Бунт марионеток

Влияние старой дороги Валентин начал постигать где-то на пятый, шестой день пути, когда вокруг открылась горная степь и возникли удивительные картины дикой природы Лураса.

До этого Валентину не приходилось тесно общаться с растительным и животным миром планеты, основное внимание уделялось людям. Он изучал жизнь городов, военные походы ронгов. Теперь же появилась возможность понаблюдать мир Лураса вдали от населенных мест. И, по убеждению Валентина, такую возможность тоже надо было использовать, ведь, чтобы понять поведение людей планеты, надо почувствовать жестокую красоту мира, в котором живут эти люди. Осознать стихию, из которой они вышли.

Дорога проходила через леса розовых деревьев. Стройные, могучие стволы поднимались над путниками на десятки метров, завершаясь плотными темно-зелеными и розоватыми кронами. «Это хвойные породы, сродни нашим соснам и кедрам, — размышлял Валентин. — Вообще, природа даже на разных планетах любит иногда использовать свои удачные решения многократно. Правда, здешние сосенки помощнее будут, чем земные, да и шишечки на них висят покрупнее, прямо целые арбузы… А вот такого у нас на Земле мне наблюдать не приходилось…» На пути отряда стали попадаться первые вазочные деревья. Местные жители называли их еще живыми колодцами, поскольку эти растения росли на самых пустынных и бросовых почвах, а длинными, могучими корнями собирали влагу с больших глубин. Ствол такого дерева у основания достигал в диаметре трех метров, затем постепенно сужался до метра, а наверху заканчивался трех-, четырехметрового диаметра шаровым вздутием, покрытым очень густым слоем тонких длинных буроватых иголок и напоминающим огромную лохматую голову. Внутри такой деревянной головы находились сладковатые белые волокна, пропитанные влагой. Запасы воды у деревца бывали весьма значительными, обычно их хватало растению на весь засушливый сезон — пять-шесть земных месяцев. Не раз эти хранилища влаги спасали путников от жажды и голода.

Валентин, посматривая на заросли бурых лохматых голов, устало улыбнулся. Он вспомнил свои мысли о многократном использовании природой одних и тех же решений и вдруг подумал, что, увы, и на Земле, кажется, уже встречаются организмы со схожими свойствами. Взять хотя бы те же кактусы… Или верблюдов — тот же прием: создание запасов влаги.

«Если бы на Лурасе водились животные, похожие на наших земных верблюдов, местные жители наверняка называли бы эти деревья не вазовыми, а верблюжьими… Или деревья-верблюды… Планеты разные, а принципы, законы природы диктуют часто одни и те же решения…»

День был на исходе, солнце Лураса, как его здесь называли — Огненный Ти, уже зацепилось краем диска за гряду синих гор у горизонта и отряд замедлил движение.

Повозка, в которой держали Валентина, свернула с дороги и, проехав десятка два метров, остановилась среди густых зарослей щетинника — кустарника с длинными жесткими листьями и крепкими (их часто использовали для наконечников стрел), до десяти сантиметров длиной, иглами.

— Привал и ночевка! — приказал Вули, командовавший отрядом. — Распрягай! Готовьте хворост для костра. Оск, займись кухней. Велт, осмотри окрестности, проверь, нет ли поблизости каких-нибудь бродяг — район, сам знаешь, неспокойный, дикий.

— Слушаюсь, господин! — бодро ответил Велт и, кивнув в сторону Валентина, добавил: — А за чужеземцем кому смотреть?

— Я сам покараулю, — с усмешкой ответил Вули. — Хотя в этой пустыне далеко не убежишь! Или горные львы сожрут, или местные жители уведут в рабство, а то и совсем прикончат…

