Помни время шипов

Виерт на это ничего не отвечает и лишь храбро улыбается вместе с нами, демонстрируя обер-ефрейтору свои крупные зубы с золотой коронкой на верхней челюсти. После этого все мы получаем хороший кусок курятины и половину котелка жирного куриного супа. Мы замечаем, что обер-ефрейтор Кубат наряду с унтер-офицером отделения пользуется большим авторитетом у солдат и имеет право принимать решения. Вариас позже рассказывает нам, что его товарищи называют Кубата только «Клемм» – «Хапуга». Это прозвище дали ему за то, что он настоящий гений в том, что касается добывания еды при любых обстоятельствах. Да и слово «хапнуть» звучит все-таки лучше, чем просто «украсть».

Из последующей беседы с присоединившимися солдатами мы узнаем еще несколько новостей. Во время разговора мне снова напоминают и о любителе муштры унтер-офицере Хайстерманне. Действительно Хайстерманну удалось в своем эскадроне сразу получить должность унтер-офицера по материально-техническому обеспечению. Потому этот тип сразу оказался в обозе, и все время мог избегать боев на фронте. Но то, что Кубат еще рассказывает нам о нем, вот это уже самая настоящая мерзость. Всегда, когда его часть находилась на передовой, Хайстерманн насиловал русских женщин, которых он заманивал в дом под тем предлогом, что нужно было сделать какую-то работу. Горные стрелки обвинили его в том, что он вечером подкараулил двух молодых русских женщин, которые работали у них, и жестоко изнасиловал их в своей машине. Я вполне уверен, что этот гад способен на такое.

Хотя Хайстерманн это отрицал, но по приказу свыше должно было начаться расследование, говорит тот, кого они называют «Хапугой». Однако расследование не могло быть проведено, так как Хайстерманн внезапно исчез. Это значит, что он больше не возвратился из поездки в ремонтный батальон и с тех пор считается пропавшим без вести. Предполагают, что его по дороге вдоль низменностей Днепра убили партизаны, которые нападают преимущественно на отдельных людей, едущих без охраны, и убивают их. Однако точно никто ничего об этом не знает. Для меня на этом история Хайстерманна закончена. Оглядываясь назад, я могу сказать, что до конца войны я сталкивался еще и с другими отвратительными типами, но все они даже близко не были такими подлецами и негодяями как этот Хайстерманн.

17 декабря. Сегодня у многих из нас особый день. Поскольку мы лишний раз не подставляли головы под пули и потому все еще числимся среди живых, то получаем Железные кресты второго класса и бронзовые нагрудные знаки за рукопашный бой. Из солдат нашего года призыва награждены также Фриц Хаманн, Вариас и я. Не буду отрицать, что я немного горжусь этим. Но не столько самим Железным крестом второго класса, сколько тем, что теперь я также и внешне отношусь к группе так называемых «фронтовых свиней». Вообще награждение орденами это достаточно своеобразное дело. Конечно, первыми награждают командиров. Понятно: куда это годится, если, например, у солдата есть Железный крест первого класса, а у его взводного нет? Где же тогда уважение к старшим по званию?

Мы, солдаты, знаем, как это делается. Один за всех, так нам говорят, и этот самый «один» всегда начальник, старший по званию. Когда их уже обслужили, кое-что перепадает и остальным. Если, например, Железным крестом первого класса награждают простого солдата, то он обязательно рисковал собственной головой. Потому мы, фронтовики, относимся к наградам командиров не с таким почтением, как, вероятно, относятся к ним на родине. Офицеров, как правило, награждают этими штуковинами за достижения их солдат, которые, как так называемая масса, таскают для них каштаны из огня. Но в принципе против такой системы никто не возражает, если и сам командир доказал свое умение командовать и воевать. К сожалению, за время моей службы мне попадались и такие офицеры, которые за свои личные достижения никогда бы не заслужили своих наград.

