Страница 26 из 64
— Пусть мне дадут двух плотников, и я удлиню столы за неделю!
— Мое рацпредложение тоже сгорело синим пламенем…
— Что?
— Мое, правда, не было так тщательно разработано, как ваше… Я просто предложил уменьшить нормы расхода материала в двух размерах…
— Что же это происходит? — Вильям вскочил. — Неужели Мукшане — тупица?
— Нет, она умная. Пойдете жаловаться к директору — ничего не добьетесь! В министерство — то же самое! Никто этот материальчик воровать не станет, его порежут на тряпки, и все будет по закону. А жаль — хороший материальчик!
— Если бы воровали, это я еще понимаю… — Вильям налил себе чаю. Быть может, это рефлекс — как только случалась напряженная минута — ему хотелось что-нибудь разливать. Но водки не хотелось.
— Я человек маленький, образования тоже мало… Мне они сказали, что это дело государственное…
— Тратить на костюм три метра материи, если можно пошить из двух восьмидесяти?
— Мне они сказали, что дело это государственное… Ткань, которую мы получаем, должна быть метр сорок шириной, но иногда она уже. То ли от сушки, то ли от краски — мало ли где ошиблись, и пожалуйста, — на сантиметр села… Тут надо вызывать представителей ткацкой фабрики, составлять акты, грузить в контейнеры, отправлять обратно… А цеха простаивают…
— Цеха могут тем временем шить что-нибудь другое…
— А если заказы окажутся невыгодными. Этого боятся. Да и с какой стати шить что-нибудь другое? Если у меня такая свободная норма расхода материала, как сейчас, по мне этот материал пусть хоть на два сантиметра будет уже. Или еще… Случается брак… Случается, костюмы из магазина возвращают… Если у вас такие свободные нормы, вы в любой момент можете скроить пятьдесят костюмов, а присланные обратно изорвать на ветошь. И еще парочку костюмов всучить завмагу, чтоб держал язык за зубами: за брак-то премию срежут у администрации. Или опять-таки… В конце года до плановых заданий экономии тканей министерству не хватает пары сотен метров. Сейчас же звонят в «Моду», мол, спасайте. И «Мода» моментально «сэкономит» в аккурат столько, сколько министерству нужно. Уж закройщики выкрутятся! Сэкономят! Чем не передовики? Да их озолотить мало! Понятно теперь, какой это важности государственное дело — скроить костюм из трех метров, а не из двух восьмидесяти. Так мне и сказали — государственное!
— Тоже мне государство! Начинается в нашей конторе, и кончается в министерстве.
— Вот и я говорю, что столов этих вам не видать…
— Да, наверное, не видать…
— Это уж точно.
Глава 13
Было весело. Выбравшихся на свежий воздух горожан пьянило не только ячменное пиво и сухой жар финской бани, но и желтые цветочки, пробившиеся на берегу.
В реке плескались вконец озябшие мальчишки — вода была все еще холодной. Любители сауны с клубящейся от пара спиной вылетали из бани, а через полминуты, покрываясь гусиной кожей и стуча зубами, еще проворнее бежали обратно. Голые ступни шлепали по мокрой лесенке, соединявшей сауну с речкой. Яркие купальники женщин на фоне еще коричнево-зеленых и выглядели необычайно красочно.
Вильям так и не понял, то ли работники базы сняли у колхоза баню, то ли же прямо с пивом получили как вознаграждение за какую-нибудь спецуслугу. Впрочем, его это не интересовало. Он сюда никогда не попал бы, если бы накануне вечером не позвонил Цауна и не расхныкался, чтобы Вильям выручил.
Цауна уже длительное время безуспешно волочился за одной юбкой. Он безуспешно израсходовал больше половины своего завоевательского арсенала, пока, наконец, предмет его вожделений не согласился поехать в финскую баню. Но с подругой. Вчера вечером Цауне пришла в голову мысль, что его позиции значительно улучшились бы, если бы для подруги он подыскал кавалера: тогда у нее не будет времени путаться под ногами.
Однако, на сей раз старый донжуан потерпел фиаско — его избранница со своей подругой порхала где угодно, только не рядом с почетным завмагом. Цауна страдал от такой неудачи, поэтому залил ее несколькими лишними рюмками, и теперь хотел поговорить о себе и о жизни.
— Думаешь, у меня есть деньги? — спросил Цауна Вильяма, потому что другого собеседника у него не было. Они сидели вдвоем в просторном предбаннике за таким роскошно накрытым столом, что при одном виде его добрая дюжина диетологов потеряла бы сознание. Остальная компания разбрелась куда-то нагуливать аппетит. Кто резвился в бане, кто в реке, а кто, разбившись на парочки, отправился в лес посмотреть, не растут ли уже сморчки. — Думаешь, у меня есть деньги? — еще раз спросил Цауна и сам себе торжественно ответил: — Нету!
