Страница 80 из 82
Над вершиной горизонта Хуфу кружилась туча голубей. У подножия суетились туристы, продавцы сувениров и проводники-рейсы в грязных длиннополых джеллабьяхах. Один из них, самый старый и морщинистый, повел улыбающихся японцев к храму фараона Хефрена и в ожидании бакшиша принялся хвалиться, что еще Говард Картер называл его лучшим гидом в Египте.
— Первоначально пирамиды были облицованы полированными плитами из белого известняка, доставляемого с другого берега Нила, из карьеров Тура. — Экскурсовод перевела дух. — Представляете, как выглядели эти три колосса в темной долине в лучах утреннего солнца! Однако в четырнадцатом веке после землетрясения пирамиды лишились своего праздничного убранства, а плиты были использованы арабами для строительства мечетей, их, как вы могли заметить, в Каире множество.
«Да уж. — Слушавшие вполуха туристы с пониманием кивнули, некоторые, сплюнув, выругались в сердцах. — Знаем, откуда опиум для народа, такую мать».
В пять часов истошно завопили муэдзины, призывая правоверных на утреннюю молитву, и не дали православным выспаться после тяжелого дня. Действительно тяжелого: приземление ни свет ни заря на ревущем «боинге», размещение в отеле «Нил Хилтон», многочасовая экскурсия по Большому Каиру. Город контрастов: парадная суета площади Тахрир и подозрительные кривые улочки района Булак, современные небоскребы и шпили минаретов тысячи и одной мечети, сладкая блевотина кока-колы и изысканный вкус бриуатов — треугольных аппетитно хрустящих пирожков с мясом, курятиной и рыбой. Школа при Каирском музее, где два тысячелетних саркофага служат в качестве скамеек, а третий выполняет функции мусорного ведра, величественная цитадель, построенная самим Саладином из обрушившихся блоков пирамид, волнистые, переливающиеся всеми цветами радуги пески Ливийской пустыни. Африка, экзотика, масса впечатлений.
— Главным входом в пирамиду в наши дни является лаз, проделанный некогда мусульманами под командованием халифа ал-Мамуна. — Экскурсовод повернулась и, закрываясь рукой от солнечных лучей, повела туристов к северной стороне основания. — Настоящий вход, господа, находится метров на десять выше. Ну, вперед.
Господа поднялись на шесть каменных рядов вверх и полезли в мрачный, освещаемый маломощными лампами туннель, стены которого носили следы варварского насилия, — арабы пробивались сквозь каменную толщу с помощью огня, холодного уксуса и раскаленной стали.
Вдыхая пыль тысячелетий, осмотрели небольшую, с элегантным двускатным потолком камеру царицы, пол ее производил впечатление незавершенности. Прошли длинным сорокаметровым коридором и, держась за перила, стали подниматься по Большой галерее; идти было несложно, под ногами лежали доски деревянного помоста. Многомиллионнотонный вес верхних, поддерживаемых сводом туннеля блоков ощущался здесь почти физически, ясно чувствовалось, насколько жалок человек по сравнению с громадой Пирамиды. Наконец, поднырнув под каменную перегородку, туристы оказались в камере царя, кое-кто, задыхаясь, прислонился к стенам, экскурсовод устроилась на краю саркофага Хуфу, вытерла лоб платком.
— Помещение, господа, отделано черным отшлифованным гранитом, доставленным сюда из Асуана. Каменные блоки подогнаны столь точно, что в щели между ними нельзя засунуть лезвие ножа. Совершенно непонятно, как строители добивались подобной точности. Вообще, пирамида — это кладезь загадок. К примеру, саркофаг, на котором я сижу, вырезан из цельного блока. Чтобы выбрать материал из внутренней полости, древние мастера должны были использовать режущий инструмент огромной твердости и осуществлять его подачу с усилием не менее одной тонны. А взять хотя бы дошедший до наших дней вескарский папирус. В нем дан намек, что при строительстве своего горизонта Хуфу устроил какие-то тайные покои на манер тех, что были в святилище Тота. Где они? Кто их нашел? Недаром основатель современной египтологии Жан Шампольон как-то заметил, что по сравнению с древними мы, европейцы, все равно что лилипуты. Ну, господа, давайте в обратный путь. До обеда нам еще нужно осмотреть другие достопримечательности акрополя.
