Страница 5 из 8
На второй вопрос об организации побега 42-х заключенных из концлагерей городов Сталино и Таганрога он ответил: “Таким делом я не занимался!” - и рассказал, как оно произошло.
Оккупационные власти города непосредственную связь со старостой села действительно держали через переводчика немца Генриха Курта, - гуляку и пьяницу, готового за водку, как говорится, продать душу черту.
Однажды Курт явился с распоряжением старосте подобрать 15 трактористов. Иван Петрович ответил, что в селе трактористов нет: одни воюют на фронтах, другие попали в плен и содержатся в концлагерях. Вспомнил о тех, за кого просили родственники, и сказал:
– Наши трактористы есть в лагерях военнопленных в Таганроге и Сталино, их там 42 человека. Если из лагерей выпустят, то будут трактористы.
– Шнапс ист?
– Залью водкой! - ответил Якуба. Были выписаны 42 пропуска с характеристиками и отзывами.
Бумаги от оккупационных властей города с просьбой освободить трактористов доставил старосте Курт.
Колхозники М.Блажко и Лопатин с этими документами забрали военнопленных, доставили их в село Воронцово-Николаевское в распоряжение старосты. Он отпустил их по домам, обязав стать на учет по месту жительства. Властям доложил о том, что 42 тракториста прибыли.
Больше о них немцы не спрашивали, по-видимому потому, что отпала необходимость. Никакого побега не было. Переводчика Курта напоили так, как ему хотелось. Освобожденные прожили дома до изгнания оккупантов из тех мест.
Бургомистр Потатука и староста Якуба обязаны были выполнять все требования германских оккупационных властей и выполняли, но… по разному. Население города в связи с необходимостью жить под властью оккупантов шло по месту жительства либо к бургомистру либо к старосте.
Уже в первые дни пребывания в этой должности Ивана Петровича оккупационные власти объявили о явке в гестапо для регистрации евреев, военнослужащих Советской Армии и членов их семей, коммунистов и комсомольцев, активистов общественных организаций. Предупредили об ответственности за неявку и укрывательство.
По словам И.П.Якубы первым к нему пришёл врач городской больницы Стаценко. Его жена - зубной врач, еврейка Дубинская. Оба люди не молодые. Он спросил старосту:
– Иван Петрович, как мне быть с женой?
– Она твоя жена. Сам решай, как быть. Тебя все здесь знают, знают и её: люди помогут! - ответил он. Стаценко ушёл… в гестапо и заявил. Когда возвратился домой, Дубинской уже не было: увезли гестаповцы.
В те же дни к нему в “сельсовет” пришла девушка-еврейка, эвакуированная из Днепропетровска. В Сальске она заболела и отстала от своих, уходивших на восток. К старосте явилась с таким же вопросом, как врач Стаценко.
– Иди дивчина за речку в колхоз имени Артюхиной. Найди председателя, скажи ему, что я прислал: будешь колхозницей до прихода наших войск.
Она жила и работала в колхозе до изгнания оккупантов из Сальска. После освобождения города нашими войсками встретилась со “старостой” на улице, упала на колени и благодарила за спасение.
“Я не понял, что происходит, почему она так делает. Забыл о ней. Она напомнила, когда поднял и поставил на ноги,” - пояснил Иван Петрович.
К нему шли многие жители села и доносили о том, что у них или у соседей живут семьи отступивших на восток наших офицеров. В таких случаях он заявителям говорил: “Сегодня приеду сам и разберусь!” Приезжал, предлагал такой семье немедленно покинуть квартиру при этом говорил, к кому, в каком районе села необходимо переселиться, сказав там: “Меня к вам прислал староста Якуба!”, а старым хозяевам не говорить, куда уехали.
Однажды к нему явился полицай Красночубов Николай (мой бывший художник в стенгазете “На пути”, которую выпускали комсомольцы села в 1920-е годы). Вместе они поехали на линейке [9], запряженной парой лошадей в полицию. По дороге встретили бывшего секретаря сельсовета, члена партии Диденко. Красночубов схватил вожжи и закричал: “Якуба! Останови лошадей: вон идёт Диденко, я сейчас застрелю эту гадину!” Иван Петрович вырвал вожжи, погнал лошадей, проговорив: “Без меня стреляй всех подряд, кого встретишь, а со мною делать этого не дам: ты подорвешь доверие ко мне односельчан!”
