Страница 5 из 28
Они, победившие Наполеона, со славой вступившие в Париж, вернувшись на родину, стали смотреть на все иными глазами.
Было что-то мучительное в контрасте между родиной победоносной вне своих границ и угнетенной внутри.
Поначалу они мечтали, что Александр I по своей инициативе даст народу конституцию, освободит крестьян. Но скоро поняли, что этого не будет.
Тогда-то и зародилась среди русских офицеров мысль о необходимости революционного переворота.
В 1816 году в Петербурге шесть гвардейских офицеров — Александр Николаевич Муравьев, Никита Михайлович Муравьев, Иван Дмитриевич Якушкин, Сергей Петрович Трубецкой, Сергей Иванович и Матвей Иванович Муравьевы-Апостолы — основали первое в истории России тайное революционное общество.
«Союз спасения» — называлось это общество. Само название указывало его цель — спасти Россию. А это значило бороться против царя и крепостничества. Тайная организация пополнялась все новыми членами. Вступил в общество Павел Иванович Пестель.
В 1818 году общество было якобы распущено и восстановлено под новым названием «Союз благоденствия». Оно насчитывало около двухсот членов, и руководила им Коренная управа.
В январе 1821 года в Москве собрался съезд Коренной управы Союза благоденствия. Съезд снова объявил союз распущенным. Под прикрытием этого постановления, облегчавшего отсев ненадежных членов, тайное общество было опять реорганизовано. Возникли два общества: Южное — с центром в Тульчине под руководством полковника Пестеля и Северное — в Петербурге, основное ядро которого составили: Никита Муравьев, Николай Тургенев, Серхей Трубецкой, Иван Пущин и Евгений Оболенский.
Северное общество хотело просветительной работой постепенно готовить народ к перевороту.
Южное видело спасение России в немедленном восстании.
Северяне предполагали предоставить самому народу решить вопрос о преобразовании государства.
Южане хотели произвести это преобразование революционным путем.
Члены Северного общества надеялись вынудить у правительства уступки военной манифестацией.
Члены Южного общества настаивали на том, чтобы свергнуть царскую власть путем вооруженного восстания.
Глава Южного общества полковник Пестель обладал железной волей политика и революционера, шел к цели прямо и неуклонно. Пестель был республиканцем, и большинство членов Южного общества, находясь под его влиянием, считали республиканский строй единственно возможным для России.
Северное общество предпочитало республике ограниченную монархию. Оно не спешило с переворотом, откладывая его до смерти царя Александра I. Правда, программа Северного общества не до конца отвергала цареубийство. Но единой точки зрения на этот вопрос в обществе не было. Самая организация восстания представлялась северянам весьма смутно. Предполагалось после смерти императора предложить сенату — высшему государственному учреждению, ведавшему судебными делами, — образовать временное правление, которое в самый короткий срок созвало бы Великий собор. Все сословия должны были послать на Великий собор своих выборных и установить новый образ правления России…
…— Итак, господа, — обратился Сергей Муравьев-Апостол к окружающим, — мы очень сожалеем, что нам не удалось договориться в Москве о наших совместных действиях. Я предлагаю продолжить этот разговор сегодня. Итак, главная наша сила — армия. Солдаты пойдут за нами.
— Пойдут ли? — с сомнением покачал головой Волконский.
— На край света пойдут! — горячо поддержал друга Бестужев-Рюмин. — Рядовой Апойченко поклялся мне привести целый Саратовский полк без офицеров и на первом же смотре застрелить государя из ружья! Сейчас мы положили за главное — умножать неудовольствие солдат к службе, их ненависть к высшему начальству…
— Это не так уж трудно, — грустно усмехнулся Сергей Муравьев-Апостол. — Достаточно поглядеть на полковника Гебеля. Этот поляк, изменивший своей родине, ненавидит русских солдат. Я однажды видел, как он по земле ползал и проверял, хорошо ли у солдат носки вытянуты. Избивает он солдат так, что палки в мочалку превращаются…
— Вот-вот! — подхватил Бестужев-Рюмин. — А мы внушаем солдатам, что наказание палками противно естеству человеческому! Главная задача — не дать им впасть в уныние, вселить уверенность, что должна и может перемениться их судьба!
