Страница 78 из 84
— Ну, Джон, что ты скажешь теперь? — спросил он. — Чем бы не пожертвовал мой благородный отец, лишь бы стоять с нами здесь теперь! А ты заметил, что они спешились?
— Да, милорд, они хорошо запомнили преподанный им урок, — промолвил Чандос. — Оттого что при Креси и в иных местах мы побеждали в пешем строю, они решили, будто разгадали наш секрет. Но, сдается мне, одно дело стоять в ожидании атаки и совсем другое — протащить на себе доспехи целую милю и атаковать, порядком приустав.
— Ты прав, Джон. Но что за всадники перед ними медленно движутся на нас? Как, по-твоему?
— Несомненно, они намерены подрезать поджилки нашим лучникам и расчистить путь остальным. Но отряд отборнейший! Видишь, милорд, цвета Клермона слева и д'Андрегана справа? Авангард ведут оба маршала.
— Клянусь душой, Джон, — воскликнул принц, — ты одним глазом различаешь куда больше, чем любой здесь двумя! А кто следует за ними в полумиле?
— Судя по доспехам, немцы, милорд.
Конные отряды медленно ехали по равнине, а оказавшись на расстоянии двух полетов стрелы от изгороди, остановились. Противника они не видели — только кое-где между листьев поблескивало железо, а чуть дальше над кустами и лозами торчали наконечники жандармских копий. Перед ними расстилался очаровательный, залитый мирным солнцем пейзаж, уже расцвеченный красками осени, и лишь эти вспышки там и сям говорили о безмолвно затаившихся врагах, которые преграждали им путь. Но опасность только еще больше подняла боевой дух французских рыцарей. Воздух загремел от их боевых кличей, и они угрожающе подняли над головой копья со своими значками. Зрелище со стороны английских позиций было великолепным: могучие кони, гордо изгибая шеи, роют копытами землю, всадники в сверкающих доспехах щеголяют яркими многоцветными эмблемами, колышутся перья, развеваются знамена.
Внезапно запела труба. И каждый всадник с громким криком всадил шпоры в бока коня, каждое копье легло на упор, и доблестный отряд, точно ослепительная молния, устремился на английский центр.
Сто ярдов остались позади, еще сто… Но перед ними по-прежнему ничто не двигалось, ни единый звук не вплетался в их хриплые крики и громовой топот их скакунов. А рысь уже переходила в галоп. Сквозь ветки видны были приближающиеся кони — белые, гнедые, вороные: шеи вытянуты, ноздри раздуты, брюхо распластано над землей. А всадники укрыты щитами так, что видно лишь забрало и перо над ним да впереди звездой сияет наконечник копья.
Внезапно принц поднял руку и отдал приказ, Чандос повторил его, он прокатился по линии, тетивы зазвенели все, как одна, засвистели стрелы, и разразилась долго сдерживаемая буря.
Бедные благородные копи! Бедные доблестные всадники! Когда кровавое упоение битвы угаснет, кто равнодушно вспомнит, как великолепный отряд в мгновение ока превратился в кровавое месиво под градом стрел, впивавшихся в морды и грудь скакунов? Передний ряд рухнул наземь, следующие налетали на него и падали, не в силах сдержать лошадей или свернуть в сторону от страшного вала, который с такой внезапностью вырос перед ними. Пятнадцати футов в высоту достиг этот вал из брызжущих кровью, бьющихся, ржущих лошадей и извивающихся в попытке выбраться из-под них всадников. На флангах некоторым удалось избежать этой участи, и они ринулись вперед к изгороди для того лишь, чтобы слететь со спины коня, пораженного стрелой. Ни один из трехсот отважных всадников не достиг роковой преграды из высоких кустов.
Но теперь уже с ревом накатывалась длинная железная волна немецких конников. Они разделились в центре, чтобы обогнуть жуткий курган смерти, и стремительно надвигались на лучников. Это были мужественные воины с опытными начальниками, и более свободный строй помог им избежать скученности, сгубившей авангард. Тем не менее они погибали поодиночке, как те — все вместе. Некоторых сразили стрелы, под остальными были убиты кони, и, оглушенные падением, они, обремененные тяжелыми доспехами, не находили сил встать на ноги.
