последствия.
Многие, во время справления малой нужды, ещё и умудрялись посасывать пивко из горла.
Несколько десятков наклеек пива «Жигулёвское» потянулось к кабинке безымянного мужика.
А самый отчаянный отодрал кусок газеты, в которую была завёрнута вобла.
Поступок по тем временам сверхгероический – руки вытирать было катастрофически нечем, не говоря уже о жопах.
Радости мужика не было границ, и нашей тоже.
«Спартак» в тот день, выиграл и долго ещё «старички-боровички» отправляли мужика гадить «на фарт» в перерыве матчей, категорически оставляя его без подтиралова.
В Германии с туалетной бумагой получше.
Не только на матчах второй Бундеслиги, но и на играх четвёртой региональной лиги есть замечательные сортиры.
Мраморные, с огромными зеркалами и люстрами модерновыми – галогенными.
Смотришь в такое зеркало и сам себе льстишь, кажется, что твоя мотня больше, чем у легендарного «мужика с огромным хуем наперевес».
Гадишь – как отдыхаешь на пляже где-нибудь на острове Мальорка.
Тёплый воздух поддувает прямо в очковое.
А бумага – жопу вытирать – только что не с водяными знаками.
Не говоря уже о ВИПах-хуипах там же.
Пиво бочковое такое свежее, что монета в одно евро легко лежит на пене.
Представил матчи нашей третьей лиги – стадион «Торпедо», например. Миллиардер Мамут выходит поссать в перерыве – прямо возле углового флажка – стыдливо прикрыв елду ладошкой. «Это наша Родина, сынок».
Доронина
Когда после матча с хохлами меня в очередной раз забрали в мусарню, то предъявили хулиганку:
– Лобановский, Лобановский – пососи наш хуй московский!
– Раз, два, три, четыре, пять – всех легавых в рот ебать!
Вместе со мной приняли мужика, у которого я сидел на загривке и оттуда это скандировал, а многотысячная толпа подхватывала, особенно сильным был резонанс в туннеле по пути на метро «Спортивная».
Мужик дал рядовому «пятёрку» и тот разрешил позвонить.
И вот…
Через некоторое время в мусорской обезьянник, прямо в станции метро «Спортивная» приезжает… кумир Родины, народная артистка СССР, будущий руководитель «нового» МХАТа, красавица и великая артистка Татьяна Васильевна Доронина.
Это оказался её очень близкий родственник и их диалог с мусорским начальником слышали все, помещение было маленькое.
– Ты чё, меня не узнал? – орёт Доронина и суёт мусору в лицо ксиву депутата Верховного Совета СССР.
Мусор в шоке, и заикаясь, говорит:
– Так они – и тычет в нас пальцем – предлагали трахать милицию, и сосать член тренерам…
Татьяна Васильевна чарует его своей знаменитой улыбкой, и с неподражаемым, свойственным только ей придыханием, орёт на всю мусорскую:
– Да пусть сосёт хуй этот твой Лобановский всю жизнь, а вас пидарасов-ментов, давно пора всех в жопу ебать, охуели тут совсем!!!
И тыча мусорку своей красивой, изящной, наманикюренной ручкой в погон, уже чуть тише добавляет:
– Завтра ты у меня вообще рядовым будешь, честь возле сортира отдавать.
После этого нас с мужиком отпускают, и на своей шикарной иномарке Доронина подвозит меня прямо до дома.
Когда работал на «Мосфильме» доводилось встречать Татьяну Васильевну на студии.
Меня она, конечно, не узнала, звезда была тогда – о-го-го!
Доронина курила «Беломор», очень громко ругалась матом и ходила в дублёнке до пят, красоты неимоверной.
Хотя и сама царица была ещё та.
Но это уже абсолютно другая история и имеет прямое отношение к моей работе на киностудии «Мосфильм».
«Мосфильм»
В МИИТе я проучился недолго – до первой сессии. Все эти мудрёные начертательные геометрии, сопроматы, геодезии и картографии мне не давались вообще, как ни старался.
А старался я не очень.
Плюс ко всему многие предметы вели авторы учебников, по которым мы и учились на строительном факультете Института инженеров железнодорожного транспорта.
Сдав в первой сессии лишь один экзамен, я забрал документы.
И пошёл работать грузчиком на киностудию «Мосфильм».
Официально наша профессия называлась – «комплектовщик третьего разряда монтажного цеха».
А фактически мы носили коробки с плёнкой целыми днями.
Вместе со мной работали два таких же одолбня, которые мечтали о ВГИКе и ГИТИСе, и так же, как я, целыми днями шлялись по студии.
Также нашу бригаду дополняли три алкоголички лет под шестьдесят – Дуська, Нюрка и Сонька.
Пить они начинали с утра, а заканчивали вечером. Делать ничего не хотели и постоянно стучали на нас начальнику монтажного цеха.
Один мой коллега имел характерную фамилию Коршун, и позже поступил-таки в ГИТИС.
О нём надо рассказать подробнее – уникальный типаж.
Другой был сынком большого начальника из Госкино, наглый и отмороженный тип, основной целью которого было выебать кого-нибудь из молоденьких актрис.
Иногда ему это удавалось.
Круглые железные коробки переносились из одного цеха в другой, внутри цеха, к монтажным столам и обратно, из павильона в павильон и ещё хуй его знает куда.
Коробки были тяжёлые и большие, нам это быстро настопиздело и мы старались зарыться в какой-нибудь маленький просмотровый зал.
Там днями и ночами гоняли фильмы всех времён и народов.
В то время ещё не культовый режиссёр Соловьёв снимал свой первый фильм «Сто дней после детства».
С бесподобной Татьяной Друбич в главной роли.
По сюжету фильма там было много пионервожатых а ля набоковская Лолита и одна буфетчица с большими сиськами наперевес.
Злые языки говорили, что коротышка Соловьёв, помимо Друбич, которая вскоре стала его женой, драл со страшным цинизмом, прямо на студии и почти не стесняясь, и буфетчицу, и пионервожатых набоковского возраста.
В общем и целом блядство на студии процветало в полный рост.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.