Страница 36 из 102
Пограничники заняли оборону и приготовились к бою.
— Переждите здесь. Скоро утихнет… — Стебайлов, спустив ремешок от зеленой фуражки под скуластый подбородок, продолжая сжимать ручки станкового пулемета, напряженно прислушивался к доносившимся от границы крикам и гулким винтовочным выстрелам.
— Это наши наряды отбиваются, — пояснил Стебайлов. — В упор, наверное, фашистов бьют.
Башарин, стоя в круглой ячейке окопа, нетерпеливо перекладывал ручной пулемет с места на место и прилаживался широким плечом к прикладу. По его сжатым губам и собравшимся у глаз морщинкам было видно, что ему трудно сдержаться, чтобы не нажать на спусковой крючок. Юдичев и Кононенко, сидя на корточках, брали из распечатанных цинковых коробок блестевшие патроны и набивали ими запасные пулеметные ленты. Александра Григорьевна удивлялась их необъяснимому спокойствию и той деловитости, с какой они выполняли свои обязанности. При завывающем свисте мин пограничники только немного наклоняли головы, а потом поднимали их и, отодвинув со лба козырьки фуражек, смотрели вверх, ожидая, когда завоет и разорвется следующая.
Оля с узелком в руках присела на нераспечатанный патронный ящик, озиралась по сторонам и почему-то мысленно старалась запомнить лица давно знакомых ей пограничников. Она часто ходила с ними в лес за грибами и ягодами, любила смотреть, как они купают в канале лошадей и служебных собак. Вот Башарин, который всегда был к Оле особенно добр и ласков. Такой большой и неуклюжий, он залезал на деревья, чтобы сломать для нее густо облепленную спелыми ягодами ветку черемухи. А вот Юдичев, тихий и застенчивый, он приносил ей из леса грачиные яйца, вырезал из древесной коры человечков и рисовал в тетрадке животных и птиц. Мысли девочки прерывались и застилались туманом, когда близко лопались мины. Оле хотелось закричать, но она только сжималась в комочек и крепко давила ручонками на свой узелок.
Внезапно на краю траншеи показалась фигура начальника заставы Усова в глубоко надвинутой на лоб фуражке. С секунду он смотрел в бинокль на линию границы, откуда одиночные выстрелы доносились все реже и реже. Оторвав от глаз бинокль, он шумно прыгнул в траншею и негромко сказал, переводя дыхание:
— Приготовиться к бою!
— Витя, Витя! — крикнула бросившаяся к нему Шура. — Что же будет, Витя?!
Усов вздрогнул, резко повернулся:
— А ты зачем здесь? — И, тряхнув головой в такт лопнувшей мине, изменив тон, продолжал убедительным полушепотом: — Здесь тебе, родная моя, не место! Не место, Шурочка, милая! Оля, почему ты не с мамой? Почему вы не уехали?
От напряжения на лице начальника заставы, казалось, шевелятся и играют все морщинки. Он не ожидал этой встречи. Только сию минуту, перебегая по двору, он в душе упрекнул себя, что даже не простился с женой и не видел, как она уехала. Он все время разговаривал по телефону с комендантом. Потом политрук Шарипов сказал ему, что обстрел не дал Шуре и Оле выйти на улицу, поэтому они и отстали от Клавдии Федоровны, которая поджидает их в ближайшем лесу.
— Сейчас же уходите отсюда по оврагу, уходите! — сказал Усов жестко.
— Никуда я не пойду! Я останусь здесь! — в исступлении крикнула Шура.
— Нельзя! Бери Олю и уходите!
— Куда? Куда? — сжимая кулаки, не унималась Шура.
— Вас ждет Клавдия Федоровна. С тобой ребенок!
Не желая больше слушать возражений, он подтолкнул жену вперед. Олю подхватил за руку и повел вдоль траншеи к выходу в овраг. Крепко поцеловал жену и Олю, посмотрел, как они побежали через ржаное поле, помахал им вслед своей зеленой фуражкой…
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Первый бой пограничники приняли непосредственно на линии границы. Еще с вечера находившиеся в нарядах пограничники слышали приглушенный шум моторов, отдаленные человеческие голоса. Бражников со своим напарником лежал на поваленных деревьях и наблюдал за опушкой леса, расположенной в ста шагах от них, за кордоном.
