Страница 42 из 48
В начале четвертого дня мучений мы с Клавдией собрались на кухне, провели небольшое совещание и постановили: дальше терпеть подобное бездействие невозможно, нужно срочно что-нибудь сотворить. В противном случае мы вполне можем перегрызть горло друг другу или кому-нибудь, кто случайно попадется под руку.
Всерьез опасаясь за здоровье своего Тоши, Клюквина предложила:
— Давай к Оксанке съездим. Ей сейчас труднее, чем нам, — все-таки мужа похоронила… Поддержим женщину, да и сами развеемся.
Немного подумав, я согласилась. Несчастной вдове поддержка, наверное, не помешает.
Дверь долго не открывали, но мы упрямо продолжали трезвонить, и наша настойчивость в конце концов была вознаграждена.
Оксана, казалось, похудела еще больше и теперь выглядела как узник концлагеря. Черное платье болталось на ней, словно мешок на палке, а черный платок подчеркивал какую-то неестественную бледность. Темные круги под глазами и желтизна на висках красноречивее любых слов свидетельствовали о страданиях женщины.
— Это вы… — как-то отстранение произнесла Оксанка, ничуть не удивившись нашему неожиданному визиту. Она не пригласила пройти, повернулась к нам спиной и удалилась в глубь квартиры.
Переглянувшись, мы с Клавдией все-таки вошли.
— Ну, ни фига себе! — присвистнула я, разглядывая крохотный коридорчик.
— Знакомый беспорядок, — согласилась сестра. — По-моему, я где-то уже видела подобный… Как думаешь, Афонь, тут поработали наши «приятели»?
— Уверена, — кивнула я и со знанием дела добавила:
— Почерк уж очень своеобразный: все перевернуто, обои оторваны… Наверняка на кухне даже муку высыпали.
Чтобы проверить предположение, мы прошли на кухню. Картина там была примерно та же, что и на нашей несколько дней назад: осколки посуды, всевозможные крупы на полу вперемешку с ножами, вилками и ложками. Среди этого хаоса за столом сидела Оксана. Перед ней стояла початая бутылка дешевого портвейна и пустой стакан. Еще один, накрытый сверху кусочком черного хлеба, притулился возле стены.
Около стакана догорала тоненькая церковная свечка, слабо освещая любительскую черно-белую фотографию Виктора в траурной рамке.
— Вы уже знаете? — кивнула Оксанка на снимок.
— Угу, знаем, — скорбно вздохнула Клавдия.
— Тогда найдите где-нибудь стаканы и присоединяйтесь. Помянем… Извините, что угощаю этой гадостью — ни на что другое денег нет.
— Да ладно, — махнула рукой Клюквина. — Мы люди простые, без претензий.
Она быстро освоилась на чужой кухне и умудрилась в два счета отыскать в разгромленном помещении пустой стакан и чашку с отбитой ручкой.
— Ну… Пусть земля будет Виктору пухом, а также царствие ему небесное и все, что полагается в таких случаях, — выдохнула Клюква и залпом осушила почти полный стакан.
Тяжко вздохнув, я последовала ее примеру.
Из закуски на столе оказалась только вода из-под крана, пить которую я не рискнула, поэтому пришлось ограничиться глотком воздуха и запахом рукава собственной кофточки.
— Я ничего не понимаю, — Оксанка устало потерла лицо. — Сначала пришли менты, сообщили, что Виктор.., что его больше нет. Потом откуда ни возьмись ФСБ. Оказывается, Витька уволился из НИИ, а я знать не знала об этом.
Дура дурой! Они меня все про какие-то ампулы спрашивали. Какие ампулы? Господи, я ничего не знаю! — Оксанка спрятала лицо в ладонях и судорожно всхлипнула. — Тело не отдают, я даже похоронить его не могу… Одежка плачет, я плачу…
— А где Олег? — полюбопытствовала я.
— У Витькиной сестры, в Долгопрудном.
Я как узнала, что муж умер, отвезла его к Надьке. А вчера вообще кошмар какой-то был: приперлись два мужика, закрыли меня в ванной и давай в квартире шуровать! Тоже все про какую-то ампулу выспрашивали… — Оксанка снова заплакала:
— Девочки, что происходит? Мне страшно!
