Страница 37 из 38
— Да разве же это трагедия? По-моему, как раз наоборот,— как ни в чем не бывало заметил я, так и не уловив смысла ее слов.
— Неужто вы и впрямь ничего не поняли? Великий Боже, да вы хоть представляете себе, в какой форме, в какой чудовищной форме может проявиться бесконтрольный выброс психической энергии и к каким последствиям приведет?
Не успел я сообразить, что к чему, как вдруг, словно в подтверждение ее страхов и тревог, странную тишину, доселе царившую в больничных корпусах, нарушил гул — слабый, приглушенный стук. Я прислушался, испугавшись, как бы он не перерос в грохот громовых раскатов: ведь неделю назад такое уже было. Но нет, все вроде обошлось: пока ничего страшного не произошло. Стук походил на отдаленный барабанный бой, какой можно услышать на военных парадах. Мы с Мартой стояли у входа в башню, на крыше которой находилась смотровая площадка. В первом этаже башни брезжил слабый свет. С испугу я совершенно не обратил внимания, что после пожара, уничтожившего электроустановку, освещение везде погасло. Однако, несмотря на это, тьма, окружавшая нас, не была кромешной. И вот теперь этот странный свет. Такое впечатление, будто он исходил от стен, от пола, от потолка и обдавал тусклым сиянием все вокруг; его неяркие блики отражались и на перепуганном, мертвенно-бледном лице доктора-психиатра.
— Что теперь будет? — запричитала она.— Что же делать, Венсен? Придумайте хоть что-нибудь, надо остановить этот кошмар, иначе мы оба погибнем!
Когда-то Марта говорила со мной совсем по-другому: рассказывая о полтергейсте и полтергейстерах, она взирала на меня свысока — как преподаватель на нерадивого студента. Теперь же, признавшись в своем полном бессилии, она уповала на то, что я, быть может, сумею найти выход из этой ужасной переделки. Похоже, она так до сих пор и не поняла истинной причины чрезмерного возбуждения ее маленьких пациентов и поэтому совершенно не представляла, как их усмирить. Но откуда мне-то знать, как это сделать! И все же рядом с ее растерянностью и беспомощностью я почувствовал себя много увереннее.
— Как остановить этот кошмар? — сказал я.— Кажется, я знаю, что надо делать.
— Так делайте же, чего вы мешкаете?! — взмолилась она.— Нельзя терять ни минуты.
— Ничего не бойтесь. Я уверен — выход есть. Только ради всего святого, дайте мне подумать — это просто необходимо.
Как ни удивительно, несмотря на все напасти нынешнего вечера, мысли у меня в голове забили ключом. И тут мне пришла в голову одна идея: я вдруг пока еще смутно понял, как остановить этот безумный хаос, грозивший уничтожить нас. Пока я размышлял, стараясь уловить контуры идеи, Марта смотрела на меня так, словно я был ее последней надеждой.
— У меня возникла неплохая мысль,— решился наконец я.— Но, прежде чем взяться за ее осуществление, давайте-ка сначала поглядим — может, полтергейстеры успокоятся сами по себе. Я и правда начинаю верить в неограниченные возможности Марка и Аликс... Пойдемте на смотровую площадку.
— Не хочу,— воспротивилась Марта — Это чистое безумие!
Я по-прежнему держался спокойно и твердо, и моя уверенность подействовала на нее. К тому же я сказал ей, что считаю ее сообщницей профессора и так же, как и он, она несет ответственность за случившуюся трагедию и просто обязана пережить ее до конца. Марта сдалась и покорно пошла за мной — совсем как ребенок.
О том, чтобы воспользоваться лифтом, не могло быть и речи: обесточенный, он стоял неподвижно на самом дне шахты. Я увлек Марту вверх по лестнице, ведущей на крышу башни. Пока мы поднимались, шум становился все громче, но был вполне выносим, хотя бы потому, что от него не дрожали стены.
Когда же мы, запыхавшись, поднялись на смотровую площадку, мне почудилось, будто шум понемногу стих. Взглянув на Марту, я понял, что столь неожиданный поворот поразил ее не меньше моего. Незримые барабаны словно грохотнули в последний раз — сейчас этот дробный стук у меня действительно ассоциировался с барабанным боем, который когда-то давно служил, к примеру, сигналом к началу военной атаки. Вскоре, после двух или трех одиночных ударов в обоих корпусах снова стало тихо. Теперь из них исходило странное, таинственное свечение, озарявшее бледным мерцанием территорию владений погибшего профессора Трувера. Но столь неожиданное безмолвие не только не успокоило Марту, но, напротив, даже встревожило.
