Страница 24 из 42
Каждый шаг давался с неимоверным трудом. Трясина засасывала. Наконец полумертвая от усталости девушка свалилась. Тогда Мишель подхватил ее на руки и понес. Томительно, как метры под ногами, тянулись часы. Казалось, болото никогда не кончится.
Сквозь сонную одурь мучительной усталости Инесс чувствовала ласковые руки Мишеля. Она собралась с силами и, медленно приходя в себя, пробормотала:
— Отпусти… Я уже достаточно отдохнула и могу снова идти…
От звука собственного голоса она окончательно пришла в себя. Мишель так и не выпустил ее — только теперь он лежал на твердой почве, даже во сне прижимая ее к груди.
Девушка не отважилась даже пошевелиться, чтобы не разбудить его. Он пронес ее на руках через болото, и только здесь, у подножия дерева головокружительной высоты, позволил себе опуститься на мягкую траву.
В нескольких шагах сквозь завесу листьев блестела поверхность трясины, отражая лучи яркого светила. Инесс огляделась и вскрикнула в изумлении. Очарованная, она поднялась, забыв о спящем Мишеле.
С деревьев к земле разноцветными полотнищами спускались длинные широкие листья. Под легким ветерком они лениво покачивались. А выше развевались настоящие штандарты, пестрые до ряби в глазах, и гирлянды колокольчиковых лиан, и кружевные шали мхов.
Еще выше ветер был сильнее. Он шелестел разноцветными знаменами, трепал их о древесные стволы, флаги-листья рвались и роняли алые с серебром клочья. Воздушные течения подхватывали обрывки и, как стаи перелетных птиц, по небу порхали тысячи тысяч переливающихся и мерцающих серпантинных лент. Ветер стихал, и обрывки многоцветной мозаикой ложились на липкую поверхность трясины; болото, простирающееся до горизонта, начинало сверкать в солнечных лучах, как паркет в бальной зале. Сходство усиливали разбросанные тут и там пучки пирамидальных пальм.
Инесс со стыдом припомнила, что было время, когда она находила очарование в пляске осенних листьев или умилялась игрой бликов на лунной дорожке, пролегшей по глади замерзающего пруда. Хризолит перед великолепием Смарагда выглядел поистине жалким, и девушка поняла, до чего же бледными и анемичными были ее стихи в сравнении с тем, что можно написать о Смарагде!
В других мирах, за неимением лучшего, человеку приходилось отдавать свою душу на растерзание мелким страстям и бесцветным эмоциям. А Смарагд обрушивал на новичка водопады света и ураганы запахов, ослеплял фейерверком красок и оглушал лавиной звуков. Шум листьев был хором тысяч скрипок; ветер перебирал гирлянды цветов, свисающие с веток, как струны золотой арфы.
Над болотом с мелодичным криком “Аро-оо!”, похожим на отдаленное пение горна, пролетела большая черно-золотистая птица. Птица ли? Несомненно, это было какое-то летающее животное, но мягкие темные крылья и длинный блестящий хвост делали его неотличимым внешне от земного ската.
Как во сне девушка пошла вперед. Ее ноги легко скользили в траве, взбивая облачка радужных пузырьков, еще более чудесных, чем те мыльные пузыри, что очаровывали ее в детстве.
Натруженные мышцы ног у нее еще ныли, но она не смогла удержаться, чтобы не сделать несколько танцевальных па — и рой нежных и чистых пузырьков ласково окружил ее.
Она оглянулась. Мишель все еще спал, уронив голову на рюкзак. Она пошла к нему прямо через усыпанные белоснежными цветами кусты. Стоило ей потянуться к одному из цветков, как все они вдруг вспорхнули и с жужжанием закружились вокруг неё в жарком полуденном воздухе.
Вдруг Инесс обратила внимание на стоящее невдалеке дерево с гладким лоснящимся стволом, похожим на черномраморную колонну, испещренную светлыми пятнами и полосами. Девушка прикоснулась к стволу — и отпрянула: кора под ее пальцами дернулась, как шкура укушенного слепнем животного.
Она подняла глаза. Дерево (если это было дерево: надо же его как-нибудь называть) с медлительностью улитки тянуло к ней гибкие ветви. Инесс отступила на шаг, и ветви опустились ниже. Стало видно, что каждая заканчивается маленьким прозрачным шариком, похожим на глаз.
