Страница 95 из 104
— Избавимся от машин, — патетично сказал он, — а потом уж разберемся со змеями или осьминогами в Галактике! Но сперва нужно навести порядок в собственном доме.
— Почему ты не присоединишься к нам и не расслабишься? — добавила Эдна. — Присоединяйся и увидишь.
Испытывая неприятные чувства, Форрестер не хотел привлекать внимания к своему особому интересу к сирианам. Но все же спросил:
— Но почему ничего не делается?
— Будет делаться, — сказал Тайко. — Не волнуйся, парень! Сейчас начнется массовое бегство в морозильники. Люди, видишь ли, трусливы. И лозунг: «Это дело для Джорджа!». Затем, когда придут сириане, ими займутся компетентные люди. Или не займутся.
— Кстати, у меня с Тайко кровл, — сказала Эдна, — можешь присоединиться к нам, отдохнешь.
— Кровл?
— Обязанность каждого — быть в хорошей форме. Особенно сейчас, — убежденно заметил Тайко.
— Вы очень добры ко мне, — с благодарностью сказал Форрестер.
Но сейчас ему хотелось остаться одному, наедине с видеостеной. Передавали сообщение с наблюдательной станции оборонительной системы Земли. И хотя все время повторялось: «Бежавшего сирианина не обнаружено», Форрестер предпочел бы остаться и дождаться других новостей. Ему хотелось убедиться, что Земля в безопасности. Или хотя бы сразу узнать, если пойманный сирианин начнет рассказывать о сообщнике…
— Ладно, мы пошли на кровлинг, — сказала Эдна. — И мы должны двигаться прямо сейчас.
Форрестер раздраженно заметил:
— Подождите, что там говорилось о Грумбридже 1830?
— То же самое, что и неделю назад, дорогой Чарльз. Это всего лишь комета. Так мы пойдем на кровл или нет?
Тайко рассмеялся.
— Чарльз все еще не может опомниться, пытаясь переварить свой новый статус. Но видишь ли, старина, существуют еще и другие дела.
Форрестер отвел глаза от звездной карты на видеостене и взглянул на Тайко. Тот подмигнул и добавил:
— Сейчас ты уже в нашей команде, так что приступай к делу.
— Команда? — недоуменно переспросил Форрестер. — Дела?
— Я должен выступить от имени общества, — пояснил Тайко. — Ну, ты знаешь. Раньше это называлось публичным заявлением. И поскольку мы тебе уже платим, ты должен ознакомиться с процедурой, потому что… — Он похлопал Чарльза по плечу. — Вскоре тебе придется действовать самостоятельно.
— Но сперва мы поползаем, — заметила Эдна. — Какого пота мы еще здесь?
Они потянули растерянного и бормочущего Форрестера за собой. Вскоре тот понял, что подобным поведением может привлечь к себе внимание. А это ему было ни к чему.
Наверное, думал Форрестер, самым правильным было бы сдаться властям, которые более компетентны в таких вопросах. Для этого можно было бы воспользоваться джоймейкером и сказать: «Видите ли, сэр, я совершил дурной поступок и должен сделать официальное заявление. Я предполагаю, что в состоянии гипноза помог сирианину совершить побег, поставив человечество перед лицом грозной опасности».
Возможно, наказание будет легким, может, его просто подвергнут медицинскому освидетельствованию.
Да, в другое время так и надо было бы ему поступить. Но не сейчас.
А пока нужно не выделяться из толпы. Опасность вторжения испугала землян. Они в панике смотрели на небо, ожидая появления сириан. Они знали, что в любой момент на Землю могут прийти смерть и разрушение. И он должен был вести себя точно так же.
— Отлично, — беспечно сказал Форрестер. — Мы хорошо потратили наши деньги! Получше многих старых цивилизаций! Может быть, на наше место придет раса получше, верно?
Эдна посмотрела на него, потом на Тайко. Тот пожал плечами и сказал:
— Мне кажется, что он до сих пор не оправился от потрясения.
Форрестер замолчал и начал сосредоточенно обозревать окружающую местность. Тайко и Эдна завезли его в ту часть Шогго, где он раньше никогда не был. Вокруг были строения, чем-то напоминающие павильоны Всемирной Ярмарки. Когда кэб остановился, они вышли и смешались с группой людей. Вокруг царило праздничное настроение. Даже строения выглядели нарядно. Все это напоминало карнавал радости. Струи аэрозоля из индивидуальных джоймейкеров проносились в воздухе. Витрины и уличные видеостены шокировали Форрестера. Но после нескольких глотков ароматного воздуха он повеселел.
