Страница 22 из 38
С приходом к власти националистических сил в республиканском гербе летом 1990 года остался лишь традиционный клетчатый щит. Но уже несколько месяцев спустя он приобрел современный вид, получив необычную и сложную корону, зубцы которой представляют редкой формы щитки с гербами основных исторических областей Хорватии. Это призвано символизировать не только исторические традиции, но и территориальную целостность государства. Корона же как таковая является символом государственного суверенитета. С достижением в 1991 году независимости герб не изменился.
Полумесяц под шестиконечной звездой обозначает Старую Хорватию, то есть собственно хорватские земли вокруг Загреба (кстати, эти эмблемы вместе с крепостью помещены в его городском гербе). Две красных полосы на синем щите символизируют город Дубровник, многие века, вплоть до 1808 года, являвшийся самостоятельной республикой. Приморский регион Далмация представлен своим историческим гербом с тремя коронованными львиными головами, а золотой козел — герб области Истрия. Оба эти герба установлены еще венецианцами, которым до 1815 года принадлежали эти территории. Любопытна символика последнего герба хорватской короны, символизирующего область Славония и созданного еще в 1496 году. Две белых волнистых полосы — это реки Драва и Сава, пересекающие Славонию, а бегущая между ними куница, довольно редко встречающаяся в геральдике, напоминает о том, что в древности жители Славонии платили дань венгерским королям куньими мехами.
Флаг земли Хорватия при австрийцах первоначально состоял из красной и белой полос, соответствующих цветам герба, а после революции 1848 года под влиянием зародившегося славянского национального движения стал трехцветным — красно-бело-синим. При усташах в центре этого флага изображался гербовый щит, а в углу у древка — их партийная эмблема. После войны в период вхождения Хорватии в Югославскую федерацию в центре хорватского флага помещалась общеюгославская звезда. С 1990 года после провозглашения независимости в центре флага изображается государственный герб, символизируя национальные исторические традиции. Проживающие на территории Хорватии сербы, борющиеся с оружием в руках за свою автономию, используют в своих государственных образованиях (краинах) исторические сербские и югославские флаги и эмблемы.
Юрий Курасов
Хозяин «Лагеря Львов»
Судьба забросила меня в Восточную Африку в 70 — 80-е годы. Я по нескольку лет жил и работал вначале в Сомали, а затем в Кении. Там мне довелось много слышать об удивительно смелом человеке — Джордже Адамсоне. Простой егерь, он привлекал к себе внимание людей тем, что был погружен в мир свободного общения с природой... Надо ли говорить, что я мечтал выбраться за пределы цивилизации и попасть туда, где тишина висит над пространством и невольно ощущаешь состояние вечного покоя и напряжения, где человек и зверь как-то сближаются и главное — чувствуют себя на свободе...
В 1970 году Джордж Адамсон вместе с братом Терренсом создал в излучине реки Тана, в девственных саванных лесах заповедник Кора. Там он в течение многих лет проводил эксперименты со львами: занимался восстановлением навыков самостоятельной жизни — реабилитацией львов, родившихся или воспитанных в неволе. Своими опытами он хотел подтвердить не только возможность восстановления популяции животных, но и привить им новые качества по отношению к человеку. Пусть не все ему удавалось, и появились противники, обвинявшие Адамсона в антропоморфизме — наделении животных человеческими свойствами, но интерес к тому, что он делал, был очень велик, и к нему в заповедник отовсюду тянулись люди. В феврале 1986 года удалось побывать у него и мне.
К тому времени мы были уже знакомы заочно по переписке. Я пересылал ему письма Дмитрия Петровича Горюнова. В 60-е годы его направили послом в Кению. Проработав в этой стране шесть лет, он, неожиданно для себя, нашел в ее природе и людях то, что близко сердцу и остается в памяти навсегда. К людям, с которыми связала его судьба, относились и Джой и Джордж Адамсон .