Ветки опускались на девушку все быстрее.
— Не двигайся! Вдохни поглубже и задержи дыхание! Делай, что я скажу!
Инесс обернулась и натолкнулась на жесткий взгляд Мишеля. Молодой человек стоял на коленях, протягивая к ней дрожащие руки. Голос его звучал хрипло и незнакомо.
Он повторил:
— Быстро сделай глубокий вдох и замри. Представь, что ты статуя. Я не шучу!
Испуганная девушка послушно застыла, бледная как смерть.
— Ветки будут тебя ощупывать со всех сторон. Делать что-нибудь уже поздно, поэтому превратись в камень! Если хочешь, можешь зажмуриться.
Если бы она могла зажмуриться! Расширенными от страха глазами она следила за скользящей перед самым ее лицом веткой. “Дерево” всматривалось в ее лицо. Ветви поглаживали ее тело, щекотали уши и шею, ощупывали колени, щиколотки…
— Самое главное — не дыши, — говорил Мишель. — Если тебе плохо, выдыхай воздух, но только медленно, как можно медленнее, совсем незаметно!
Он то и дело облизывал пересохшие губы. Правая рука его лежала на рукоятке пистолета, левой он судорожно вцепился в траву, подняв облачко пузырьков.
— Теперь и закрывать глаза поздно. Не мигай. Смотри на какую-нибудь неподвижную точку перед собой!
Инесс впилась взглядом в его глаза и окаменела с поднятой к груди правой рукой. Она осознала серьезность ситуации, хотя и не знала, какая опасность ей грозит. Но ее поднятая рука беспокоила Мишеля. Он боялся, что девушка непроизвольно опустит руку. И тогда… Чтобы успокоить ее, он заговорил:
— Может статься, эта тварь поднимет тебя и разок — другой повернет в воздухе. Не вздумай закричать! Просто не реагируй. Ты статуя, запомни! Сыграй эту роль как можно лучше!
Одна из веток протиснулась между ногами девушки и обвилась вокруг бедра.
— Замри, Инесс! — крикнул Мишель. — Замри, иначе смерть! Любимая! Замри!
Его трясло как в лихорадке.
— Зря ты стала смотреть мне в глаза! Глаза подвижны. Слушай внимательно. Медленно, очень медленно переведи взгляд выше, смотри на дерево за моей спиной!
Инесс повиновалась, нечеловеческим усилием воли подавляя дрожь. Ветка продолжала ощупывать ее бедро. Потом скользнула выше и потянула за полу халата. Другая ветка взъерошила ее волосы и принялась дергать за пряди. Еще одна змеей подкралась к подмышке.
Мишель похолодел. Сумеет ли девушка выдержать это последнее прикосновение?!
Инесс уже не смотрела на него. Он осторожно отодвинулся из поля ее зрения и встал.
— Можешь начать вдох, — сказал он. — Но, смотри, медленно! Так же медленно, как и выдыхала!.. Внимание! Сейчас ветка прикоснется к твоей правой подмышке! Не вздумай дрогнуть!
Ветка проскользнула сквозь прореху в халате. Было видно, как она шевелится под тканью.
Мишель обошел дерево на четверть окружности, держась на безопасном расстоянии — метрах в десяти. Машинально смахнул капельки пота с верхней губы. Чем он мог помочь девушке?! Оружие здесь ни к чему; за пистолет он схватился автоматически, инстинктивно. Единственное, что он мог сделать-попытаться отвлечь внимание “дерева”.
Он был не слишком хорошо знаком с флорой и фауной Смарагда, но это существо, полуживотное-полурастение, он помнил. Это была черная гидра!
Черная гидра реагирует на движение. Неподвижные предметы ее не интересуют, на них она, как правило, не набрасывается. Зато движущиеся объекты приводят ее в исступление. Мишель представил, как гидра на его глазах в мгновение ока разрывает в клочья спеленатую ветвями Инесс, и у него закружилась голова. Он зажмурился и стиснул зубы.
Ветки-щупальца не выпускали пленницу.
— Не двигайся! — твердил Мишель. — Не двигайся!
Тянуть время в надежде, что гидре надоест игрушка, и безмерно рискуя, что усталая и испуганная девушка не выдержит и пошевелится? Нет, пора действовать. И Мишель медленно, спокойно приказал:
— Когда я подам сигнал, прыгнешь, вперед. Но только когда я крикну, не раньше!