— Так-то лучше! — крикнула Эдна, хлопнув его по плечу. — Нам сюда, мимо Машины Радости.
Форрестер последовал за ними. Рассеянно озирая окрестности, он чувствовал нарастающее удовольствие. В отличие от других аттракционов, это место выглядело более культурно. Цветы и травы стелились у него под ногами. Они росли вдоль тротуара и свисали с карнизов. Вились виноградные лозы со спелыми гроздьями, правильными геометрическими узорами украшая стены домов. Даже на дороге, среди счастливых людей, он видел кустики с желто-оранжевыми ягодами, которые медленно передвигались.
— Сюда, — сказала Эдна, хватая его за руку.
— Быстрей! — проорал Тайко, заталкивая его внутрь.
Они вошли в здание, похожее на форт и спустились по пандусу, по краям которого сияли небольшие огоньки. Концентрация аэрозолей из джоймейкеров в дюжину раз превышала ту, что была на открытом воздухе. Форрестер почувствовал интерес к Эдне, намного больший, чем вызывали у него сириане. Эдна наклонилась и ласково укусила его за ухо. Тайко с удовольствием рассмеялся. Они были не одни. Вокруг стремительно несся людской поток, в водовороте которого были видны раскрасневшиеся лица.
Форрестер полностью отдался празднику.
— После всего, — закричал он Эдне, — это не имеет значения. Ведь у нас нет будущего, верно?
— Дорогой Чарльз, — ответила она, — замолкни и снимай с себя одежду.
Ничуть не удивленный подсказкой Форрестер внимательно смотрел за поведением остальных. Накидки, платья, нижнее белье летели на пол, где подбирались маленькими металлическими агрегатами.
— Почему бы и нет? — засмеялся он и швырнул ботинок в один из агрегатов.
Тот, как котенок, поднялся на задние колеса и поймал предмет в воздухе. Все спускались ниже, теряя последние остатки одежды на каждой ступеньке. И вот зал с высокими сводами, где смех и разговоры напоминали линчевание.
Дверь закрылась. Струи джоймейкеров исчезли. Водопады резкого, холодного вещества обрушились на людей, отрезвляя их.
Чарльз Форрестер не прожил и сорока лет фактической полноценной жизни — когда бьется сердце и работают легкие. Первая, большая часть его жизни, протекала в двадцатом веке. Вторая, измеряемая днями, началась после долгого пребывания в морозильной камере.
Но пять столетий, которые незаметно прошли для Форрестера, были реальны для всего остального мира. В каждом столетии — сто лет, в каждом году — 365 дней, в каждом дне — двадцать четыре часа.
Из всех событий, пронесшихся за пять веков, Форрестер мог усвоить немногое. Он не мог понять принципа действия аэрозолей. Играя кнопками джоймейкера и следуя советам друзей, Форрестер попробовал эйфорики и психостимуляторы, тонизирующие и снотворные коктейли. Но впервые он попробовал смесь, не оглупляющую, а улучшающую восприятие. В этом зале, куда его затащили Эдна и Тайко, находились сотни мужчин и женщин. А он, впервые в жизни, начал полностью воспринимать их чувства.
Он обернулся и посмотрел на Эдну. На ее лице не было косметики. Глаза ее были холодны и не мигали.
— Как ты противен внутри, — сказала она.
Слова прозвучали так, будто она ударила его по лицу.
Но Форрестер не удивился. Его переполнял гнев. Он выкрикнул:
— Ты шлюха. Я думаю, что твои дети будут такими же. — Он даже не думал, что может сказать что-либо подобное.
— Молчи и ползи, — вмешался Тайко.
Форрестер небрежно заметил:
— Ты беспринципен, мягкотел и продажен. Не правда ли?
Неожиданно Эдна кивнула, соглашаясь, но сказала:
— Бедный камикадзе, любящий покопаться в дерьме. Вульгарный и глупый. — Он растерялся, но она нетерпеливо продолжила. — Иди сюда, камикадзе. Очистись. Может быть, ты ревнуешь?