Страница 1 из 22
Уилки Коллинз
Без права на наследство
Фрэнсис Карр Берд
(члену Королевского хирургического колледжа Англии), в память о временах, когда были написаны заключительные эпизоды, этой книги
Предисловие
Эта история посвящена предмету, волновавшему величайших писателей прошлого и настоящего, предмету, который никогда не перестанет интересовать людей. Еще одна книга о человеческой душе, разрывающейся между Добром и Злом. Мне хотелось представить Магдален как воплощение такой борьбы. Она полна жизни, хотя совершает ошибки и глупости. Мне хотелось, чтобы правда явилась в моей истории в соответствии с законами Природы. Трудная задача, но смею надеяться, что результат оправдывает мои усилия и ожидания читателей.
Вентральная фигура оттенена другими – совсем непохожими на нее, и я пытался подчеркнуть контраст юмором. Серьезные сцены перемежаются забавными – это отвечает законам Искусства, кроме того, ведь (надеюсь, читатели согласятся с моим суждением) и в жизни не случается чистой трагедии. Взгляните сами: темное и светлое бесконечно переплетаются, образуя ткань человеческого бытия.
Перейдем от персонажей к истории как таковой. Ее структура заметно отличается от плана моего предыдущего романа и ряда ранних сочинений. Единственная тайна раскрывается в середине первого тома. С этой точки зрения главные события сознательно оставлены в тени до поры до времени – я намерен увлечь читателя потоком событий. В этой попытке я решительно отказался от прежнего опыта построения рассказа. Я стремился следовать новым курсом, расширить круг своих представлений об искусстве повествования и опробовать новые формы, в надежде, что читателям они понравятся не меньше, чем мне самому.
Нет нужды что-то еще добавлять к этому вступлению. Все, что я мог бы теперь сказать, уже есть в этой книге.
Первый акт
Ком-Рейвен, графство Сомерсет
Глава I
Стрелки настенных часов в загородном доме в Западном Сомерсете, известном как Ком-Рейвен, показывали половину шестого. Было четвертое марта 1846 года.
Единственными звуками, нарушавшими таинственную утреннюю тишину холла и лестницы, были тиканье часов и храп большой собаки, растянувшейся на коврике в столовой. Но кто же спал в верхних комнатах? Пусть сам дом раскроет свои секреты, один за другим, по мере того как обитатели будут спускаться в гостиную.
Когда стрелка передвинулась вперед, отметив время без четверти семь, пес проснулся и встряхнулся всем телом. Не дождавшись лакея, который должен был выпустить его на улицу, пес прошел от одной закрытой двери первого этажа к другой и в недоумении вернулся на коврик, ограничившись грустным стоном, обращенным к спящей семье.
Еще не замерла последняя горестная нота, как заскрипели ступени наверху. Минуту спустя показалась служанка, кутавшаяся в линялую шерстяную шаль, – мартовское утро было зябким, а повариха страдала от ревматизма.
Пес радостно приветствовал ее, и повариха выпустила его наружу. Над просторной лужайкой, окаймленной темными елями, сквозь груды свинцовых облаков вставало солнце, кое-где падали тяжелые капли дождя, мартовский ветер трепал сырые ветви деревьев.
Пробило семь, домашняя жизнь набирала темп.
Спустилась горничная – высокая и стройная, с красным от типичного весеннего насморка носом. Затем личная горничная хозяйки – молодая, шустрая, пухленькая и сонная. Прыщавая кухонная служанка, за ней зевающий лакей с недовольным видом невыспавшегося человека.
Слуги собрались у медленно разгорающегося очага на кухне, переговариваясь между собой по-семейному. Их волновал вопрос: видел ли лакей Томас что-нибудь на концерте в Клифтоне, который накануне вечером посетили хозяин и его две дочери. Да Томас слушал музыку, ему же платят за сопровождение, концерт был громкий, очень громкий, вот неясно: стоило ли ехать шестнадцать миль по железной дороге, а потом еще девятнадцать миль в экипаже и вернуться в половине первого ночи, хозяин и молодые леди ему свое мнение не высказывали, а сам Томас был уверен – все это пустые хлопоты. Дальнейшие расспросы служанок не помогли узнать больше о самом концерте. Томас не мог напеть мелодию или описать платья дам. Слушательницы были разочарованы и занялись обычными делами. Часы пробили восемь, у всех было много работы.