Трое немцев, держась рядом, промчались через кусты, где укрывались начальники лучников, зарубили йоркширца Уиддингтона, прорвались сквозь изгородь, перемахнули через лучников позади нее и повернули к принцу. Один свалился со стрелой во лбу, второго выбил из седла Чандос, а третий пал от руки принца. Еще несколько всадников проскочили за изгородь у самой реки, но их перехватил Одли со своими оруженосцами, и все они полегли там. Только один всадник, чья лошадь, пораженная стрелами в глаз и в ноздрю, обезумела от боли и птицей перелетела через изгородь, пронесся через весь строй англичан и скрылся в лесу под хохот и улюлюканье. Остальные даже не приблизились к изгороди. Перед позицией англичан повсюду валялись немцы, раненые и убитые, а огромное нагромождение тел в центре указывало место гибели трехсот мужественных французов.
Пока две волны конницы превращались в эти кровавые остатки, три главных французских отряда остановились и завершили последние приготовления перед боем. Они еще не начали наступать, и ближайший находился в полумиле от изгороди, когда мимо пронеслись немногие уцелевшие — их взбесившиеся кони щетинились стрелами, точно ежи.
В ту же минуту английские лучники и жандармы пробрались сквозь изгородь и принялись вытаскивать из груды искалеченных лошадей тех всадников, которые подавали признаки жизни. Вылазка была чистым безумием, ибо вскоре сражение должно было разразиться по-настоящему, но ведь счастливчик, которому удалось бы захватить богатого пленника, мог получить немалый выкуп. Благородные духом пренебрегали мыслью о выкупах, пока исход дня оставался нерешенным, но неимущие солдаты — и англичане и гасконцы, — ухватив стонущего — человека за ногу или за руку, выволакивали его на траву и с кинжалом у горла требовали, чтобы он назвал свое имя, титул и положение. Тот, кому доставался завидный приз, поспешно уводил пленника за изгородь и отдавал в тылу под охрану слуг; тот же, кто оставался недоволен ответами, не столь уж редко пускал кинжал в ход и снова кидался в толчею у груды трупов. Клермон лежал мертвый шагах в десяти от изгороди — голубая Богоматерь на его сюрко была пронзена стрелой. Бедный оруженосец вытащил д'Андрегана из-под лошадиного трупа и объявил его своим пленником. Граф Зальцбургский и граф Нассауский оба были найдены в столь же беспомощном состоянии и отведены в тыл. Эйлуорд обхватил могучими ручищами графа Отто фон Лангебека и уложил его под своим кустом, благо у него была сломана нога. Черному Саймону достался граф Бертран де Вентадур, и он увлек его за изгородь. Суматоха, вопли, ссоры, обмен затрещинами, а компании лучников тем временем пополняли запас стрел, выдергивая их из убитых, а иногда и из живых. Затем раздался предостерегающий крик, и все тотчас разбежались по своим местам за живой изгородью.
Как раз вовремя! Ибо первый французский отряд был уже совсем близко. Если атака конников наводила ужас стремительностью и неистовством, то неторопливое приближение пеших железных рядов внушало даже еще больший страх. Вес доспехов замедлял шаги, но в их размеренности чудилось что-то неумолимое. Плечо к плечу, выставив вперед щиты, сжимая в правой руке пятифутовые копья, с мечами и булавами у пояса, французы двигались вперед широкой и длинной колонной. Вновь град стрел зазвенел и застучал по броне, и наступавшие пригнулись, приподняв щиты. Многие упали, но размеренное движение продолжалось. Развернувшись на полмили, они с оглушительными криками достигли изгороди и попытались проломить ее.
В течение пяти минут два ряда противостояли друг другу, и яростные удары копий отражались боевыми топорами и булавами. Во многих местах изгородь была проломлена или втоптана в землю, и французские жандармы набросились на более легко вооруженных лучников, рубя и кроша их. Уже казалось, что исход сражения решен.
Но Джон де Вир, граф Оксфордский, хладнокровный, находчивый, искушенный в военном деле, увидел возможность изменить положение и не упустил ее. Справа к речке спускался заболоченный луг. Почва там была такой зыбкой, что не могла выдержать веса тяжело вооруженного воина. По приказу графа небольшой отряд лучников зашел французам во фланг со стороны речки и начал осыпать их стрелами. В ту же минуту Чандос, Одли, Найджел, Бартоломью Бургерш, капталь де Буш и еще двадцать рыцарей вскочили в седло, повернули коней на узкую дорогу, разметали французов на своем пути, выехали на равнину и, пришпоривая коней, обрушили их на пеших жандармов справа и слева от дороги.