Страница 64 из 69
В XVIII веке в Париже устраивали больше тридцати праздников в год, не считая воскресений; например, в марте 1722-го в честь прибытия испанской инфанты возвели восемь триумфальных арок. Иногда для простого народа давались бесплатные спектакли, и просвещенные иностранцы удивлялись тому, что неграмотная толпа аплодирует в «нужных» местах.
Впрочем, публика сбегалась на любое зрелище, даже не блиставшее красотой и изяществом. Например, популярным развлечением были казни, производимые с завидным разнообразием: преступников вешали, колесовали, четвертовали, сжигали живьем… Народ даже не нужно было сгонять на площадь, где стоял эшафот: в Париже на самые лучшие места продавали билеты, а «бесплатные» занимались заранее. Студенты и тут были в первых рядах, причем не всегда являлись пассивными зрителями: не зря же в университетских регламентах школярам запрещалось мешать палачу выполнять его работу…
Но даже если бы они захотели помочь профессионалу, то, наверное, сделали бы только хуже. Например, в Монпелье в XVI веке ввели санкции против людей, занимающихся врачеванием, не будучи докторами. Их сажали на осла задом наперед, дав в руки хвост вместо поводьев, и так возили по городу, а мальчишки швыряли в них грязью. После этой унизительной процедуры самозванцев изгоняли из города. 19 декабря 1595 года студентам попался такой «врач-контрабандист». Они утащили его в анатомический театр, чтобы посадить на осла, но жена бедолаги бегала по улицам, крича, что ее мужа хотят вскрыть живьем. Жители квартала отбили его у студентов, и больше его никто не видел.
Феликс Платтер описывает цирковое представление, которое сильно отличается от тех, к каким привыкли мы. «6 января [1556 года] было выступление бродячих циркачей. После невероятных прыжков они устроили бой льва с быком, которому подпилили рога. Оба были привязаны веревками к двум столбам, вбитым посреди арены. Лев, подзадориваемый стрекалами, начал нападать на быка, который отбрасывал его рогами и убил бы, будь его рога целы. Но лев, утомив своего противника, прыгнул ему на спину через голову легко, как кошка, впился в него зубами и свалил, но не убил. Пришлось быка прикончить».
Студенты были душой и завсегдатаями любого праздника и оживляли жизнь университетского города. В Каоре (Франция) во время карнавала они под руководством своего «аббата» наполняли город шумом игр. Устав университета Монпелье 1534 года предписывал всем студентам принимать участие в традиционной кавалькаде. То же относилось к праздникам. Например, 1 января молодые люди организовывали исполнение серенад и веселились на балах.
«С наступлением Нового [1553] года начались всяческие увеселения, в основном галантные серенады, устраиваемые по ночам перед домами, — вспоминает Феликс Платтер. — Музыкальными инструментами были тарелки, бубен и флейта (один музыкант играл на всех трех сразу), гобой, который тут очень распространен, виола и гитара, которые тогда были еще в новинку. Богатые горожане устраивали балы, на которые приводили девиц. После ужина там танцевали при свете факелов бранль, гальярду, вольту, гавот до самого утра. Эти балы продолжались до конца карнавала».
«Французские» танцы в основном были быстрыми, хотя и чередовались с медленными и торжественными. В XVI веке веселую гальярду (состоявшую из прыжков и пируэтов) танцевали после плавной паваны; за алемандой шла куранта, а за ней — сарабанда, менуэт, гавот, бурре, паспье (нужно было ловко прыгать, просовывая свою ногу между ногами партнера), ригодон (партнеры выделывали антраша, не сходя с места) и джига; самые неугомонные могли после джиги сплясать чакону и пассакалью. Парные танцы (бурре, вольта) чередовались с хороводными или массовыми (гавот, бранль). Всё это исполнялось под немудрящие мелодии, наигрываемые на скрипках, дудках, бубнах и барабанах.
Отец Теодора Троншена, в будущем известного всей Европе врача, хотел, чтобы его сын стал священником, но этим планам осуществиться не удалось. Несмотря на прилежание к учебе, юноша страстно любил танцы, считавшиеся развлечением, не совместимым с изучением богословия, даже в протестантской Женеве. Эта страсть настолько захватила его, что ему случалось отмахать ночью несколько лье пешком в поисках «танцулек», о его присутствии на которых не донесли бы его родителям.