Потом он выпил еще коньяка и рассказал, почему у него нет денег. Потому, что он все сознательно тратит. Всю зарплату. Уж который год он имеет только зарплату. Плутовать пересортицей нет никакого смысла — прибыль копеечная, а от милиции того и гляди заработаешь промеж глаз. И если он придерживает на складе для кого-нибудь пальто или брюки, то денег за это не берет, потому что опять же можешь получить по тому же месту.
— Ты думаешь, какая у меня зарплата? — Цауне во что бы то ни стало хотелось поговорить. — Двести. Но я не жалуюсь, мне хватает. Хватает, потому что я к ним отношусь по-человечески, и они ко мне так же. Ты обедаешь в ресторане за пять рублей, а я за обед получше твоего плачу рубль. Ты за шведскими лезвиями целый день простоишь в очереди и не достанешь, а мне приносят да еще упрашивают, чтобы взял. Захотел в театр — пожалуйста — в директорскую ложу. На концерт? Бесплатно — на служебные места. На хоккей? Пожалуйста, товарищ Цауна, для вас — в любое время! После войны у меня было четыре автомашины, механик и куль с червонцами, но жил я хуже — положения в обществе у меня не было… Что у тебя вышло с теми тремя тысячами? Раздобыл?
Вильям рассказал, как он оказался в нокауте.
— Сколько ты сказал? Можешь сэкономить тридцать метров? — переспросил Цауна.
— Около того.
— Почем за метр?
— Двадцать семь.
— Восемьсот десять… — Цауна считал в голове, как арифмометр — Ты им даешь восемьсот рублей в день, а они не хотят брать?
— Так получается, — тупо улыбнулся Вильям.
— Пусть не берут, возьмут другие!
— Другие не возьмут. Работа, которую я сделал зря, годится только для «Моды». В других местах — другие модели, значит, нужны другие эскизы и вероятнее всего, это уже кто-нибудь сделал.
— В твоих эскизах я ничего не смыслю и не хочу смыслить, но восемьсот рублей — это деньги. Это я намотал на ус. Я намотал и переговорю с нужным человеком. А теперь в парилку, на полок!
И подпевая магнитофону, забавлявшему компанию модной песенкой «В бане, в бане финской побываем», Цауна начал раздеваться.
Про разговор этот Вильям скоро забыл, так как считал его пьяной болтовней. Какое предприятие может заинтересоваться его эскизами? Никакое. Но не прошло и месяца, как Альберт явился к нему в обеденный перерыв и предложил Вильяму сводить его в одно место, где в Риге можно получить шампиньоны в сметанном соусе.
— Я поговорил, — вдруг сказал Цауна, когда они принялись за еду. — Ткань он не хочет брать…
— Какую ткань?
— Ну ту, о которой мы говорили.
— А-а… — Вильяму нечего было сказать.
— Но в принципе я его заинтересовал, он подумает.
— К ткани даже и не подступиться. Каждый сантиметр десять раз учитывается.
— А ты не ломай голову! Я ему сказал, пусть думает он.
В целом разговор казался несерьезным.
ГОСПОДЬ БОГ — ДЛЯ ВСЕХ ГОСПОДЬ
Глава 3
Если бы этот долговязый прыщавый, очень некрасивый парень был общественным или политическим деятелем, его способности превознесли бы в газетах на разных языках; если бы этот человек был администратором, то его предприятие непременно процветало бы; если бы этот человек хотел пожинать лавры на научном поприще, он проник бы туда даже сквозь сложнейшие лабиринты, если бы этот человек был просто рядовым рабочим… Нет, рядовым рабочим он совсем не мог бы быть, так как его чрезвычайно деятельная натура и изощренное мышление просто-напросто не увязывались ни с однообразными трудовыми операциями, ни с сиденьем на одном месте или постоянным контактом с тем или иным станком. Если бы он был… Но он не был… Он был мошенником. Не совсем обычным мошенником, но все же мошенником. У него был только один объект мошенничества — государство. Он казался даже пассивным, он как бы играл в защите, если для сравнения пользоваться футбольными терминами, однако на самом деле напряженно выжидал, когда нерасторопные государственные институты планирования, цен, налогов, снабжения или какие-нибудь другие хоть в чем-то ошибутся, и он тотчас же оказывался тут как тут со своим мячом, проходил через центр и со штрафной площадки загонял его в верхний угол ворот. Он балансировал на линии штрафной площадки. Если ему и случалось ее переступать, то лишь самую малость — больше, чем к году лишения свободы суд никогда его не приговаривал, потому что он хитро лавировал по просторам статьи уголовного кодекса о запретном промысле и всегда ловко уворачивался от подпункта «под вывеской государственной или общественной организации», потому что этот подпункт влек за собой тяжелое наказание сроком на пять лет.