Глядя на плачущую вдову, я напряженно размышляла: стоит ли ей рассказывать о переделке, в которую попал Виктор, или нет. С одной стороны, я не имею права разглашать тайны следствия, но с другой… Очень уж жалко Оксанку, ей и так сейчас нелегко. Я уже хотела начать рассказ, как представила себе лицо Брусникина и те слова, которые он скажет, и благоразумно промолчала. Клавдия, напряженно наблюдавшая за мной, сообразила, что распространяться на данную тему не стоит, сдержанно кивнула и погладила Оксану по худеньким плечикам:
— Не плачь. Скоро все образуется, потерпи немного. Твой Витька попал в очень неприятную историю.., — Я с чувством наступила Клавке на ногу, призывая ее держать язык за зубами, но сестра лишь отмахнулась и продолжала:
— Он хотел заработать для вас много денег, хотел квартиру новую купить, на курорт вас свозить.
Виктор очень переживал, глядя, как ты мыкаешься, едва сводя концы с концами.
Клюквина говорила и говорила. Оксанка, слушая ее пустой треп, постепенно успокаивалась.
— Вы что-то знаете, — убежденно произнесла она, — знаете и не хотите мне говорить. Верно?
— Мы знаем ненамного больше. Но даже то, что знаем, не имеем права рассказывать. Да и к чему тебе? — проникновенно спросила я.
Оксана немного помолчала, налила себе еще портвейна и невесело усмехнулась:
— Ни к чему, это ты правильно говоришь!
Зачем знать, кто убил моего мужа, вдовой меня сделал, а сына сиротой… Да только ведь я не дура, кое-что в голове имеется. Я давно догадалась, что Витька что-то задумал. Вернее, не он сам, Степка его надоумил. Это ведь как-то связано с его работой, — скорее утвердительно, чем вопросительно вздохнула вдова. — Не зря и ФСБ, и эти двое про ампулы расспрашивали, обыскивали. Только фээсбэшники все культурненько так, аккуратно, а вчерашние гости особо не церемонились. Хорошо, Олежки не было.
Мы с Клавдией посидели еще какое-то время, но вскоре поняли, что Оксанке нет до нас никакого дела, неловко простились и покинули эту обитель скорби.
На улице было свежо и прохладно, солнышко иногда прорывалось сквозь низкие серые облака и освещало привычную московскую грязь.
Все куда-то спешили, озабоченно хмуря лица, а мы с Клюквиной неторопливо шагали к автобусной остановке.
— Вот ведь как все обернулось, — печально выдохнула Клавдия. — Витька хотел как лучше, а получилось..
— Ну, это как посмотреть, — я покачала головой. — Ты вспомни, какая дрянь в ампулах, и подумай, что могло бы случиться, окажись они в руках каких-нибудь террористов. Так что, как ни крути, а Витька преступление совершил, хотя, конечно, не от хорошей жизни.
На остановке скопилось довольно много народу, автобусы по традиции были набиты по самую крышу. Переглянувшись, мы с Клавдией дружно потопали пешком, оставив пенсионеров штурмовать общественный транспорт. Клавка негромко материла органы управления государством, а я наслаждалась свежим воздухом со значительной примесью бензина и обычной январской слякотью.
Видать, я чересчур замечталась, оттого не сразу заметила, что вместо Клавдии рядом идет какой-то тип очень специфической наружности. Росту он был такого, что создавалось ощущение, будто затылком парень упирается прямо в небо. Мой вестибулярный аппарат не приспособлен к подобным перегрузкам, и я опустила глаза в тайной надежде унять головокружение.
Однако внизу меня ждало еще одно потрясение: ботинки незнакомца больше напоминали вместительные чемоданы, чем нормальную человеческую обувь.
— Ух ты! — само собой вырвалось из меня, но в следующую секунду я справилась с волнением и категорично заявила:
— Вы не Клава!
— Точно, — кивнул парень в чемоданах и мерзко усмехнулся, блеснув золотой фиксой.
Вместо того чтобы испугаться, я разозлилась.
— Хватит скалиться! Где Клавка?! Говори быстро, иначе я за себя не отвечаю!
— Смелая девочка. Твоя Клавка там, — парень мотнул головой в сторону шоссе. Я проследила за направлением кивка и заметила, как параллельно тротуару медленно едет большой черный джип. — Ты сейчас, не привлекая внимания, со счастливой улыбкой на лице присоединишься к своей подружке…