Друзья в небе

И все же Ляпидевский сумел долететь до Уэлена. Это был его первый полет на Севере.

Дважды пытался АНТ-4 пробиться сквозь пургу и туманы к терпящему бедствие кораблю. И опять подволн проклятые моторы. По недостатку арктического опыта, Ляпидевский пошел в полет в открытой кабине, без меховой маски, а стоял мороз градусов 35. От леденящего ветра слипались веки. Заболело лицо, сдернул с руки перчатку, приложил ее к щеке. Ветер вырвал перчатку п бросил за борт. Голод рукой не поведешь самолет, у которого к тому же начал подозрительно хлопать левый мотор. Стиснув зубы от боли, Ляпидевский повел самолет на посадку. Сел около полузасыпанных яранг… У него оказались отмороженными нос и щеки. Почерневшая кожа горела, кровоточила.

Кончился сжатый воздух в баллонах, а без них мотора не запустишь. Сидеть и ждать, пока подвезут новые из бухты Провидения, когда это будет? Бездеятельное ожидание не в характере Анатолия Ляпидевского. Чувствуя себя прескверно, с, забинтованным лицом, он отправляется на собаках ко второму самолету АНТ-4, находившемуся в бухте Провидения.

Каюр — погонщик собак, попался Ляпидевскому отчаянный. Он гнал, не жалея, ни себя, ни собак.

Надо сказать, что «лающий транспорт» чуть позднее сыграл огромную роль в спасении челюскинцев. На собаках подвозили горючее, масло, оленьи туши для питания людей, запасные части для самолетов. На нартах доставили челюскинцев из Ванкарема в Уэлей. Невиданные караваны шли по тундре. В спасательных операциях было занято около тысячи собак, собранных буквально со всей Чукотки. Некоторые из них прошли по тринадцать-пятнадцать тысяч километров.

Но не буду забегать вперед.

Летчик Ляпидевский впервые воспользовался ездовыми собаками. Он лежал на нартах, а каюр, подбадривая резвых псов, то бежал рядом с ними, то вскакивал на санки. Ветер прибил: снег, белым панцирем покрывший тундру. Нарты легко скользили по твердому насту. За день проходили по нескольку десятков километров, останавливаясь на ночевку в ярангах редких чукотских селений.

Яранга — круглый шатер из моржовых шкур. Он делится на две половины. В первой обычно держат собак, мясо добытого зверя. Во вторую, жилую, нужно пролезть на четвереньках, под особым пологом. Тесное жилище отапливается и в то же время освещается нерпичьим или моржевым жиром, горящим на казанке.

Ляпидевский, совсем разболевшись, лежал на шкурах, не замечая ни духоты, ни жары. С трудом он отвечал на расспросы чукчей. Его каюр, немного знавший по-русски, был переводчиком. Чукчи очень любопытные и любознательные… Вопросы Анатолянгину, как быстро «окрестили» летчика, сыпались один за другим. Особенно интересовались самолетами. Чукчей чрезвычайно увлекает техника, к которой они очень восприимчивы. Даже в то время, не зная грамоты, они прекрасно управлялись с лодочными моторами, ремонтировали их. Был случай, когда во время охоты во льдах сломался винт моторного вельбота. Чукчи выточили вручную, конечно, новый винт из моржовой кости и продолжали охоту.

В тундре новостей немного. Люди здесь все держат в памяти, всем интересуются. Молва — этот телеграф тундры — разносит события с колоссальной быстротой. Когда Ляпидевскому приходилось останавливаться на очередную ночевку, он поражался, откуда в новом стойбище уже все знают об Анатолянгине.

Неделю длился этот «собачий перелет». Летчик хорошо познакомился с местами, над которыми ему пришлось потом летать.

В бухте Провидения усталый и больной Ляпидевский тотчас же приступил к подготовке второго самолета. Это было 18 января. Но только… 6 февраля смог он подняться в небо. Все эти дни неистовствовала такая злобная пурга, что и носа не высунешь за двери.

Как только показалось тусклое солнце, АИТ-4 взлетел. Дошел до мыса Дежнева, но внезапно налетевшая пурга заставила повернуть обратно.

Ляпидевский посадил машину па лед залива Лаврентия, неподалеку от культбазы.