— Что опять задумали эти бесенята? Наверное, решают, куда бы еще направить свою энергию, у них ее хоть отбавляй,— заговорила она уже как психиатр.
Тот же вопрос задал себе и я, но теперь у меня появилось предчувствие, что нам с Мартой действовать не придется.
— Глядите,— вдруг сказал я.— Они вовсе не бесенята, о, нет! И никакие не сумасшедшие! Аликс с Марком поняли, чем может обернуться этот безудержный разгул фантазии, и сами остановили его. Смотрите же, Марта. Неужели вы ничего не видите?
Она наконец открыла глаза — до этого ее веки, казалось, были намертво сомкнуты — и тут же воскликнула:
— Безумие! Да вы и сами сошли с ума!
Марта кинулась было бежать, но я силой удержал ее и заставил смотреть на сделанное полтергейстерами. Да, забыл сказать, когда мы поднялись на площадку, мальчики и девочки, просунув руки через решетки, словно тянулись друг к другу, и только Аликс с Марком стояли, как и прежде, неподвижно и безмолвно улыбались друг другу. Когда стих барабанный бой (а он определенно служил каким-то сигналом — в этом я был просто уверен), полтергейстеры, один за другим, зачарованные поведением двух основных героев, решили последовать их примеру. Все руки вдруг разом исчезли. И дети, опять-таки подражая Марку и Аликс, одновременно, как сговорившись, отпрянули от решеток к стенам палат.
Я тотчас сообразил, что это могло означать. Психическая энергия, энергия разума нашла себе новый выход, как бы подтверждая мои тайные надежды, лелеемые совсем недавно. Нет, это был не сон. И подтверждением тому был вскрик Марты. Нам обоим было хорошо видно, как прутья двойных решеток, установленных так, чтобы снаружи нельзя было разглядеть, что происходит внутри, сначала внезапно побурели, потом вдруг раскалились добела и начали медленно плавиться, превращаясь в капли жидкого металла, стекавшие во двор. То же самое произошло и с массивными железными рамами, к которым намертво были приварены прутья решеток. И теперь тысячи пар детских глаз могли смотреть друг на друга из корпусов Д и М, не встречая перед собой никаких препятствий.
Что же было потом? А потом свершилось чудо, непередаваемое словами, но я все же попытаюсь его описать, хотя закоренелые скептики, к числу которых когда-то принадлежал и я, мне просто не поверят, однако людей пытливых, привыкших объективно смотреть на явления, ошибочно называемые сверхъестественными, и кто, как и я теперь, верит в безграничные возможности человеческого разума, тех, думаю, рассказ мой ничуть не удивит.
Безграничные возможности человеческого разума! Иногда я думаю, что какой-то ангел-доброжелатель указал мне путь в эту психиатрическую больницу, дабы я своими собственными глазами увидел диво, не похожее ни на одно из известных чудес, что когда-то совершали полтергейстеры или некие таинственные духи.
Ни один человек из числа заслуживающих доверия людей, на чьи свидетельства я наткнулся в библиотеке: психологи, психиатры, биологи, физики, жандармы, полицейские — не стал бы оспаривать факт, что более или менее тяжелые вещи, от ножей до шкафов, не говоря уже о цветочных горшках и предметах кухонной утвари, могут самопроизвольно перемещаться в пространстве. У них на то имелись все основания, ибо они были свидетелями подобных явлений, и никто не смел упрекнуть их в нечестности, когда они утверждали, что видели «это» собственными глазами. Хотя их опыт сводился всего лишь к одному, вполне обычному примеру проявления полтергейста. Так неужели никто не поверит моим словам, если я скажу, что был свидетелем явления, в котором участвовала сразу тысяча незаурядных полтергейстеров, тщательно отобранных талантливым ученым, профессором Трувером, и спровоцированных к действию его бесчеловечным, так называемым научным методом, а также двумя юными сверстниками, обладавшими поистине невероятным даром?