Побег

– Андрей здесь? – спросил Максим, приоткрыв дверь в оружейную комнату. – Дело к нему.

– Я, конечно, Андрей, но для тебя – Главный. И для всех так! – сильный, уверенный голос Андрея ударил по ушам. – Входи, если по делу. Вовик, зараза, опять куда-то сбежал! Выпороть надо его, не слушает меня… Я вообще-то посылал за тобой вчера, но не нашли. Я уж думал, ты сбежал куда-нибудь в теплые страны!

Все присутствующие рассмеялись. Максим вошел, и желудок сжался в комок: запах пищи! Вкусной, горячей пищи! Не веря своим глазам, он уставился на стол. Мясо, много жареного мяса, вокруг него и на полу – обглоданные кости. Вспомнилась нога, отсутствовавшая у мелкого. Чему удивляться? Все к тому шло.

– Что смотришь? – спросил недобро Илья, блеснув жирными губами в свете факела. – Голодный, может?

– Сыт, – коротко ответил Максим и посмотрел на Андрея. – Главный, внизу очень холодно. Люди просят дров, протопить печки. Ну и топор, чтобы затопить нормально. Там действительно очень холодно. Люди скоро будут замерзать во сне.

– Вовик! – заорал Андрей, и в комнату тут же просунулось заранее виноватое лицо пацана. – Пришел, лягуха? Иди к Волосатому, он дрова стережет. Скажи, что я разрешил десять поленьев взять. Больше не надо. Шесть в спальное, Машке отдай, а по два – мелким, пусть тоже погреются. Да проверь, все ли там живы! Если нет, то сам знаешь, что делать. Только не бросай внизу! По лестнице на стену втащи.

– Топор бы. – Вовик скользнул хитрыми глазами по лицу Максима, ища поддержки. – Ну, щепок нарубить, на растопку.

– Вот тебе на растопку! – Андрей отошел в угол и принес оттуда стопку исписанных от руки листов. – Лучше не бывает. Бегом все сделай, а потом чтобы у двери стоял, или я тебе уши отрежу!

Прежде чем покинуть комнату, юный помощник Главного жадно посмотрел на еду, но решил, что выпрашивать подачку сейчас не время, и исчез за дверью. «Хорошо устроился, подлец! – подумалось Максиму. – Вот откуда у тебя силенки!»

– Что это за записи? – спросил он у Главного, уже понимая, что это и есть, скорее всего, «Завещание Новосиба».

– Да всякая ненужная писанина, – беззлобно ответил Андрей. – Я все прочел. Там Новосиб и другие, из первых, писали о старом мире, как они жили и прочее. Толку от этого нам – никакого. Лучше бы рассказали, из чего топоры хорошие делать, когда железа нет. Ну, то есть стали… А, какая разница: у нас ничего нет! И все, что мы можем, – это отнимать у других то, что еще осталось. Садись, пора поговорить о деле.

Так вот оно что! Максим и думать забыл о том, осеннем разговоре, когда Андрей собирался напасть на соседей. Все это было так давно… Ему казалось, что Главный сам уже передумал и предпочитает ждать весны, не покидая Цитадель. Вздохнув, он присел на скамью. Кто-то тут же подвинул к нему глиняную плошку, из которой пахнуло хвойным отваром.

– Пей! – Андрей и сам отхлебнул, поморщившись. – Я всем говорю: пейте, а они кривятся! Говорили ведь нам еще первые старшие, чтобы пили зимой, а то сил не будет и зубы зашатаются.

– Чтобы отвар был, надо печи топить, – негромко заметил Максим.

– Дров мало, а топоры надо беречь. Другая у нас есть работа для топоров! – Андрей подмигнул Косому, и тот заржал. – В общем, план такой. Березовцы пусть пока ждут своей очереди, начнем с озерных. Кажется, ты так и предлагал. В общем, придем к ним, скажем: пропадаем, дайте хлеба, еды всякой, дров… Ну, а сами принесем им на торг все, что имеется. Тряпье, посуду, сковороды, всякое такое. Обломки пил даже отнесем. Да, и еще соль! Нам ее, в общем-то, и девать некуда: что теперь солить? Разве что вот мясо… Ты точно сыт?

– Точно, – ответил Максим, сглотнув слюну. Он твердо решил не становиться дикарем.

– Ну, тебе видней! – ухмыльнулся Главный. – На торг я пойду со всяким негодным народцем. Пусть спотыкаются, мерзнут, плачут… А толковые бойцы в это время, благо темно, обойдут их и сядут в засаду. Когда торг начнется и они отвлекутся, нападем и перебьем до единого.

– Одного оставить бы! – напомнил Косой. – Уже решили ведь!

– Хорошо, одного оставим, чтобы он нам все про их крепость рассказал. И как все разузнаем, тут же нападем! Вот и все.

