Страница 8 из 102
В зоне боев в Сталинграде
30 октября. Подъем в шесть утра, снаружи еще темно. Завтракаем, пьем горячий кофе. Никто ничего конкретно не знает, но слухи ходят самые разные. Кто-то говорит, что мы еще не добрались до нашего места назначения, только пребываем пока в одном полку дивизии. А уже отсюда мы должны окончательно отправиться в нашу часть, которая размещена в Сталинграде.
Говорят, что численный состав здешних частей сильно уменьшился, и нами как пополнением будут затыкать дыры. Еще рассказывают, что от всего полка сейчас осталось лишь две роты. Такие «сортирные слухи» для простого солдата часто являются единственным источником информации. Даже если они и не совсем точно соответствуют действительности, в них все равно обычно есть хотя бы крупица истины.
Я скучаю по обер-ефрейтору Марцогу и другим солдатам из роты для выздоравливающих из Инстербурга. Их, вроде бы, уже увезли. Потом для нас начинается уже знакомый ритуал. Звучит команда: «Построиться и выстроиться в две шеренги!» Мы строимся так, чтобы всегда стоять вместе во второй шеренге. Получилось – кроме Мальцана нас шестеро снова вместе. Всего нас 90 человек.
– В первый батальон 21-го полка! – говорит нам молодой обер-лейтенант.
Только ближе к полудню нас забирают грузовики и четыре «мерседесовских» транспортера. На борту всех машин эмблема дивизии – скачущий всадник в кругу. Мне разрешают сесть рядом с водителем в восьмиместном транспортере. Едем по главному пути подвоза, широкой дороге, плотно забитой различными транспортными средствами. Поверхность дороги волнистая, но ровная и гладкая, как шкурка окорока. Она почти прямо протянулась по всему степному ландшафту. В некоторых местах есть съезды в сторону, повороты и перекрестки с множеством указателей – названиями частей и местных деревень. Шум в воздухе усиливается, явно что до Сталинграда уже недалеко. Я спрашиваю водителя, он тоже обер-ефрейтор. Он отвечает, что мы едем не в Сталинград, а на так называемые зимние квартиры. Там дислоцируется обоз со всеми машинами, которые больше нельзя использовать в Сталинграде. Из этого прикрытого линией укреплений района осуществляются перевозки продовольствия и боеприпасов в наши части, сражающиеся в Сталинграде.
31 октября. Линия долговременных укреплений располагается недалеко от какого-то колхоза в открытом поле. С одной стороны от нас овраг, в котором в случае чего можно укрыться. Нас встречает хауптфельдфебель (ротный старшина), на солдатском жаргоне – Spiess, или «ротная матушка». Он сообщает нам, что мы вливаемся в дивизию с богатыми боевыми традициями, которая еще как кавалерийская дивизия воевала во время польской и французской кампаний, и что на ее машинах в качестве тактического знака изображен скачущий всадник в круге. Особенное внимание уделяет он взятым из кавалерии обозначениям: фельдфебель тут называется вахмистром, а рота – эскадроном. Батальон у них называется словом «абтайлунг», а капитан – ротмистром. – Так точно, господин хауптвахмистр! – рявкаем мы в ответ на вопрос, все ли мы поняли. После еще одного распределения мы: я и еще тридцать солдат, попадаем в 1-й эскадрон, остальных распределяют в другие эскадроны, которые дислоцируются неподалеку от нас в месте расположения нашего батальона. Нам сообщают, что наш эскадрон воевал с численностью всего 26 человек. Полк тоже понес большие потери, и они сражались среди руин Сталинграда, в основном небольшими боевыми отрядами, которыми из-за нехватки офицеров командовали унтер-офицеры. Бои были тяжелыми и кровопролитными. Там уже камня на камне не осталось, а число погибших и раненых увеличивалось с каждым днем.
Это уж точно не причина для воодушевления. И как же обстоит тогда дело с этими сообщениями о победах и успехах гордого Вермахта, которые с таким пафосом передавали нам по радио всего несколько дней назад? Было ли все это преувеличением или же это просто временная пауза в цепи достигнутых успехов?