За несколько дней пути Валентин успел хорошо разобраться в характере своего главного стража. Характер у Вули был мелочный, пакостный и злобный. Сын обнищавшего аристократа и рабыни, он с детства терпел насмешки и унижения, но, обладая известной хитростью и настырностью, сумел стать хорошим солдатом, а потом и попасть в маленькие начальники — очевидно, не так давно его произвели в десятские и стали доверять конвои с пленными. И Вули упивался своей маленькой властью и над стражниками — рядовыми легионерами, и над самими пленными. В Валентине он каким-то чиновничьим нюхом почувствовал фигуру значительную: а как же — сам принц Клай церемонится с этим Вило Маренти. Сразу бы голову долой — и все проблемы, так нет же — надо везти в Калию, в родовой замок Кальтов. Вули же в лапы, видимо, значительных фигур пока не попадало, и на пленнике он теперь старался выместить все свои жизненные неудачи. Он подолгу расспрашивал Валентина на каждом привале о его жизни в Каросе, о самом императоре Фишу, о других, по мнению Вули, великих вельможах Империи. И, расспрашивая, всегда напоминал о плачевном положении пленника. И всегда Вули удивляло, почему пленник так невозмутимо встречает его ядовитые намеки м напоминания о грядущей смерти.

И на этот раз Валентин отреагировал на выпады своего стража вполне достойно:

— А ты полагаешь, Вули, — ответил он, — что попасть в рабство к местным диким племенам или быть убитым ими хуже того, что ожидает меня в замке твоего господина Кальта?

— Ты, Маренти, пройдоха и мерзавец! На месте принца Клая я бы тебя давно повесил, а он, видимо, решил себе растянуть удовольствие!

— Ты, уважаемый, пока не на месте принца Клая, а на своем месте, — хмуро отвечал Валентин, — думаю, что на этом своем месте ты, Вули, и останешься.

— Здесь, — Вули гордо хлопнул себя по груди, — здесь у меня пакет от Его Высочества к своим родственникам. А в пакете, малыш, твоя судьба. Приедем в замок, вскроет супруга принца письмецо и скажет, что из тебя сделать… Может, четвертуют… А может, чучело набить прикажут… Там видно будет…

— Это верно, — спокойно отвечал Валентин. — На месте увидим. А вдруг, мой милый Вули, меня встретят в замке как самого почетного гостя, а? Ведь принц Клай приказал тебе доставить меня в Калию живым и невредимым! Он не поручал тебе издеваться надо мною во время пути, не так ли?

— Так-то оно, возможно, так! Да лучше помалкивай! — менее самоуверенно ответил Вули. — Ишь! Разговорился! Нечего болтать глупости! Гость выискался! — Вули явно начинал сердиться. — Молчать, а то я тебе…

— Ну! Ну! Не будем ссориться, — миролюбиво говорил Валентин. — У меня ведь еще могли остаться кое-какие связи при дворе императора, да и сам Великий Фишу был когда-то неплохого мнения о моей персоне. В судьбе нашей часто все меняется, кто знает, вдруг и я тебе смогу когда-нибудь оказать услугу.

— Ты? Услугу? — Вули хмыкнул, плюнул себе под ноги и отошел к разгоравшемуся костру, вокруг которого давно уже хлопотали его подчиненные.

Валентин вновь задумался о своей судьбе. «Припугнуть начальника этих церберов, конечно, стоило, но так ли благополучно пойдут мои дела в Калии, как я об этом тут распространялся? Многое бы я отдал, чтобы узнать, какие указания содержит это письмо полководца. Кстати, когда он успел его продиктовать? Или этот Клай Кальт успевает делать несколько дел сразу? И продиктовал свои указания относительно меня во время штурма города? Впрочем, так ли это важно? Внимания заслуживает сам факт появления этого пакета с какими-то секретными указаниями относительно моей судьбы…»

Наступила ночь. Над горами постепенно гасли зеленые, синие, фиолетовые и пурпурные полосы заката. В безоблачном чернильном небе одна за другой появлялись звезды. И вот их высыпало неимоверное множество.

Валентин долго разглядывал знакомые и полузнакомые созвездия, пытаясь отыскать маленькую желтую звездочку — Солнце, но, запутавшись в рисунках созвездий, так и не сумел выделить свою родную звезду из тысяч других. И жгучая тоска по Земле, по родному, уже почти забытому родительскому дому, охватывала его.

А вокруг было тихо и сонно. От костра доносились запахи горячей пищи и уже был слышен могучий храп Вули и его подручных. Двое караульных периодически подходили к стреноженным лошадям, косо посматривали в сторону Валентина и, беззлобно переругиваясь, возвращались к огню — ночи стояли холодные.