Страница 40 из 41
«Он не считает себя лицемером, — писал Лютц ещё при жизни Грея. — Ни в малейшей степени. Он будет честно возмущён столь несправедливым предположением. Он лишь живёт под властью необычайно тонкого самообмана, который периодически позволяет ему видеть чёрное белым, а белое чёрным, с чистой совестью и незамутнённым зрением, поскольку он хочет так видеть. Нет! Субъективно Грей не лицемер, субъективно он искренен. Он лишь производит на окружающий мир впечатление лицемера». Его фигура не лишена трагизма. Как отметил Бенкендорф в письме Сазонову 6 апреля 1915 г., «Грея почти никогда не покидает до известной степени обоснованное сознание того, что в момент колебания английского общественного мнения и всех министров главным образом он вовлёк Англию в войну».
Отбросив идеологические схемы и лозунги, британский историк и публицист Фредерик Конибир в первые месяцы войны провёл собственное расследование, опираясь лишь на официальные публикации. Причины вступления Англии в мировой конфликт он сформулировал так: «Грей, без сомнения, был таким же лицемером в последнюю неделю перед войной, как и все предыдущие восемь лет. Он напал на Германию с тремя целями: 1) уничтожить её флот, пока тот не стал больше; 2) захватить её внешнюю торговлю; 3) отобрать её колонии». Под словом «Грей» здесь, конечно, надо понимать «британский империализм».
4 августа заседал рейхстаг. Канцлер заявил, что Германию вынудили вступить в войну, и попросил депутатов проголосовать за необходимые меры и кредиты. Много шума за границей вызвали его слова о Бельгии и Люксембурге, протестами которых «пришлось пренебречь»: «Мы постараемся исправить сделанную нами несправедливость, как только наши военные цели будут достигнуты. Однако тот, кто, как мы, ведёт бескомпромиссную войну, должен думать лишь о том, как прокладывать себе путь вперёд». Бюлов считал речь «чудовищной» и «неописуемо глупой», но парламент без обсуждения и единогласно одобрил все правительственные предложения.
Слово попросил только представитель социал-демократов Гуго Гаазе, будущий деятель революции 1918 г. Заявив, что война является «следствием империалистической политики» всех стран, против которой социалисты боролись и за которую они отказываются нести ответственность, он сказал: «Сегодня мы принимаем решение не за войну или против войны, а только о мерах, необходимых для защиты нашей страны». Социал-демократы поддержали правительство с условием, что, «когда цель самообороны будет достигнута и наши враги принуждены к миру, война закончится договором, который сделает возможными дружественные отношения с соседними народами. Мы требуем этого, — подчеркнул Гаазе, — не только в интересах международной солидарности, за которую всегда выступали, но и в интересах самого германского народа».
В те дни никто не предполагал, что война продлится так долго и унесёт столько жизней.
ЭПИЛОГ
Наше историческое расследование закончено. Попробуем подвести итоги.
С чем европейские державы пришли к войне, каковы были их цели и как они намеревались достичь их?
Сербия, рассчитывая на поддержку России, делала ставку на собирание южных славян в единое государство, что требовало войны с Австро-Венгрией и Турцией. Подготовленное заговорщиками во главе с Димитриевичем убийство наследника престола должно было нанести смертельный удар Австрии, вынудив её либо к капитуляции, либо к войне. Сербское правительство, включая премьера Пашича, знало о заговоре и не препятствовало ему.
Австро-Венгрия стремилась сохранить целостность империи, трещавшей по швам из-за внутренних межнациональных противоречий. Руководство страны считало необходимой локальную войну против Сербии, рассчитывая, что она не перерастёт в общеевропейский конфликт. Главными сторонниками силового решения были министр иностранных дел Берхтольд и начальник генштаба Гетцендорф, выступавшие за территориальную экспансию в сторону Адриатики.
Россия ставила своей целью вооружённый контроль над черноморскими проливами и Константинополем и достижение доминирующего положения на Балканах за счёт Австрии. Правящие круги, включая императора Николая II, великого князя Николая Николаевича, министра иностранных дел Сазонова и военное руководство, понимали, что цели можно достигнуть только путём общеевропейской войны, и были готовы на это.
Франция, особенно с приходом Пуанкаре на пост премьера, а затем президента, рассчитывала на возвращение отторгнутых у неё провинций Эльзас и Лотарингия, осознавая, что это возможно лишь в результате европейской войны и разгрома Германии. Учитывая, что последнее немыслимо без участия России, Париж стремился вовлечь Петербург в конфликт, чему служили усилия Пуанкаре и посла Извольского.
Германия была единственной великой державой, не имевшей конкретных целей в будущей войне. Она стремилась укрепить свои позиции в Европе, ухудшившиеся с конца XIX в. из-за несбалансированной внешней политики и ошибок руководства, включая кайзера Вильгельма П. В конфликте с Сербией Берлин поддержал Вену, боясь лишиться единственного союзника, но не имел реального контроля над её политикой.
Италия и Турция в силу геополитической несамостоятельности могли рассчитывать на реализацию своих целей, только примкнув к одному из блоков. Входившая в Тройственный союз Италия отказалась выступить на стороне ненавистной ей Австро-Венгрии, а затем присоединилась к Антанте после обещания территориальных приобретений. Турция, стремившаяся удержать распадавшуюся империю, встала на сторону Центральных держав, видя в союзе с ними единственную надежду сохранить статус-кво.
Великобритания была единственной великой державой с глобальным видением событий. Действия министра иностранных дел Грея объяснялись не «нерешительностью», но политическим расчётом, направленным на эскалацию конфликта, который должен был лишить Германию военного флота, колоний и возможности эффективно вести внешнеэкономическую экспансию, что было стратегической целью британской политики. Своевременно заявив о готовности вступить в войну, Лондон мог удержать Берлин от объявления войны России и, как минимум, Франции.
Была ли Первая мировая война неизбежной? Марксисты отвечали уверенным «да», ссылаясь на экономическое соперничество и опираясь на сомнительный тезис о том, что империалисты не могут не воевать друг с другом, поскольку им это выгодно. Конечно, война возникла не на пустом месте, но её причины связаны не только с экономикой. Россия могла нормально развивать свой экспорт и без вооружённого контроля над черноморскими проливами. Во Франции было немало людей, понимавших, что с Германией выгоднее торговать, чем воевать, а напоминания про Эльзас и Лотарингию могли пригодиться как аргумент в сугубо экономическом споре. Даже англо-германское соперничество, ставшее глубинной причиной конфликта, не требовало непременного обращения к оружию, как показало соглашение о Багдадской железной дороге. Фабр-Люс утверждал: «Действия Германии и Австрии сделали войну возможной, действия Антанты — неизбежной». Я бы сказал по-другому: «Экономическое соперничество сделало войну возможной, действия политиков — неизбежной». При желании договориться можно всегда — но только при обоюдном желании. Поэтому уже после Второй мировой войны знаменитый советский дипломат Андрей Громыко часто повторял: «Лучше десять лет переговоров, чем один день войны».
Теперь попробуем оценить результаты войны, исходя из целей сторон.
В максимальном тактическом выигрыше осталась Великобритания. Ценой больших экономических, политических и военных усилий она достигла поставленных целей, хотя её руководство недооценило потенциал возрождения Германии и возможность нового столкновения с ней.
Сербия, несмотря на тяжёлые испытания, включая оккупацию всей её территории, также решила свою главную задачу и стала основой послевоенного Королевства сербов, хорватов и словенцев (с 1929 г. Югославия). Это государство распалось уже на наших глазах.