Дом духов

Бен улыбнулся и прошептал:

– Это тайна. Я поклялся молчать. Меня могут убить, если я тебе скажу.

Он заказал еще один «Меконг» с содовой. Это был прикол в духе британца, он проверял, насколько серьезно Кальвино его воспринимает.

– Ты знаешь, что самое необычное в циветтах?

Бен покачал головой, перебирая пальцами хвост чучела.

– Анальные пахучие железы, – объяснил Кальвино. – Они испускают тот мускусный запах, который иногда можно почувствовать в тихую ночь.

– Я понял, – ответил Бен. – Призрак в заднице.

Он сунул указательный палец в дырку от уха, сморщился, оскалив зубы, и его лицо превратилось в маску мучительной смерти. Бен был одним из тех парней, которых встречаешь на Стрипе. Возможно, Кальвино и не запомнил бы его среди десятка других, которые выглядели, действовали и одевались почти точно так же, как он; но палец, копающийся в ушном отверстии мертвой циветты, сделал Бена незабываемым…

Зазвонил телефон, и Винсент поднял трубку на втором звонке.

– Кхан Уини, пожалуйста, – сказала Ратана. – Вы уже закончить завтрак?

Шестнадцатилетняя «жена по найму», живущая наверху, услышала звонок телефона в квартире Кальвино. Обе квартиры имели общую телефонную линию, что было откровенным приглашением подслушивать. Она посмотрела на трубку, потом подняла ее и начала слушать разговор Винсента. Так она проводила время и совершенствовалась в английском.

– Теперь вы можете говорить? – спросила Ратана.

Естественный вопрос, учитывая состояние Кальвино.

– Что за срочность? – спросил он у нее, наклоняясь вперед и рассматривая голову Бена на снимке. Дьявольская штука – помнить парня благодаря его последним словам в баре «Африканская Королева»: «призрак в заднице».

Последовала долгая пауза. Проститутка сверху орала на миссис Джэмтонг. Хлопали двери. Тарелка разбилась о дверь. Кальвино терпеть не мог утро понедельника.

– Вы видеть газету?

– Я смотрю на нее.

– Из Англии звонил отец Бена Хоудли, он позвонит еще раз через тридцать семь минут.

Это был снимок не просто трупа, но также места убийства. Как и большинство подобных снимков, он должен был дать четкое изображение мертвого человека, а не возможность частному детективу дать простой ответ на звонок из-за океана. Невозможно было оценить, есть ли еще какие-то повреждения и какие имеются доказательства, если они есть, что там была борьба. Бен упал левой щекой на клавиатуру компьютера. Снимок был расплывчатым, но под таким углом казалось, что Бен улыбается. Кальвино показалось, что он видит что-то знакомое. Это была улыбка миссис Джэмтонг, которую он называл «шокированной». Такая улыбка скользила по ее губам, когда кто-нибудь произносит магическое слово «ду́хи», что на тайском для непривычного уха звучит так же, как английское слово «пи». «Пописать» на одном языке означает «дух» на другом языке. Одно проклятое недоразумение на другом. Бен определенно не верил в духов. Если тот юнец не виноват, то кто нажал на курок?

Глава 2

Офисная политика

Кальвино снимал офис на третьем этаже над финской фирмой застройщиков с помесячной оплатой. Он прошел по туннелю смертоносного воздуха, дугой стоящего над зоной газовых масок на Сукхумвит-роуд. Машины застыли в пробке, и длинные шеренги разваливающихся автобусов, перегруженных грузовиков, трехколесных тук-туков и подпольных такси окрашивали небо в цвет кипящего кофе. Едкий запах серого дыма лип к его коже и забивался в нос. Через десять минут после выхода из дома Кальвино вошел в офис, кашляя, с острой болью в груди и пропотевший насквозь. Он закрыл за собой дверь и вытер лицо носовым платком. Постоял, пока кондиционер охладит лицо и шею. Его живот стал влажным и болел. От жары и едкого воздуха Винсент скрипел зубами, как ребенок в лихорадке. Его ладони были черными от сажи; он сразу же прошел в туалетную комнату на втором этаже и вымыл их. Посмотрел на себя в зеркало. Лицо покрылось пятнами из-за жары и из-за того, что он слишком много выпил вчера ночью. Кальвино подставил тыльную сторону ладоней под струю холодной воды и ждал, когда пройдет ощущение покалывания у основания позвоночника.