Отвечая на письма Д.П. Горюнова, Джордж присылал коротенькие записочки и мне. В них всегда чувствовались присущие ему оптимизм и жизнерадостность, порой озорство. Так, отвечая на мое новогоднее поздравление, посланное на открытке с изображением солнечного морозного утра и румяной молодки с коромыслом, Джордж восклицал: «Ну и красавица! Вот это да!» В одном из писем я получил приглашение посетить его в Коре.
Но как добраться из Найроби до затерянного в саванных лесах заповедника? Можно было обратиться за помощью к доктору Эндрю Мейерхольду — личному врачу Адамсона. Эндрю летал в заповедник на трехместном самолете частного авиаклуба. Иногда он брал с собой знакомых и туристов, завозил Джорджу продовольствие и корреспонденцию. Но перелет на самолете лишал возможности войти в мир Адамсона не торопясь, постепенно. И я решил ехать на машине. Мейерхольд, узнав о моих планах, посоветовал немного задержаться — в Коре японская группа заканчивала съемку телевизионного фильма, и Джордж наверняка был занят. Но отступать было поздно: взят напрокат «лэндкрузер» — машина повышенной проходимости, есть договоренность о поездке с МИД Кении и центральной егерской службой. Да и спутник мой, сотрудник ООН Сергей Васильевич Степанов, который помог мне организовать эту поездку, уже собрался. Наши жены напекли пирогов — в общем, все было готово к встрече с Адамсоном и его подопечными.
По счастью, отправляясь в путешествие, мы еще не знали о трагедии, разыгравшейся в Коре накануне нашего отъезда. А случилось вот что.
Помощник Джорджа — Тони Фитцджон устроил прощальный ужин по случаю окончания японцами съемок. Когда стемнело, леопардиха Комуньо вернулась из буша, перебралась через высокую металлическую сетку и оказалась в лагере. Гости вскочили с мест. Тони успокоил их и применил уже испытанный прием: он дал возможность Комуньо познакомиться с гостями — обойти всех, узнать их запахи. Но когда все гости вновь расселись по местам, Комуньо, которая вроде бы не проявила враждебности к кому-либо, вдруг неожиданно набросилась сзади на японскую актрису Томоко и впилась зубами ей в шею. Тони с трудом раздвинул челюсти леопардихи. Срочно вызвали по рации самолет и отправили Томоко в госпиталь. Шейные позвонки оказались повреждены.
Джордж и Джой на берегу Таны.
Это был уже второй за месяц случай нападения на японскую актрису. Как-то после съемок на нее неожиданно, когда Джордж по рации разговаривал с Тони, напала львица Болди. Джордж услышал крики и, обернувшись, увидел голову японки в пасти львицы. Болди при возгласах Джорджа отпустила ее, но на голове Томоко остались следы зубов, одежда была в крови. Через неделю Томоко вернулась из госпиталя для продолжения съемок.
Обо всем этом мы узнали, лишь добравшись до Джорджа. А пока погожим свежим февральским утром катили по блестящему новенькому шоссе на Гариссу. Незаметно мы спустились с Найробийской высоты — с 1700 метров примерно до тысячи, солнце погорячело, а воздух стал осязаемо приятен.
В местечке Мвинга мы расстались с магистральным шоссе и свернули в направлении поселения Кьюзо. От Мвинги с нами поехал лейтенант полиции, который обещал показать путь в Кору. По дороге навстречу вереницей тянулись ослики с привязанными сосудами для воды (в Восточной провинции была тогда страшная засуха); самостоятельно выбирая путь, они несли домой драгоценную влагу. Встречные узнавали и приветствовали лейтенанта.
В Кьюзо мы распрощались с нашим провожатым. Машина неслась без остановки. Дорога была уже безлюдной — вошла в зону заповедника. Ориентировались по пустым бензиновым бочкам со стрелками, расставленными на малозаметных перекрестках. Машину по бокам хлестали ветки сухих акаций, на пути попадались высохшие русла рек, буш был мертвый, сухой, лишь дикдики — маленькие антилопы — временами перебегали дорогу, а под колесами то шумел плавиковый шпат, то поднимали облака пыли белесые известковые породы.