Экскурсанты выбрались из камеры царя, миновали Большую галерею и, согнувшись, обтирая спинами потолок, начали спускаться по восходящему туннелю; скоро пробитый ал-Мамуном ход вывел их на свет божий. Наконец-то с плеч упало многомиллионное бремя, в глаза ударили лучи ласкового солнышка, и тут у большинства туристов произошел сложный психологический излом — а на хрен нам все эти древности, хватит, насмотрелись. Базарные ряды с пряностями, ароматическими шариками, золотом, серебром, шелком и чеканной медью куда приятней. Поехали.
Кто платит по счету, тот и заказывает музыку. «Как скажет стая». Экскурсовод облегченно вздохнула, улыбнулась и уже в автобусе по привычке спросила:
— Все в сборе?
— Соседа моего нет. — Утомленная жарой путана на отдыхе посмотрела в окно, лениво зевнула. — Тяжел на подъем.
В ее голосе слышалась досада: такой самец и не реагирует, не иначе голубой.
— Может, к Нефертити в гости пошел, — тонко пошутил владелец небольшого салона иномарок. — Заблудился, и с концами.
Бизнесмен уже успел с утра похмелиться водочкой, полирнулся пивком и поэтому находился в отличном настроении.
— Заблудиться в пирамиде практически невозможно, посетителей теперь не пускают в нижнюю камеру. — Экскурсовод поудобней устроилась в кресле, глянув на часы, улыбнулась шоферу. — Философствует, наверное. Ничего, время есть, подождем.
Водитель-бедуин улыбнулся ей в ответ, откинувшись на спинку, включил радио. Полилась заунывная, словно азаны муэдзинов, песня:
— Ал-ла, ал-ла, бисми-лла, бисми-лла…
— Давай-ка, Славон, сходим. — С кресла решительно поднялся молодой широкоплечий россиянин, на его груди покоилась златая цепь толщиною в член. — Навесим штраф на урода тряпичного. Загрузим на пятихатку, — наше время дорого.
— И счетчик включим. — Его сосед, такой же мощный и коротко стриженный, с важностью кивнул, хрустко сжал пальцы в кулак. — Будет знать, бля, как сопли жевать.
Вразвалочку, играя мышцами, молодые люди направились к Ахет-Хуфу; бизнесмен с лютой ненавистью глянул им вслед; путана, ухмыльнувшись, презрительно отвернулась: сявки, шелупонь, водитель сделал музыку погромче:
— Бисми-лла, бисми-лла, бисми-лла…
Жарко пригревало солнце, подъезжавшие автобусы поднимали пыль, воздух дрожал от криков рейсов, пытающихся урвать свой кусок от пирога удачи. Вдали, словно воплощение жизни, сверкал великий Нил, мерцали, напоминая о смерти, несущие угрозу пески пустыни.
— Бисми-лла, бисми-лла, бисми-лла…Наконец показался один из коротко стриженных молодых людей. Он был какой-то сдутый, без понтов, на его широкоскулом туповатом лице застыла растерянность.
— Там, блин, непонятки какие-то в натуре. — Он наклонился к экскурсоводу, перешел на свистящий шепот. — Всю пирамиду обшмонали, глухо, как в танке. Клоун этот свинтил куда-то голяком. За прикидом Славон сечет, чтоб все было по уму, кругом интурист тусуется.
В его голосе слышался испуг. «Ну вот, только извращенца не хватало». Вздохнув, экскурсовод встала с кресла и с невозмутимым видом подалась из автобуса:
— Руссо туристо!
Молодец с цепью двинулся за ней следом, чувствовалось, что его энтузиазм на исходе. Касаясь головами потолка, они забрались в глубь каменной громады, поднырнули под гранитную плиту и замерли в изумлении. В камере царя было полно народу: очкастые японцы, плечистые скандинавы, самоуверенные американцы. Все с интересом окружили саркофаг, внутри которого горкой лежали мужское белье, одежда и обувь. Не первой свежести носок свисал с тысячелетнего гранита. Сверкали фотовспышки, щелкали затворы, матово отсвечивал заныканный перстень на пальце у Славона. С виду неказистый, зато подошел чиль-в-чиль. В жизни пригодится.
ПРИЛОЖЕНИЕ. Звуки музыки
Автоматчик — воевавший на фронте.
Адья — до свидания.