Дым над льдами

День за днем мела пурга. Белая мгла кружилась непрестанно. Снежные заряды, вихрясь, налетали один за другим, без всякого перерыва. Бортмеханик, отправляясь к самолету, занесенному снегом в двадцати шагах от культбазы, вынужден был брать с собой чукчу-проводника..

Тринадцатого февраля Ляпидевский, сидя на койке в каморке начальника культбазы, бренчал на гитаре, когда ворвался облепленный с головы до ног снегом радист. Он кричал:

— «Челюскин» утонул. Сто четыре человека высадились на льдину! Что будем делать?

На следующий день радист бухты Лаврентия принял приказ из Москвы от председателя только что созданной комиссии по спасению челюскинцев В. В. Куйбышева: «Принять все меры к спасению экспедиции и экипажа «Челюскина».

В своих воспоминаниях Ляпидевский писал:

«Трудно описать наши переживания. Бушует пурга, ветер с дьявольским свистом издевается над нашим бессилием. Даже на собаках ехать нельзя — не то что лететь… Локти готовы грызть от досады…»

Значительно позднее Ляпидевский узнал подробности катастрофы в Чукотском море.

На «Челюскине» несли бдительную вахту, наблюдая за ветром и состоянием льдов. Между членами коллектива заранее распределили обязанности на случай катастрофы, заготовили аварийный запас.

Вечером двенадцатого февраля ветер усилился. Целую ночь неумолимый враг наступал, двигая полки ледяных валов. Трещала металлическая обшивка бортов судна.

Ровно в полдень огромный ледяной вал, возвышавшийся недалеко от парохода, тронулся с места. Обломки ледяных гор с грохотом перекатывались друг через друга. Обшивка борта не выдержала, она разорвалась по шву.

Вода хлынула в машинное отделение. «Челюскин» был обречен.

Жизнь корабля измерялась часами. Капитан Воронин приказал людям выгружаться на лед.

Сверху летели мешки, палатки, белье, продукты, и осторожно спускались аккуратно упакованные плоды научных работ экспедиции; они все были спасены, за исключением проб воды — слишком громоздких и не поддающихся хранению на морозе… На палубе были перерублены все канаты, крепившие стройматериалы и другие грузы с тем расчетом, что они всплывут после погружения корабля.

Но вот нос медленно стал уходить в воду, вода начала заливать верхнюю палубу. Тогда раздалась команда:

— Все на лед!

Через минуту, после того как последним сошел капитан, — высоко поднялась корма. Показались руль и винт. С грохотом покатился отвязанный груз, и все заволокло густым дымом.

Когда он рассеялся, «Челюскина» уже не было.

…До Уэлена всего сорок минут полета. Но эти долгожданные минуты наступили только через неделю.

Пересев в Уэлене на первую машину, Ляпидевский повел ее в лагерь Шмидта. Внезапно в воздухе стал давать перебои левый мотор, перестали работать приборы. Пришлось повернуть обратно.

В следующем полете пять часов АНТ летал над тем районом океана, где по расчетам должен был находиться поселок советских людей на льдине. Ходили переменными курсами, зигзагами, чтобы присмотреть большую площадь, но ничего не обнаружили. Бензин был на исходе, еле дотянули «домой» в Уэлен и без традиционных кругов, с ходу пошли на посадку. Сели неудачно и поломали шасси. Машину подняли на бочки в ожидании сварщика, если он когда-нибудь здесь появится, а экипаж пересел на второй самолет.

И на этой машине не везло. Ляпидевский и его товарищи по экипажу десятки раз делали отчаянные попытки добраться до льдины челюскинцев и только в двадцать девятый добились успеха.

Четвертого марта установилась ясная, морозная погода. К полету готовились особенно тщательно, проверяли моторы, приборы. Из ледяного лагеря сообщили, что после очередного сжатия льдов обломало взлетно-посадочную полосу, а новый аэродром имеет размеры всего лишь 150 на 450 метров. Немного для такой машины, как АНТ-4! Ляпидевский на льду разметил площадку точно такой величины, оградил ее флажками и стал пробовать взлетать и садиться на нее. Все выходило удачно.

Еще до рассвета механики начали греть воду и масло. Утро наступало очень холодное, но ясное.