Страница 43 из 57
Растекаясь по окопам в стороны, танки пропустили вперед тяжелые бронетранспортеры. Грузно покачиваясь и кивая тупорылыми радиаторами, они заклокотали белым пламенем венчавших их крупнокалиберных пулеметов. Грубый, отрывистый стук временами перекрывал общее кипение звуков боя. Пока танки, накреняясь, утюжили окопы, вертелись на месте и вдруг, мертво замирая, чадно горели, бронетранспортеры прорвались в затопленный дымным варевом поселок. Из чрева их угловатых туш наземь тяжело спрыгивали гренадеры в низко надвинутых касках и, пестря светляками пламени гремевших «шмайсеров», мелькали меж стен в узких улочках поселка. Выскакивая повсюду и снова пропадая, они, понукаемые офицерами, стягивались к немногим очагам сопротивления.
Устремившись следом за Сыроежкиным из щели, Галя с внезапно подступившей к горлу дурнотной тошнотой обмерла перед лежащим на обугленной земле почти голым солдатом, чуть прикрытым дотлевающими, зловонно дымившими клочьями одежды. В глазах у нее все поплыло, но, боясь потерять военфельдшера из виду, Галя, собрав силы, не чувствуя ног, спотыкаясь, побежала вверх по улочке. В упор увидев впереди гренадеров, распластавших по ветру полы зеленых шинелей, она инстинктивно прижалась к какой-то стене. Отвлеченные офицерской шинелью высокого Сыроежкина, а может быть, просто пренебрегая девушкой, немцы позволили ей юркнуть за угол, во двор, где она притаилась за деревянным сарайчиком. Переведя дух, Галя снова метнулась на улочку, но там, тяжело топая короткими подкованными сапогами, снова вереницей бежали гренадеры. Как только последний скрылся, она, бегло оглянувшись, выскочила и кинулась вверх.
«Взы-ы-ывз!.. Тиу-тиу-чвик! Взж-ж!» — на все лады пел воздух. Короткие, упругие удары взрывов ручных гранат обрывали заливистый лай автоматов.
С детства Галя больше всего боялась мертвых и теперь, то и дело шарахаясь от трупов и обмирая, потеряв сбитую пулей ушанку, мотая в воздухе короткими светлыми косицами, она из последних сил превозмогала себя, чтобы бежать, бежать! Ноги заплетались, девушка шаталась; у поворота упала на колени, судорожно глотнула широко открытым ртом горячий воздух и вдруг увидела совсем близко, прямо перед собой полуоткрытую дверь знакомого домика; обдирая колени о шершавую мерзлую землю и не чувствуя боли, непонятно из каких уже сил поползла вперед, перевалилась через порог и потянулась к кольцу крышки погреба, белевшему на полу.
Железный звон, давящий вой и свист пикирующего «юнкерса», пронзенные пульсирующим, истошным рыданием сирены, стремительно взлетающим до грани слухового восприятия штыком пробили сознание. В него впечаталась зажатая сверкающими дисками ограненная полусфера штурманской кабины с парой черных точек голов пилотов. Плохо ориентируясь в своих действиях, Кочергин соскочил с танка и, выдергивая ноги из глубокого снега, побежал, размахивая пистолетом. В опустошенной груди застрял вдох, под ноги стремительно метнулись сухие стебли бурьяна, а он, как в дурном сне, казалось, прирос к месту, был бессилен выполнить властный приказ самому себе бежать к танкам, чтобы рассеять их по степи. Слюна забила глотку, железно-кислый привкус судорогой свел челюсти. Яростно сплюнув, Кочергин, распяливая рот навстречу хлещущей в лицо холодной струе, что-то кричал и ругался, когда, ошалело мотнув головой, задрал кверху лицо и круто остановился. Да, взрывов бомб не было! Гитлеровские асы отбомбились над Верхне-Кумским, возвращались на базу порожняком, без фугасок и не устояли перед соблазном имитировать бомбежку стягивающихся в ромб танков, чтобы разогнать их, навести панику.
Значит… Значит, им очень важно задержать танки в степи, не дать им вернуться в поселок! Что в Верхне-Кумском?
Широко расставив ноги, он без толку вертел головой, следя за праздно пикирующими самолетами, и беззвучно шевелил губами, кляня свою нелепую поспешность, оставившую его снова в одиночестве в голой степи. Уколола мысль, что танкист из него, видимо, так и не получился, иначе не забыл бы про рацию.