Секретарша застройщика, тайская девушка по имени Порн, заметила его. Всякий раз, когда она называла американцу свое имя, он смеялся. А иногда говорил, что любит «порно». Ей приходилось объяснять, что «порн» не значит «порно» в том смысле, как у англичан. С фарангом бывает так трудно. Ей нравилось то, что Кальвино знает, что ее имя переводится на английский язык как «благословение».

– Я думала, вы вернулись в Америку, – сказала Порн.

– Пропустить такую прекрасную погоду? Ни за что.

Девушка всмотрелась в его глаза, пытаясь понять, шутка ли это; она знала, что фаранги любят шутки, но бесстрастное лицо Кальвино, когда он шутил, не позволяло ей раскусить его.

Порн носила белую шелковую блузку, серьги из резной слоновой кости и нейлоновые сетчатые чулки и слегка подкрашивала губы красной помадой. Она положила ногу на ногу и с улыбкой ждала реакции Кальвино, не замечая, что тот смотрит на маленький синяк на внутренней стороне ее большого пальца. Он посмотрел на письменный стол офиса на другом конце комнаты. Центральный выдвижной ящик был всегда заперт. Внутри хранилась коробочка с деньгами. Порн вскрыла этот ящик.

– Купила рис со свининой на деньги на мелкие расходы? – спросил Кальвино, сверкнув улыбкой.

Порн покраснела и отвела взгляд.

Она работала на финскую пару, которые вечно пропадали на Пхукете, осуществляя свой план застройки для скандинавов и других клиентов, которые не понимали, что не могут быть собственниками того, что им продали. Они разработали какую-то аферу на основе аренды и фиктивных корпораций. По меркам Бангкока это был довольно честный бизнес. По меркам Бангкока Порн не была воровкой, потому что воровала только маленькие суммы из денег на мелкие расходы.

– Воровать нехорошо. Я хорошая девушка, – сказала она. Потом бросила на него странный взгляд. – Вы подстриглись, мистер Кальвино, – заметила Порн и подняла руку со щепоткой липкого риса и свинины в пальцах. Было девять часов утра. Пальцы ее блестели от перламутровых шариков свиного жира.

– Вчера, – ответил Винсент, но не мог вспомнить, было ли это вчера, или два дня назад, или на прошлой неделе. Он запустил пальцы в волосы; те были мокрыми и сальными на ощупь.

Кальвино смотрел, как она заталкивает в рот рис со свининой и медленно облизывает пальцы длинным, узким языком. Ее горло ходило вверх и вниз, когда она глотала.

– Вы голодный? Ешьте.

– Спасибо, не хочу, Порн.

Она закинула ногу на ногу, потом опустила ее, издав свистящий шорох своими нейлоновыми сеточками, трущимися друг о друга.

– Лучше займись синяком на коленке, – посоветовал Винсент. На правом колене с левой стороны от коленной чашечки у нее был синяк. Он догадался, что она взламывала ящик с деньгами, сидя и действуя коленом и правой рукой. Она сильнее, чем кажется на первый взгляд, подумал Кальвино.

Порн сморщила лицо, снова облизывая поднятый указательный палец.

– Вам нравятся мои ноги?

Он ей не ответил, а побежал вверх по лестнице, прыгая через две ступеньки. Это была его ежедневная гимнастика. Остановился, задыхаясь, перед своим офисом. Табличка на двери гласила: «Винсент Кальвино, частные расследования». Он вошел.

– Я так волновалась, – сказала Ратана.

Кальвино улыбнулся. Она постоянно волновалась.

– Расслабься.

Ратана ходила босиком взад и вперед перед его письменным столом, очки съехали с переносицы на кончик носа.

– Это так ужасно… Эта фотография мистера Хоудли в утренней газете… А потом позвонил его отец, и мне пришлось объяснять, что вас здесь нет. Я не могла объяснить, что вас здесь почти никогда не бывает. Я сказала, чтобы он перезвонил. Надеюсь, я поступила правильно. Я не знала, что еще можно сделать. Наверное, я поступила неправильно. Я всегда поступаю неправильно. Так говорит моя мать. Так говорит мой отец.