— Последние дни тихо было, а вот сейчас опять началось, — сказал напарник Бражникова, Румянцев.
— Шумят… — отозвался Максим Бражников. — Прислушивайся лучше и гляди зорче. Фашисты что-то затевают…
Перед пограничниками темной стеной стоял чужой лес. Неизвестно было, что скрывалось в этом отдаленном, все нарастающем шуме и в звуках голосов.
Когда к утру стали ясно выделяться очертания леса и ближайших кустов, в небе пролетела большая группа самолетов, и вскоре послышались тяжелые бомбовые удары. Бражников, побывавший в боях на Халхин-Голе, понял, что где-то поблизости самолеты сбросили бомбы. Вся местность вдруг озарилась вспышками бледно-зеленых ракет, а вдоль линии границы грохнули выстрелы. В предутреннем рассвете поднялась, словно выросла из-под земли, редкая цепь солдат в низких, как показалось Бражникову, приплюснутых касках.
Прижав приклад к плечу, Бражников сделал первый выстрел и увидел, как, взмахнув руками, упал солдат. В ответ хлестко защелкали пули. Приказав Румянцеву дать сигнал о нападении на границу, Бражников стал стрелять уже беспрерывно, поражая цели с особым охотничьим азартом, не обращая внимания на свист пуль и треск рвущихся вокруг мин.
На своем участке Бражников знал каждый куст — это помогло ему маскироваться. Но вот он заложил в магазин последнюю обойму и, решив приберечь патроны, спустился к берегу канала, где встретил ползущего Сороку. Тот был ранен пулей в ногу и полз к каналу, чтобы напиться. Трясущимися руками Сорока снял сапог. Бражников наклонился над товарищем, разрезал на нем штанину и крепко перевязал рапу. Вместе они вышли ко второй траншее, где уже начал разгораться бой.
Бражников рассказал обо всем лейтенанту Усову и тут же лег за станковый пулемет.
В эту ночь больше половины пограничников заставы находилось в нарядах. Оставшиеся на заставе бойцы по заранее разработанному плану быстро заняли в траншеях оборону, чтобы вести бой до прихода полевых армейских частей.
Первая траншея была расположена в четырехстах метрах от границы, на скатах небольшой высоты, фронтом на запад и юго-запад, а левым флангом на юг и юго-восток. Траншея прикрывала подступы со стороны лощины, поросшей ветлами и кустами черемухи.
Вторая траншея находилась справа и прикрывала северо-западную и северо-восточную стороны. Расстояние между траншеями составляло сто — сто пятьдесят метров. Начиналась она от командирского дома и тянулась по небольшой высоте, упираясь правым флангом в овраг, идущий вдоль берега Августовского канала. Отсюда можно было вести кинжальный огонь и прикрывать правый фланг первой траншеи. Фронтально из нее обстреливались дорога, идущая на северо-запад, и переброшенный через канал мост.
Пограничники, находившиеся на линии границы, были отрезаны от заставы. Расстреляв при первой же схватке все патроны, они бросились в штыковую атаку и почти все погибли. В распоряжении начальника заставы осталась небольшая горстка людей, которая и приняла на себя всю тяжесть боя с наступавшими фашистами.
Вернувшись в траншею, Усов прислушался к стрельбе справа и понял, что идет ожесточенный бой на второй заставе; слева, на юге, грохотали пулеметы на четвертой заставе, связь с которой была прервана.
Фашисты почему-то прекратили огонь. Первые вылазки их автоматчиков Усов отбил пулеметным огнем. Но вскоре наблюдавший с чердака конюшни Юдичев сообщил, что противник густой колонной втягивается в ближайший от заставы лес. Усов, захватив с собой ручной пулемет, забрался на чердак конюшни, сложенной в давние времена из кирпича. В узкое, похожее на бойницу шуховое окно Усов увидел, как фашисты совсем близко, на лесной опушке, не маскируясь, установили минометы и начали обстреливать ближайший населенный пункт Новичи.
Установив ручной пулемет, Усов гневно проговорил:
— Сейчас, Юдичев, мы им покажем, — и нажал на спусковой крючок.
Бросив минометы, гитлеровцы побежали в лес, оставив на земле несколько трупов.
— Будешь дежурить здесь, Юдичев, — приказал Усов. — Стреляй короткими очередями. Если начнут бить по чердаку из пушки, уходи вниз.