– А если у них там бойцов больше, чем у нас? – спросил Максим, которому затея не понравилась именно простотой. Что-то подсказывало ему, что озерные не глупее их и тоже умеют думать. – Разведать бы все получше сперва…

– Разведывать будем – они следы на снегу заметят! – заговорил Косой. – Да и зачем нам разведка? Одного живого оставим и прижгем ему ноги факелом, он все расскажет! Андр… Главный, помнишь, как мы Белому пальцы прижигали, а?

– Заткнись! – поморщился Андрей. – Кости белые давно остались от Белого. Значит, так: как рассветет, я пойду к озерным. Со мной Илья и еще пара баб. Вот ты, Нина, и еще кого-нибудь позови. Постараюсь торг назначить тоже на сегодня, так что будьте готовы. Макс, ты возьмешь лук. Помни, что стрел мало, и не старайся убить – главное, подранить как следует. Выбирай самых здоровенных. Ну а ты, Косой, поднимай, как я выйду, остальных наших воинов. Всем тряпья сколько нужно, и следи, чтобы на руки обмотки у всех были, а то пальцы поморозят и оружие выронят. Пока все. Готовьтесь и ждите меня.

«Так вот зачем ты меня уговаривал! – сообразил наконец Максим, когда Главный вышел. – Лук! Я ведь лучше всех стреляю. И выходит, я теперь буду стрелять в людей? Как дикарь?»

По распоряжению Косого Вовик принес испеченный на протопленной кое-как печи хлеб, нашлась и морковь, слегка подмороженная, и соленые яблоки. Избегая даже смотреть на мясо, Максим немного подкрепился. Хотелось съесть гораздо больше, но он боялся, что желудок с непривычки не выдержит. Понемногу подтягивались заспанные мужчины. Сначала они косились на мясо недоверчиво, но потом, под улыбчивым взглядом Косого, начинали есть. Разве мертвых можно возвратить к жизни? Нет, нельзя. А живым надо помогать, хотя бы дать им пищу. Вовик бегал на двор с топором и притаскивал еще куски, завернув в тряпье. Их жарили тут же, на маленькой печурке. Дров не жалели, и выглядело это как-то противно. С другой стороны, Главный был прав: перед боем, от которого зависит судьба общины, бойцы должны подкрепиться и согреться.

«Вот только чем кончится такой бой? – думал Максим, под шумок пряча немного хлеба для Вальки. – Озерные постараются быть готовыми ко всему. Они, конечно же, знают, как плохи наши дела. Ну, или догадываются. Но в это время года торги не проводятся, для них есть время осенью, и иногда весной. Значит, их старейшина будет начеку. Как поступить, если все обернется плохо для нас, если Андрей со своей глупой затеей проиграет? Ох, ну почему же я не ушел летом!»

– Некоторые говорят, ты собираешься нас оставить?! – Косой будто прочел его мысли. – Говорят, ты думаешь, что где-то на юге люди живут, как прежде: по небу летают, пулями в мутов стреляют, тряпье и сахар делают… Правда, что ли?

«Алка! Ну конечно, она что-то подслушала, и проболталась! – догадался Максим. – Лишь бы про карту ничего не сказала, рыжая плюгавка!»

– Да так, мечтал просто, – небрежно ответил он. – Ничего особенного.

– Знаешь, что мы с Андреем решили? – Косой отбросил за плечо крупную кость. – Мы решили, что так нельзя. Вместе росли, вместе дрались, а потом, что же – ты уйдешь, а мы останемся? Ты, выходит, пропадешь сразу, тут и думать нечего. А община потеряет взрослого бойца.

– И мясо, если в мута обратится! – встряла Ольга, которая, кажется, недавно забеременела от Андрея и тут же была им отдалена от себя. – Мяса тоже жалко, оно общинное!

– И мясо, – кивнул с усмешкой Косой. – Что бы ты там себе ни думал, Макс, о чем бы ни мечтал, ты весь наш. И еще есть опасность, что схватят тебя наши соседи. Прижгут ноги или еще какое место – и все о нас узнают. А потом придут и всех нас на мясо пустят. Поэтому, Максимка, забудь ты о таких мечтах. Мы с Главным по-хорошему говорим, а вот Илья предлагал сразу тебя… Ты меня понял.

Взгляд Максима поневоле остановился на топоре, которым рубили мясо. Да, не будь мелких, которых умышленно доводят голодом и особенно холодом до смерти, эти дикари запросто начали бы рубить друг друга. И начали бы даже не с Максима, а с таких, как Валька. Их, плохих бойцов и работников, в общине было шесть или семь. Взять хоть Алку – детей не рожает, сама какая-то рассеянная. Ее никто не считал полезной.