Страница 91 из 104
Они были не одни. Все места оказались занятыми, причем Витлоу, вероятно, был знаком со всеми посетителями. Здесь собрались люди из шести столетий, с семи континентов, а также с далеких планет и спутников.
Форрестер испытал шок, увидев лицо Кэвина О’Рурка на Солис Ласис, которое очень напоминало Хайнзи — убийцу. В этом не было ничего удивительного, потому что тот тоже был марсианином. К тому же поэтом. Согласно своим принципам он не принимал подачки от меднолобых чиновников. Однако, как выяснил Форрестер, речь шла лишь о государственных стипендиях. Но марсианин был разгневан. Недолго он сотрудничал с Обществом Неда Луда, но, как он объяснил, оно тоже было переполнено меднолобыми. Земля — это район бедствия. Пусть сириане ее завоевывают!
— Но почему ты не вернешься на Марс? — поинтересовался Форрестер, но марсианин счел это оскорблением, покраснел и отошел.
— Не обращай на него внимания, — сказала маленькая смуглая девушка, которая, прильнув к Форрестеру, помогала уничтожать выпивку. — Он вернется. Обязательно.
Это собрание напоминало ООН. За исключением марсианина, все эти люди были современниками Форрестера. Они не смогли приспособиться и с трудом зарабатывали немного денег. Но это касалось не всех. Маленькая смуглая девушка, балерина из Чехословакии, была убита китайскими большевиками как контрреволюционерка в 1961 и заморожена хрущевским подпольем с большим риском. Она умирала семь раз в различные периоды времени. Но она была среди Забытых Людей вовсе не по причине отсутствия денег. Как сказал Витлоу, она собрала коллекцию золота и драгоценностей, подарки многочисленных поклонников из дюжины стран и столетий, и ее капиталы вырастали, как египетская пирамида, за счет начисленных процентов. Но после очередного убийства в ее мозгу произошли какие-то сдвиги. Она твердо решила, что сталинские агенты начали за ней охоту, и каждое утро их ожидала. Она их не боялась. Ее неприятие смерти напоминало посещение дантиста. Не приятно, но не смертельно. Форрестера она заинтересовала, как прожившая семь веков. Кроме того, она была красива. Но она быстро напилась, и ее речь стала бессвязной.
Форрестер встал и двинулся за очередной выпивкой. Не думал, что так пьян, пришло ему в голову, когда он споткнулся и пролил жидкость из стакана прямо На голову лысого старика. Тот кивнул и улыбнулся.
— Tenga dura, signore! Eprecioso! (Держитесь крепче, синьор! Осторожно!)
— Вы правы, — сказал Форрестер и присел рядом с ним.
Витлоу показывал ему старика как достопримечательность. Старик родился задолго до Форрестера и умер в 1988 от эмболии в возрасте ста семи лет. Тогда уже умели лечить эту болезнь, но не было лекарства от старости. После шести веков сна в жидком гелии, когда его капиталы достигли определенной отметки, его решили оживить. Денег хватило только на хирургическое омоложение. Но не на косметическую операцию.
— У вас была интересная жизнь, — торжественно сказал Форрестер, допивая из стакана.
Старик согласно кивнул:
— Signore, durante la vita mia prima del morte, era un uomo grande! Nel tempo del Duce — ab! Un maggiore dei ager-cito, io, е dappertuto non mi dispacciono le do
Витлоу похлопал старика по плечу и увел Форрестера.
— Травма мозга, — прошептал он.
— Но он говорил по-итальянски.
— Разумеется, Чак. Он не смог учиться, поэтому и оказался здесь. Существует не слишком много видов работы, не требующей общения.
Рядом прошел марсианин, поглядывая в их сторону.
Может, он услышал часть разговора, потому что продекламировал:
— Говори, как нравится всем! Живи, как нравится всем. Живи для государства, которое знает, как о тебе позаботиться.
И все-таки жизнь продолжается, подумалось Форрестеру, вокруг все счастливо веселились. Маленький человек в зеленом костюме, имитирующем окраску сириан, крикнул:
— И как? Адольф Берле спросил полтысячи лет назад: «Что хочет корпорация?». И государство стало корпорацией.
Балерина вытаращила остекленевшие глаза.
— Сталинисты, — прошипела она и снова заснула.
Форрестер скормил джоймейкеру стодолларовые бумажки, заказывая для всех выпивку.