Хотя через несколько месяцев мне вручили еще более высокий орден, я не придаю слишком большого значения военным наградам. Слишком часто награждение зависит просто от удачи, и если люди судят о солдатах только по тому, что висит у них на груди, это умаляет заслуги некоторых по-настоящему храбрых фронтовиков, не имеющих наград, и особенно это относится к нашим погибшим товарищам. Во время боев под Рычовым, а также, забегая вперед, и позже, вплоть до самого конца войны, я знал многих отважных солдат, которые не раз заслужили бы наград, но так и не получили их, потому что в тяжелых боях погибли их командиры. И так как командиры их подразделений менялись очень часто, никто не мог подтвердить их героизм, а, может быть, и не хотел этого, если желал сам присвоить себе их лавры. Такова доля простых солдат, которые всегда зависят от оценки своих командиров. Бывают, конечно, исключения, если благодаря удачному стечению обстоятельств солдат совершает выдающийся подвиг, о котором узнает даже высокое начальство. Так через пару месяцев повезло одному из моих друзей, которого удостоили даже Рыцарского креста.

Я сделал в дневнике записи об этом случае весной 1944 года, в дни нашего ужасного отступления, когда мы по таким глубоким болотам, какие я больше никогда в жизни не встречал, пешком шли до реки Буг, откуда нас позднее перебросили в Румынию. Но до этого дня прошло еще несколько месяцев, и за это время погибло много моих хороших товарищей.

Сегодня, в день награждения, я впервые после долгого перерыва выпил немного спиртного вместе со всеми. В таком состоянии мы долго болтали на самые разные темы и очень поздно легли спать.

18 декабря. Ночью снова шел небольшой снег. Мы обтираемся свежим снегом, а потом затеваем игру в снежки. Снег блестит под утренним солнцем, как будто на нем лежит алмазная пыль. Все вокруг необычно тихо. С фронта лишь изредка доносятся звуки громких одиночных выстрелов или разрывов. Просто обычный беспокоящий огонь. С вчерашнего дня в деревне находится подразделение, которое показывает войскам кино. Часть нашего эскадрона уже смотрела фильм вчера. Сегодня очередь нашего взвода.

Когда мы после киносеанса возвращаемся в нашу избу, то сразу чувствуем какой-то необычайно соблазнительный запах. Катя вместе с «маткой» приготовили для нас сюрприз и сварили борщ. Это такой русский (украинский, конечно – прим. перев.) густой овощной суп. В него входит квашеная капуста, маринованные помидоры и, конечно, много мяса из наших консервов. Вкус потрясающий. Собственно, женщины хотели приготовить его только завтра. Это я попросил их об этом, потому что Виерт с таким восторгом о нем рассказывал. Пару дней назад ему удалось попробовать борщ у «Репы», к которому он зашел в канцелярию. Мне пришла в голову эта идея, когда я из любопытства однажды залез в погреб у нашего дома. Ступеньки спускались глубоко вниз, и я в свете своего фонарика увидел там несколько початых бочек с квашеной капустой, помидорами и другие съестные припасы. Когда я предложил «матке» сварить для нас густой суп, она согласилась.

Суп для нас это большое разнообразие в сравнении с армейской едой, и он действительно очень вкусен. Я замечаю, что Пауль Адам так и увивается за Катей. Они часто смеются вместе. Я рад за него. Когда я подхожу к ним, то вижу, что Катя показывает ему несколько фотографий ее семьи. Среди них есть два нарисованных портрета. – Кто это? – спрашиваю я. Катя тут же становится серьезной. Она что-то отвечает мне, но я ее не понимаю. Пауль уже немного научился говорить по-русски. Он рассказывает мне, что это портреты ее братьев. Они сейчас на войне. Один из них нарисовал автопортрет и портрет брата, он считается хорошим художником. Затем Катя неожиданно начинает плакать. Она ругает войну, поднимает вверх руки и повторяет по-русски: – Война капут! Это значит, что война, наконец-то, должна закончиться. Бедная Катя, нам ведь тоже этого хочется, но кто знает, закончится ли вообще хоть когда-нибудь эта проклятая война.

19 декабря. Сегодня все по-другому, не так как вчера. Спокойствие закончилось. Как только мы проснулись, на фронте начался мощный обстрел, который все усиливается. Это и есть то большое наступление, которое мы уже давно ожидали. Сумеют ли наши войска в окопах на главной полосе обороны, сдержать прорыв врага?