Шестого января, на Богоявление, студенты выбирали «короля»[54], который в благодарность за «коронацию» платил за пир, за факелы, а также за услуги трубачей и скрипачей. Но в 1533 году избранному «королем» Филиппу Брингье это оказалось не по средствам, и все расходы пришлось возместить университету Монпелье. Кроме того, «королевский» кортеж, состоявший из вооруженных шпагами школяров, порой вызывал беспорядки, поэтому в конечном итоге «королевскую» власть в Монпелье отменили.
Тогда школяры стали выбирать «аббата», который пользовался теми же прерогативами: теоретически — играть по отношению к младшим роль наставника, на практике — поощрять их к распутству. Поэтому университет потребовал низвержения «аббата», продал его шляпу и уничтожил его кафедру. В знак протеста в 1529 году во время традиционного представления 6 января студенты разыграли «воскрешение аббата».
«Мы отпраздновали Богоявление среди немцев; был славный пир и концерт, я играл на лютне» — это снова Платтер. Умение играть на лютне очень пригодилось будущему врачу. Он регулярно заказывал себе в Базеле струны к своему инструменту и ноты с музыкальными новинками. Позже отец рекомендовал ему освоить арфу, потому что это редкий инструмент и играющий на нем будет вне конкуренции.
Матео Алеман (1547 — около 1614) в «Жизнеописании Пикаро Гусмана де Альфараче» (1599) превозносит музыкальные таланты студентов из Алькалы, которые, впрочем, слишком уж увлекались серенадами: «На книги они и смотреть не желали, равно как и заниматься тем, ради чего явились в университет; они никогда не выпускали из рук гитару, умели всех развлечь, пели красивые сонеты и всегда имели новые наготове, аккомпанируя себе на своем инструменте».
В начале февраля два дня (в понедельник и «жирный вторник») веселились на карнавале перед началом Великого поста: снова танцы, серенады и маскарад. Во вторник по Монпелье бегали парни с корзинами вместо щитов и с мешками апельсинов, стоивших очень дешево — два денье за дюжину. На площади Богоматери они принимались бросать друг в друга апельсины, и вскоре вся площадь покрывалась раздавленными плодами. Даже доктора права в «жирный вторник» бегали по улицам в масках и швыряли в горожан апельсины.
«Воспитанники муз» и «ученики Гиппократа» развлекались тем, что разыгрывали фарсы и комедии. Им было с кого брать пример. Бродячие труппы комедии дель арте часто высмеивали докторов-шарлатанов в сценках, когда Арлекин (Дзани) оставлял в дураках чересчур доверчивого Панталоне. Правда, иногда после представления комедианты сами превращались в торговцев «панацеями», пытаясь всучить почтеннейшей публике разные снадобья — притирания, зубной порошок, средство от бородавок и т. д. Школяры же могли развивать этот нехитрый сюжет до бесконечности.
Одна «труппа» авиньонских студентов настолько прославилась, что ее стали приглашать давать представления в других городах. Это, разумеется, не могло не сказаться на учебе. Поэтому им запретили играть вне университетских стен. В отместку школяры стали высмеивать пороки великих и малых, не щадя и отцов города. Городской совет пожаловался папе, и тот буллой учредил цензуру, запретив представлять трагедии или комедии, не одобренные полицейскими властями.
В Монпелье в начале XVI века блистало актерское трио, состоявшее из Рабле и его друзей Сапорты и Пердрие, учившихся на медицинском факультете. От них порой доставалось не только власть имущим, но и братьям-студентам: медики были заклятыми врагами юристов. После нескольких десятилетий взаимных оскорблений со сцены последователи Юстиниана и Гиппократа решили взяться за оружие: в 1532 году они приобрели в складчину аркебузы, порох, пули, пики и латные нагрудники.
54
В этот день празднуется поклонение волхвов младенцу-Христу; у французов «волхв» («roi mage») трансформировался в «короля» («roi»). На праздник пекут лепешку с сюрпризом — бобом или другим мелким предметом; нашедший сюрприз провозглашается «королем» и выбирает себе «королеву». Каждый раз, когда он поднимает кубок, присутствующие провозглашают: «Король пьет!»