Форрестер понимал, что и второй тысяче долларов скоро придет конец. Но ему нравилась такая жизнь. Он был уже достаточно пьян и в эйфории совершенно не боялся завтрашних неприятностей. Вряд ли день будущий окажется намного хуже для настоящего. Среди Забытых Людей было невозможно обанкротиться, у него не было даже кредита. Мудрый Таре Таркас! Хорошие дети дали ему прекрасный совет.
— Ешьте! — крикнул он, не обращая внимания на предостерегающий шепот Витлоу. — Пейте! Веселитесь! Завтра мы все умрем!
— Domani morire! (Умрем завтра!) — вторил ему старик, поднимая бокал с неизвестно, по какой цене, но очень дорогой граппой в честь Форрестера.
— Слушай, Чак, — тревожно сказал Витлоу. — Притормози. Такие клиенты, как космонавт, не попадаются каждый день.
— Заткнись! Не ворчи, как старуха, ясно?
— Ладно, это твои деньги. Но, оказавшись завтра на мели, меня не обвиняй.
Форрестер улыбнулся.
— От тебя тошнит.
— Не тебе такое говорить! — вспыхнул Витлоу. — Что бы ты без меня делал? Черт побери, я не собираюсь такое выслушивать и…
Но тут вмешался марсианин с ирландским именем.
— Прекратите! Довольно. Не надо портить нам выпивку.
Витлоу умолк, а Форрестер развернулся, внимательно рассматривая марсианина.
— Ты, — сказал он. — Где ты научился так говорить?
— Что значит «так»? Вы считаете, что я сказал что-то неправильно?
— В некотором роде.
Но лицо марсианина изменилось, и он щелкнул пальцами.
— Минуту, Форрестер, если я правильно расслышал твое имя?
— Правильно. Но мы как раз разговаривали о тебе…
— Невежливо так перебивать собеседника, — сказал Кевин О’Рурк на Солис Ласис. — Вот что я хотел тебе сказать. Какой-то сирианин тебя ищет.
— Сирианин? Один из этих зеленушек? — Форрестер попытался сосредоточиться. — Его случайно зовут не Эс-Четыре?
— Откуда мне знать, какой у него номер? На нем была изолирующая накидка, но я опознал сирианина. Мне они прекрасно известны.
— Возможно, он хочет взыскать с меня за нарушение контракта, — с горечью сказал Форрестер. — Пусть попытается. Может, собрать и всю остальную компанию?
— Нет. Я так не думаю, потому…
— Хватит, — перебил Форрестер. — Знаешь, мне противно смотреть, как марсиане меняют тему для разговора. Я хочу знать: почему ты так разговариваешь? Тот, который собирался меня убить, говорил с немецким акцентом, правда, у него и имя было немецкое. Ты разговариваешь похоже, но ты ведь ирландец, верно?
Кевин возмущенно посмотрел на него.
— Форрестер, ты пьян. Что такое, черт побери, «ирландец»?
Как еще долго продлилась пьянка, Форрестер не знал. Он помнил пьяные разговоры балерины, пытавшейся объяснить, что акцент был марсианский, а не немецкий. Что гелиево-кислородная смесь при давлении в шестьсот миллибар не позволяет им воспользоваться некоторыми звуковыми частотами. Он хорошо помнил, как, не обнаружив в кармане денег, испытал некое подобие ужаса.
Но все это было так отдаленно и туманно, что вспоминались только отдельные эпизоды.
Утром он очнулся в туннеле рядом с магазином джоймейкеров. У него не было никакого представления о том, как он сюда попал. И он был один.
К тому же у него раскалывалась голова от похмелья.
Он смутно вспомнил, что Витлоу предупреждал и об этом. Он говорил, что в общественных джоймейкерах нет системы автоматического мониторинга. Нужно было стараться следить за собой самому, так как джоймейкер продолжал обслуживание до тех пор, пока в него бросались монеты.
Может быть, он бросал их очень долго.
Он печально покачал головой. Это простое движение обрушилось на его затылок каскадом боли.
Что-то было не так. Он попытался припомнить, но в памяти возникала только мозаика охваченных ужасом лиц. Это разогнало пьяных мужчин и женщин, повергнув их в ужас. Даже итальянец и балерина бежали в панике. Что это было? Форрестер не знал. Но у него появилась уверенность, что об этом лучше и не вспоминать.