Помни время шипов

Когда мы выходим на построение, ситуация вокруг бункеров отличается от обычной. Водители снуют туда-сюда, копошатся возле своих машин. Мотоциклист делает крутой разворот и исчезает в направлении колхоза. И ротного старшину нам приходится ждать дольше обычного. Что-то происходит. Но что? Солдаты из других бункеров тоже ничего не знают. Наконец появляется ротный старшина с картами в руках. Без долгих предисловий он сообщает нам, что на нашем участке фронта объявляется состояние высшей боевой готовности, потому что русские своими мощными танковыми частями атаковали наш левый фланг и прорвали оборону румын. Прорыв произошел в районе Клетской. Весь румынский фронт развалился и бежит в направлении Калача.

– Вот дерьмо! – слышу я голос одного из наших инструкторов. Потом вся ругань направляется в адрес трусливых румын. Только унтер-офицер Дёринг сохраняет спокойствие и говорит, что румыны просто бедняги. Они обучены гораздо хуже нас и вынуждены сражаться с устаревшим оружием. Против сильного противника у них просто не было никаких шансов. После этого некоторые солдаты обсуждают, зачем же тогда румын поставили на важный фланговый участок у Сталинграда.

Ротный старшина смягчает наш первый шок и сообщает, что уже предпринимаются ответные меры, чтобы отбить русских. Наши танки и авиация уже в бою. Больше мы ничего не узнали.

Но позже Майнхард рассказывает нам, что его и Винтера не стали отправлять обратно в Сталинград, потому что никто не знал, где сейчас находится наша боевая группа. Ее перебросили в какое-то другое место. Нам приходится ждать. Старший автомеханик рассчитывает на то, что поедем на машинах. Но у нас осталось мало горючего, потому что уже несколько недель подвозили очень мало снабжения. – Неужели дела обстоят так плохо? – спрашиваю я Майнхарда. Он пожимает плечами: – Никто ничего точно не знает, но, возможно, нам придется сматываться отсюда с машинами, если они не смогут остановить русских. – Вот тебе и на! – вставляет Зайдель своим грубоватым тоном. Ночью мы спим беспокойно. Когда я в пять утра заступаю в караул, то внимательно вслушиваюсь в любой шум, доносящийся в темноте с севера. Ветер доносит слабый грохот, не больше, чем обычно. Даже если бои действительно идут в районе Клетской, то все равно ничего нельзя услышать, потому что это слишком далеко от нас. Или, может быть, наши войска все-таки остановили прорыв противника?

20 ноября. С наступлением утра на небе наблюдается активность. Мы никогда еще не видели над собой в небе так много бомбардировщиков «Хайнкель» Не-111 и пикировщиков «Юнкерс» Ju-87, они же «штуки». Значит, на севере действительно происходит что-то очень серьезное. Воздух наполнен рокотом двигателей, с ним смешивается далекий грохот. Он усиливается с каждым часом, переходя в мощный гул. Громкий шум доносится прямо с севера, где, как предполагается, прорвались русские. Однако скоро мы слышим грохот и с юга. Там тоже что-то происходит. Мы в полной готовности и ждем. Некоторые сидят в бункерах, но другие, подобно мне, стоят снаружи и ждут, что будет.

– Тревога! – неожиданно кричит кто-то. – Всем выйти из бункеров! Мы мчимся вниз, хватаем карабины и на бегу надеваем на себя снаряжение. Выбегаем наверх. Некоторые снова забегают в бункеры за шинелями. Что же происходит? На наших лицах написан вопрос. Потом один из водителей говорит, что Иваны прорвали румынские позиции на юге и хотят взять в клещи. Их танки уже прорвались к Сети, и нам нужно остановить их.

Старший автомеханик нервным голосом выкрикивает приказы. Мы помогаем водителям вытолкнуть из укрытий некоторые примерзшие к земле машины. Я слышу, как он говорит, что требующееся топливо поступит только в течение дня. Пока его хватит лишь на наши два грузовика и на три транспортера. Несколько канистр возьмем с собой в качестве запасов. Старший автомеханик, унтер-офицер с кухни с двумя русскими «Хиви» и трое больных остаются. Все остальные садятся на машины и едут по направлению к югу. Майнхард и Свина сидят в нашем грузовике. Они взяли с собой ручной пулемет и несколько ящиков с боеприпасами. Никто ничего не говорит, все слишком заняты собой и слушают грохот орудий, который все больше приближается.