Снизу и сверху еще слышался барабанный перестук пулеметов, но карусель пикировщиков уже размашисто раскручивалась на курс к базе. Тут, мазнув тенью и оглушительно рыднув над головой невыключенной сиреной, близко показал черные кресты в белых угольниках на дымчато-серых крыльях «юнкерс», идущий как бы на посадку. Подняв каскады искристого снега и пробив в нем широкую траншею, самолет неподалеку замер, нагло задрав высокий стабилизатор с косой черной свастикой в желтом пятне. На снег тут же спрыгнули суетливые фигурки. Пилоты!
— А-аа-а! Достукались, мать вашу! — что есть силы бежал к сбитому «юнкерсу» Кочергин, ища глазами куда-то сгинувших летчиков.
Он подбежал уже близко и, опасаясь неожиданной пистолетной пули, пригнувшись, замедлил шаги, когда снег между ним и самолетом вскипел от множества разрывов. Мелькнула мысль, что огонь ведет стрелок-радист, оставшийся на борту, но пронзительный шипящий посвист над головой заставил посмотреть вверх. Сверкая плоскостями, в небе вертелись истребители прикрытия. Они вроде бы пытались отсечь ближайшие танки, повернувшие к самолету. В стылой сини суматошно стучали пушечные очереди. «Мессершмитты», рявкая моторами и мельтеша, мгновенно исчезавшими тенями заходили и заходили от солнца на цели. Там и тут брызгали огнем трескучие разрывы, малиновые трассы полосовали пространство, оставляя в зажмуренных глазах зеленые зигзаги. Уткнувшись в снег, Кочергин видел, как «восьмая» и две семидесятки, замедляя ход и рыская в стороны, подходили все ближе. Вылетая из люков башен, в зенит вонзались искорки пулеметных трасс. Воспользовавшись сумятицей, вызванной истребителями, гитлеровские летчики, очевидно, все дальше отползали от самолета, и эта беспокойная мысль заставила Кочергина вскочить, но он тут же снова бухнулся в снег. Очки при этом свалились, и их не сразу удалось нащупать окоченевшими руками в рыхлой льдистой постели.
Истребители могли наделать танкам много неприятностей, угодив очередями в жалюзи или люки. К тому же на броне нескольких машин, в том числе на «восьмой», находились артиллеристы, бесполезно палившие в белый свет как в копеечку из карабинов и забывшие о собственной безопасности. Саша менял диск пулемета, когда неподалеку заметил лежащего человека и сразу узнал в нем Кочергина. В первое мгновение Зенкевич похолодел от мысли, что тот убит или тяжело ранен, но лейтенант вскочил и снова упал в снег, спасаясь от ливня малиновых трасс. Разрывы снарядов, прорыв борозду, оглушительно грохнули по броне, перешибив деятельный перестук автоматических пушек и натужный звон пикирующих истребителей. Оглянувшись на танк, Кочергин увидел сначала только яркий лаково-кадмиевый мазок. Быстро растекаясь, он окрасил баки и цоколь башни. Лейтенант бросился к танку, не желая постичь очевидного. Все в нем протестовало. Нет!
Экипаж вроде бы не пострадал. Над башней показался и скинул вниз ноги Зенкевич. Высунулась еще голова в шлеме. Из своего люка вылез механик-водитель. Кадмиевое пятно прыгало в глазах Кочергина. Подбежав, он, жадно глотая воздух, молча встал у моторного отделения танка рядом с механиком. Никто сразу не заметил, что вдруг зашуршал ветер в стеблях сухого бурьяна, с разных сторон, как тракторы в поле, издалека заурчали моторами танки. «Мессершмитты» исчезли.
На уровне глаз на броне лежали растерзанные тела расчета сорокапятки. Не сразу удалось понять, где сержант. Пепельно-серая кожа с черным мазком усов обтянула скулы, сливаясь с фоном изрытого, перемешанного с землей снега за танком. Вместо ног кровавое месиво под обугленной бахромой иссеченной осколками шинели с оторванным углом полы. Они стащили шлемы. Кочергину было не до того, что кто-то, стоявший в башне рядом с Игорьком, этого не сделал и, брезгливо морщась, смотрел сверху на тела убитых. А был это новый стрелок-радист экипажа старшего сержанта Зенкевича лейтенант Лубенок.
— В машину! Скорее! — очнулся Кочергин. — У сбитого «юнкерса» я видел пилотов, они далеко не ушли!