Четверть, половина девятого – в хозяйских спальнях тихо. Наконец спустился мистер Эндрю Ванстоун, глава семьи.
Высокий, грузный, голубоглазый, с прямой осанкой и здоровым цветом лица, он был облачен в охотничий коричневый пиджак – по рассеянности неправильно застегнутый. Хозяина сопровождал сварливый скотч-терьер. Мистер Ванстоун опустил одну руку в карман, а второй опирался на перила. Спускаясь по лестнице, он напевал. Это был добродушный, красивый джентльмен, познавший светлую сторону жизни и наслаждавшийся возможностью раскрывать ее для других. Жизнерадостность его не ослабела к пятидесяти годам. Легкий нрав, крепкое телосложение и умение радоваться придавало ему облик человека, которому еще и сорока не исполнилось.
– Томас! – мистер Ванстоун надел фетровую шляпу и взял толстую трость со столика в холле. – Завтрак сегодня накрывайте в десять. Молодые леди хотят выспаться после концерта. Кстати, как тебе самому понравилась музыка? Отлично? Такой ритм, и дамы при полном параде, только ужасно душно и тесно. Да-да, Томас, отличный концерт, но ужасно неудобно.
Высказав мнение, мистер Ванстоун свистом позвал терьера и вышел на прогулку, несмотря на дождь и ветер.
А стрелки все ползли по циферблату, и вот уже показывали без десяти десять. Теперь настал черед остальных обитателей явиться на сцене. Первой стала гувернантка, мисс Гарт.
Любому было ясно, что она северянка: твердые черты лица, почти мужская решительность движений, открытый взгляд – все изобличало в ней женщину, родившуюся и воспитанную на границе Шотландии. Ей едва перевалило за сорок, волосы тронула седина, прикрытая простым старушечьим чепцом, который очень ей шел. Мисс Гарт выглядела старше своих лет, печать пережитых трудностей запечатлелась в ее облике, но держалась она уверенно, так как занимала в семье Ванстоун достойное место. Ее не назвать несчастной и униженной гувернанткой. Наниматели уважали и ценили ее – и не без оснований.
– Завтрак в десять? – переспросила мисс Гарт, когда лакей появился по ее звонку и сообщил о распоряжении хозяина. – Ха! Так и знала, что от вечернего концерта добра не жди. Когда сельские жители начинают устраивать такие развлечения, дела семьи расстраиваются. Судя по красным глазам и криво завязанному галстуку, вижу, ты скверно себя чувствуешь, Томас. Подавай чай без четверти десять. Если в течение дня не станет лучше, зайди ко мне, я дам тебе лекарство.
Когда лакей ушел, мисс Гарт пробормотала себе под нос:
– Хороший парень, но концерт за двадцать четыре мили от дома ему явно не по силам. Надо было им взять меня!
Пробило девять, но лишь двадцать минут спустя раздались на лестнице новые шаги. Появились сразу две леди: миссис Ванстоун и ее старшая дочь вышли к завтраку. В юности миссис Ванстоун привлекала естественной английской красотой – свежестью лица, теперь превратившейся в воспоминания. Однако она сохранила другие достоинства. В свои сорок четыре, потеряв безвременно нескольких детей и вырастив двоих, она оставалась довольно стройной. Ее старшая дочь была почти идеальной копией матери – точнее, напоминанием о ее юности. Даже прически у них были схожими, только волосы миссис Ванстоун начали седеть, а у мисс Ванстоун ниспадала на плечи копна густых темных локонов. Щеки дочери были румяными от природы, в то время как мать вынуждена была наносить искусственные румяна. Мисс Ванстоун уже вполне созрела, ей было двадцать шесть лет. Унаследовав красоту матери, она не имела ее очарования. Тот же тип лица, изящные черты, но пропорции менее правильные. Рост поменьше. Темные глаза не имели живого блеска, характерного для взгляда матери в юные годы. Не хватало девушке и выразительности мимики, женственности, она казалась слишком спокойной и даже вялой. Но часто ли сила характера и интеллектуальные способности передаются от родителей к детям? В наши дни все чаще молодежь страдает нервной истощенностью и некоторой болезненностью.