Внезапно над нами появляются русские истребители. Они обстреливают нашу колонну. Водители реагируют быстро и разъезжаются в разные стороны. Перед нами другие машины. Справа от нас взрывается «кюбельваген», в который попали из авиационной пушки. Я вижу, как его пассажиров взрывом подбрасывает в воздух. Возле нас стоят два полугусеничных транспортера с противотанковыми пушками. Они едут вместе с нами широким фронтом. Мы слышим выстрелы танковых пушек. Кто это – наши танки или русские Т-34?

– Спешиться! Мы спрыгиваем в снег. Видимость плохая, мы можем видеть только на пару сотен метров вперед. Дальше дымка скрывает местность. Над нами снова самолеты. Это наши! Они сбрасывают бомбы в одном или двух километрах перед нами. Мы ничего не можем видеть. Потом наступает тишина. Мы распределяемся по местности и ждем. В земле несколько укрытий для танков, оставшиеся от прежних боев. Будем ли мы атаковать или окапываться и обороняться? Потом мы снова слышим металлический звук выстрелов танковых пушек. Но они доносятся откуда-то справа, и все время удаляются от нас. Подъезжает машина с каким-то офицером, который спрашивает нашего командира подразделения. После этого мы снова возвращаемся к нашей укрепленной позиции. Что случилось? – Русские уже там? – спрашивает кто-то. – Понятия не имею! Никто не знает обстановки.

На укрепленной позиции все тихо. Оставшиеся машины все еще в укрытиях. Горючее пока не подвезли. У Майнхарда лучшие отношения с нашими командирами, он идет к ним, чтобы узнать подробности. Но и они тоже ничего не знают и ждут сообщений об обстановке и новых приказов. Непонятная ситуация.

В ночь на 21 ноября стало еще холодней. Снаружи сильный ветер метет по земле редкий снег. Тот, кто не должен стоять на позициях на постах подслушивания, может спать в бункерах. Наши ранцы и остальное имущество мы предусмотрительно сложили в машинах.

Я догадываюсь, что для нас, да и для всех, кто в широких окрестностях Сталинграда чувствует себя в безопасности и уже подготовился к зиме в бункерах и домах, складывается самая серьезная обстановка. Потому что треск и грохот в воздухе становится сильнее к наступлению темноты. Он уже слышен с двух направлений. Только перед нами, кажется, все еще тихо. Тот, кто в этом еще сомневался, сейчас понял, в чем дело. Даже самым неопытным солдатам теперь ясно, что нас уже взяли в клещи с двух сторон. Пока что у нас все тихо. Но как долго еще продлится эта тишина? Неужели это затишье перед бурей?

21 ноября. Так это и было. На рассвете началось. Сначала прямо над нашими головами свистят тяжелые снаряды, затем грохочут взрывы. Все, кто еще был в бункерах, выскакивают из них и торопятся в заранее подготовленные окопы. Но ничего не видно.

– Русские начали артподготовку, – поясняет водитель, сидящий рядом со мной. Снаряды в основном ложатся справа от нас, а также далеко позади. Сбоку над нами свистят ракеты «сталинских органов», падающие где-то возле колхоза. Постепенно светает, и видимость улучшается. Кроме свиста снарядов и взрывов мы слышим и другой звук. Это рокот дизельных двигателей и лязг танковых гусениц. Русские Т-34 обходят нас. Им теперь тоже лучше видно. Жестко звучит грохот танковых пушек в морозном воздухе, снаряды пронизывают воздух и взрываются у цели. Иногда они как раскаленные шары попадают в землю, с визгом подпрыгивают и вгрызаются в почву. – Бронебойные снаряды! – говорит кто-то. Затем из туманной дымки появляются сами Т-34. Мне удается насчитать пять стальных гигантов. Они находятся на расстоянии нескольких сотен метров от меня и движутся очень медленно. Их орудия разворачиваются в поисках цели. Когда они ее находят, то открывают огонь. Артобстрел тоже усиливается… Снаряды все еще ложатся сбоку и сзади от нас. Танки стреляют туда же. Неужели они нас еще не заметили или у них там более важная цель?