1–6 ноября. Ввиду сложившейся обстановки, мы удивлены тем, что нас сразу не направляют на передовую. Вместо этого продолжается привычная тыловая армейская рутина – приветствовать начальство, вытягиваться по струнке, построения, нагоняи от командиров и тому подобное. Новобранцы даже после учебки остаются еще необстрелянными новичками, и они должны сначала доказать, что они настоящие солдаты. Хорошо – но тогда нам нужно как раз и предоставить возможность для этого.
7 ноября. Первые ночи мы проводим на соломенной постели одного из бункеров или в грузовиках под тентом. Подъем ежедневно в шесть часов. Ротный старшина проводит построения, он постоянно все контролирует и высказывает недовольство. Разговаривает он с сильным восточно-прусским акцентом и называет нас всех «болванами». Это может звучать по-отцовски, но звучит скорее в воспитывающем духе. Мы должны чистить наши вещи до блеска, он постоянно отсылает кого-то из нас назад, чтобы он снова почистил все вещи и показал, что у него получилось. Иногда он назначает в караул вне очереди. Потом последовала поверка с неприкосновенными запасами. Трое солдат не смогли их показать. Ротный старшина назначил им три дня строгого ареста. Занесение наказания в личное дело и отсидка при ближайшей возможности.
Что с Виертом и Вариасом? Я знаю, что они тоже сожрали свои неприкосновенные запасы еще на марше. Оба показывают их и ухмыляются в мою сторону. Виерт делает таинственный вид. Когда следующей ночью мы вместе охраняем наши машины, он подводит меня к одному из «кюбельвагенов» (легкий открытый автомобиль – прим. перев.) и открывает узкий незакрытый контейнер за одним из сидений. Я поражен! Все пространство до самого верха забито маленькими и большими консервными банками. Сбоку я также вижу кучу маленьких мешков с сухарями.
– Такое ты найдешь в каждой машине, – объясняет мне Виерт. – Мне говорили, что это запасы еще с лета, когда часть наступала. Все неприкосновенные запасы на восемь человек, а оставшиеся банки – овощной густой суп и говяжья тушенка. – Я уже кое-что урвал, я должен был прогреть мотор, и тут заметил все это. Кроме того, он разузнал, что в машинах полевых кухонь хранится немного копченых колбасок – редкий деликатес, явно предназначенный только для поваров и некоторых избранных.
Прожорливый Виерт действительно смог достать две колбаски. Даже если бы он не поделился со мной и Вариасом, он мог бы быть уверен, что я его не выдам. Никто этого не заметит, мы только заметили, что контроль часовых усилили. Некоторых заметили, как они открывали консервы, и влупили им трое суток строительных работ.
8 ноября. Мы здесь уже больше недели. Два дня назад похолодало. На поверхности земли уже появились заморозки. Из-за работы и усталости мне все не удавалось делать заметки.
Под руководством старшего автомеханика мы начали закапывать оставшиеся машины и строить еще три бункера. Толстых досок и балок для бункера здесь вдоволь, их еще до нашего прибытия привезли из Сталинграда. Унтер-офицер Виттлих и обер-ефрейтор Херрманн из бывшего отделения управления эскадрона настоящие специалисты в этом деле. Они уже спланировали и измерили первые бункеры. Наши тоже были выкопаны несколько наискось от них на склоне.
Мы копаем уже четыре дня. На моих руках полно засохших мозолей, на внутренней стороне ладоней появился роговой слой. Но мы справились. Мы загоняем транспортеры и грузовик «Опель-Блиц» задом в укрытия и маскируем их. Квадратные, в два метра глубиной бункеры покрываются слоем толстых досок, а с боку делается вентиляционное отверстие и световая шахта. В покрытие остается отверстие для трубы печки, все остальное засыпается толстым слоем земли и маскируется степной травой.
Внутри мы сколачиваем из досок стол и две скамейки и прибиваем к опорным балкам несколько гвоздей для развешивания наших вещей. Постелью нам служит свежая солома из колхоза. Но настоящий комфорт дает нам только наша печка, которую мы тут же кормим дровами. Чтобы не терялось слишком много тепла, перед входом вешаем занавес из плащ-палатки. Вверх ведет узкий, скошенный подъем.