В тот день он посетил Диденко, выругал его и приказал ему скрыться: “Тебя здесь знает каждая собака, а Красночубов сегодня увидел тебя и хотел застрелить!”
На восточной окраине села сделал вынужденную посадку наш подбитый самолет. Летчик покинул машину и в ближайшем доме попросил хозяев спрятать его. Спрятали, а утром хозяин дома пришел и доложил старосте, что прячет у себя летчика.
Якуба хозяина дома знал и на его вопрос: “Что с ним делать дальше?” - ответил: “Переодень его в свою одежду, я дам справку, кто он и куда направляется. Пускай скорее уходит из села.” Фамилию летчика хозяин не знал. Придумали фамилию сами.
Рассказывая об этом случае, Иван Петрович высказал свое сожаление о том, что не записывал фамилии и адреса тех, кого приходилось выручать, как того летчика: “Теперь бы разыскал некоторых, поговорить бы с ними интересно!”
Секретарем у старосты работал Глазко Василий, сын крупного торговца в поселке Торговом до революции, а после неё - нэпмана. Учиться он начинал в Воронцово-Николаевской гимназии, а закончил в школе II ступени имени Карла Маркса.
В Торговом Глазко имели самый большой кирпичный дом. В 1920 году этот дом был национализирован Советской властью. Глазко купил себе дом поменьше, в нём и жила вся семья до прихода немцев. Секретарю “старосты” пришла в голову мысль при “новой власти” возвратить себе национализированный отцовский дом. Он поделился об этом со старостой.
“Я ему сказал, - говорил мне Иван Петрович, - ты, что с ума сошел? Немцы на нашей земле долго не удержатся: придет время их наши погонят. Тебя спросит Советская власть, как ты стал опять хозяином этого дома? Подумай, что скажешь?” Василий Глазко подумал и отказался от своей мечты.
После того, как армия Манштейна потерпела поражение под Сталинградом и начала отступать, в один из дней, рано утром к нему в “сельсовет” пришли три молодых парня, одетых в полушубки, и сказали:
– Староста, нам надо проехать с тобою от гребли вдоль аэродрома и посмотреть, что там делается.
– Я посмотрел на них, - рассказывал мне “староста”, - и сказал себе: “Да это же наши разведчики, ай да молодцы!” Спрашивать их ни о чём не стал, а сказал: «Раз вам надо, - поехали, проедем там, где надо, посмотрите!» На линейке, запряженной парой лучших лошадей, сам за кучера, поехал с ними по Низовой улице на западную окраину села к гребле, а от неё по дороге вдоль аэродрома к элеватору. У лесополосы перед элеватором они поблагодарили “старосту”, сошли и скрылись в лесополосе. Якуба возвратился в “сельсовет”.
В тот же день колхозники Шпак и Кобзарь сказали ему, что вчера вечером они встретили этих парней, узнали, что им требуется, и предложили вариант выполнения задания. Сегодня утром привели их в “сельсовет” к нему, а сами удалились: знали, что он не откажет.
Через два дня аэродром фашистов в Сальске рано утром бомбила наша авиация. Уничтожили на стоянках свыше 90 самолетов.
В середине лета 1942 года оккупанты приказали собрать крупный рогатый скот в селе Воронцово-Николаевском и перегнать его в Ростов-на-Дону для отправки в Германию. “Староста” приказание выполнил: скот собрал, назначил колхозников перегонять его в Ростов и там сдать. Доложил оккупантам. Сопровождающим дал указание скот в Ростов не гнать, а пасти его в степи, перегоняя с места на место, от хутора к хутору вокруг села Воронцово-Николаевского. Сопровождающих снабдил периодически обновляемыми соответствующими документами. На зимовку скот оставили на хуторах. Так сберегли скот до прихода наших.
На мой вопрос: “Как он - Полный Георгиевский кавалер, человек безусловно отважный и мужественный, чувствовал себя в такой должности?” - товарищ Якуба ответил:
“Тогда я был молодой, отчаянный. В открытом бою с врагами было легче, вот и стал Полным Георгиевским кавалером. А быть старостой у немцев 6 месяцев, показывать свое усердие в службе им было тяжело: я каждый день и ночь ждал, что сейчас появятся гестаповцы, заберут, повесят: ведь в среде наших людей были и сволочи, что тянулись к фашистам, служили им верой и правдой. Ко мне каждый день шли люди: одни за помощью, другие - с доносами, среди тех и других могли быть посланные гестапо сволочи.