Дверь в кабинет приоткрылась, и показалась тоненькая девичья ручка в кисейном манжетике, а следом за ручкой возникла черная головка в крупных локонах с широким голубым бантом на затылке.
— Бабушка сердится, что вы удалились, — сказала она по-французски, мило картавя. — Гости съехались, а вы все разговариваете и трубками дымите…
— Хорошо, Аделюшка, иди! Мы за тобой следом, — ласково поглядев на племянницу, сказал Василий Львович Давыдов. — Да скажи матушке, чтобы не гневалась.
— А на вас сестрица страх как сердится, — хитро сощурившись, сказала Адель, бросив выразительный взгляд на Бестужева-Рюмина, и яркая краска залила его веснушчатое лицо.
Пестель приехал лишь на следующий день.
Веселье было в самом разгаре. Без устали гремел оркестр, легкие пары кружились в большом зале. Пожалуй, больше всех и лучше всех танцевал в тот вечер Бестужев-Рюмин. Он издавна славился как отличный танцор, и, когда сегодня танцевал с другими барышнями, Катрин поглядывала на него ревниво. Но сейчас он стремительно кружил ее по зале, и она была счастлива. Локоны разлетались, глаза сияли. Позови он ее сейчас — она полетела бы за ним на край света…
— Мишель, — вдруг раздался ласковый голос Сергея Муравьева-Апостола. — Удели внимание и нам, грешным! Пойдем в кабинет к Василию Львовичу. Дама твоя, верно, устала….
— Сильфиды не устают! — весело отозвался Бестужев-Рюмин, однако тут же послушно передал Катрин другому кавалеру и последовал за Сергеем Ивановичем.
Они вошли в кабинет. Табачный дым синими слоями плавал в воздухе. После блеска залы здесь было сумеречно. Музыка еще звучала в ушах Михаила Павловича, и, словно сквозь ее веселую беззаботную радость, услышал он сердитый голос Василия Львовича Давыдова:
— Неужели мы в сотый раз должны обсуждать эти необдуманные проекты? Неужели испанские события вас ничему не научили?
— Научили и очень многому, — с порога заговорил Сергей Муравьев-Апостол. — Павел Иванович сегодня весьма толково доказал, что начинать должно в столице. Риего начал не в столице. Квирога поддержал его тоже весьма далеко от столицы… Мы должны сегодня обсудить, как удачно провести переворот. Я признаю, что Риего сделал ошибку, не перебив своих Бурбонов. Ему не следовало вверять конституцию королю…
— Вот потому-то я и настаиваю на уничтожении всей царской фамилии! — обрадованно сказал Пестель, и голос его зазвучал непривычно живо. До сих пор пункт об уничтожении царской семьи был главным, вызывающим разногласия в мнениях Муравьева-Апостола и Пестеля. — Не то вдруг у кого-нибудь возникнет мысль: «Не найдется ли среди Романовых хорошего царя?» Переворот должен быть совершен сразу и в столице и у нас!
— Да, да, конечно! — согласился Сергей Муравьев-Апостол. — Но я настаиваю: действовать надо скорее.
Или вы забыли случай с князем Сергеем Григорьевичем Волконским?
Ему никто не ответил, но все поняли, о чем идет речь.
Нынешним летом на смотру, когда мимо царя проходила бригада генерал-майора Волконского, сам Волконский, пропуская бригаду, придержал лошадь и встал неподалеку от царя. Бригада прошла, Волконский хотел было отъехать, как вдруг услышал, что царь просит его приблизиться.
— Я очень доволен вашей бригадой, — с любезной улыбкой сказал Александр I. — Азовский полк один из лучших полков моей армии. Днепровский поотстал немного, но и в нем видны следы ваших трудов. — И, не изменяя ласково-покровительственного тона, не убирая с лица сладкой улыбки, добавил: