Хозяйство света

— Ляжешь тут, — сказала мисс Скред, когда мы закончили ужин. Она составила вместе две кухонные табуретки, на одной сиденье было мягким. Из буфета извлекла пуховое одеяло — одно из тех, где перьев больше снаружи, чем внутри; одно из тех, что набиты перьями всего одной утки. Только это, похоже, набили уткой целиком, подумала я, судя по комьям.

Стало быть, я лежала под утиными перьями и утиными лапами, утиным клювом и остекленевшими утиными глазами, под плоским утиным хвостом, и ждала рассвета.

Нам везет — даже худшим из нас, — потому что рассвет приходит.

Тут можно только дать объявление.

Мисс Скред выписала все мои данные на большой лист бумаги и повесила его на приходскую доску объявлений. Всякий, чью кандидатуру одобрит приходской совет, мог получить меня в пользование совершенно бесплатно.

Я пошла читать объявление. Шел дождь, и вокруг никого не было. В объявлении не говорилось ни слова о моей собаке, поэтому я сама составила описание и приколола его внизу:

ОДНА СОБАКА.

БЕЛО-КОРИЧНЕВЫЙ КОСМАТЫЙ ТЕРЬЕР.

ПЕРЕДНИЕ ЛАПЫ ДЛИНОЙ 8 ДЮЙМОВ.

ЗАДНИЕ ДЛИНОЙ 6 ДЮЙМОВ. НЕРАЗЛУЧНЫ.

Тут я забеспокоилась: вдруг кто-нибудь по ошибке решит, что это собачьи лапы неразлучны, а не я и мой пес?

— Нечего навязывать свою собаку, — произнесла мисс Скред у меня за спиной. Ее длинное тело было сложено, словно зонтик.

— Это моя собака.

— Да, но ты сама чья? Этого мы не знаем, да и не все любят собак.

Мисс Скред была прямым потомком преподобного Мрака. Мраков было двое: один жил здесь — это и был Его Преподобие, — а второй, который предпочел бы умереть, чем жить здесь, был его отцом. Позвольте познакомить вас с первым, а второй появится через минуту.

Преподобный Мрак был самым известным выходцем из Сольта. В 1859 году, за сто лет до моего рождения, Чарльз Дарвин опубликовал «Происхождение видов» и приехал в Сольт навестить Мрака. Это длинная история, и, как большинство историй на земле, — неоконченная. То есть финал, конечно, был — он есть всегда, — но история продолжалась и после финала — так тоже всегда бывает.

Наверное, эта история начинается в 1814 году, когда Северный комитет по строительству маяков парламентским актом был уполномочен «возводить и содержать дополнительные маяки на тех участках побережья и островах Шотландии, где в них будет необходимость».

На северо-западной оконечности Шотландии есть дикая пустынная местность, которая на гэлльском называется Ам Парве — Поворотная Точка. Что и куда поворачивается здесь, не ясно, но, быть может, многое, включая человеческую судьбу.

Здесь пролив Пентлэнд-Ферт встречается с проливом Минч, на западе виднеется остров Льюис, на востоке — Оркнейские острова, а к северу остается только Атлантический океан.

Я говорю «только», но что это значит? Многое, включая человеческую судьбу.

Итак, история начинается сейчас — или, быть может, началась она в 1802 году, когда страшное кораблекрушение выбило людей, словно воланы, в открытое море. Некоторое время они поплавками сновали по волнам, их головы едва можно было разглядеть над водой, а вскоре набухшей пробкой пошли ко дну, богатый груз их стал так же бесполезен, как и молитвы.

На следующий день солнце взошло и осветило обломки.

Англия была морской державой, и мощные деловые интересы Лондона, Ливерпуля и Бристоля требовали построить здесь маяк. Но стоимость и масштаб задуманного были невероятны. Для защиты Поворотной Точки на мысе Гнева следовало строить маяк.

Мыс Гнева. Расположение на морской карте: 58° 37.5 СШ, 5° ЗД.

Только взгляните — утес высотой 368 футов, дикий, величественный, невообразимый. Пристанище чаек и грез.

Жил-был Иосая Мрак — вот он перед вами — бристольский купец, денежный и славный. Мрак был невысок, энергичен и вспыльчив, в Сольте ни разу не бывал, а когда посетил этот городок — поклялся никогда сюда не возвращаться. Он предпочитал кофейни и беседы непринужденного и зажиточного Бристоля. Однако именно Сольт должен был давать пишу и тепло смотрителю маяка и его семье, и Сольт же предоставлял рабочую силу для строительства.

Поэтому с огромным неудовольствием и бесконечным ворчанием Мрак обосновался на неделю в единственном здесь постоялом дворе «Гагарка».

Заведение не было уютным; ветер визгливо бился в окна, гамак обходился в половину стоимости кровати, а кровать — в два раза дороже сносного ночлега. Из еды было мясо горного барана со вкусом забора или жесткий, как ковер, цыпленок, что с пронзительным писком влетал на кухню за спиной у повара, и тот, изловчившись, сворачивал ему шею.

Каждое утро Иосая выпивал кружку пива, потому что кофе в этих диких местах не водилось, потуже закутывался, словно тайна, и отправлялся на мыс Гнева.

Моёвки, кайры, глупыши и тупики покрывали весь мыс и утесы Кло-Мор за ним. Иосая думал о своем корабле — гордом судне, уходящем в темные воды, — и снова вспоминал, что у него нет наследника. Они с женой не произвели потомства, и врачи сожалели, что этого не произойдет уже никогда. Но Мрак отчаянно мечтал о сыне, как в свое время мечтал разбогатеть. Почему деньги стоят все на свете, когда их нет, и не стоят ничего, когда их слишком много?

Стало быть, история начинается в 1802 году — или же на самом деле в 1789-м, когда молодой человек, столь же отчаянный, сколь невидный, тайно переправлял мушкеты через Бристольский залив на остров Ланди, где их могли бы забрать сторонники французской революции?

Тогда он верил во все это; отчасти верил и теперь, однако идеализм обогатил его, хотя совсем не к тому он стремился. Он собирался сбежать во Францию с любовницей и жить в новой свободной республике. Там они и станут богачами, потому что во Франции разбогатеют все.

А когда началась резня, ему стало тошно. Он не страшился войны, но пламенные речи и горячие сердца звали не к тому — не в это клокочущее море крови.

Чтобы спастись от своих чувств, он сел на корабль, отплывающий в Вест-Индию, и вернулся домой с десятью процентами от стоимости груза. С тех пор что бы он ни делал — все приносило прибыль.

Теперь у него был лучший в Бристоле дом, любимая жена, а детей не было.

Он стоял неподвижно, словно каменный столб, когда огромная черная чайка опустилась на его плечо и лапами крепко стиснула шерстяное пальто. Мрак не смел пошевельнуться. В панике он было подумал, что птица сейчас унесет его прочь, как в легенде об орле и ребенке. Вдруг птица расправила свои огромные крылья и полетела прямо за море, а ее лапы указывали назад.

Мрак вернулся на постоялый двор, и сидел за ужином так тихо, что жена хозяина принялась его расспрашивать. Он рассказал ей про птицу, и женщина произнесла:

— Эта птица — предзнаменование. Вы должны построить здесь маяк, как другие построили бы церковь.

Однако сперва нужно было дождаться постановления Парламента, затем умерла его жена, после чего на два года он поднял паруса, чтобы залатать свое сердце, потом он встретил девушку и полюбил ее, так что прошло столько времени, что камни уложили и обтесали только через двадцать шесть лет.

Маяк достроили в 1828-м, и в том же году вторая жена Иосаи Мрака родила их первенца.

Сказать по правде, случилось это в один день.

Белая башня из отесанного вручную камня и гранита на мысе Гнева высотой была 66 футов, и на 523 фута возвышалась над морем. Она обошлась в 14 000 фунтов стерлингов.

— В честь моего сына! — произнес Иосая Мрак, когда свет зажегся в первый раз, и в тот же миг в Бристоле у миссис Мрак отошли воды и наружу вынырнул синий младенец с черными, как чайка, глазами. Его назвали Вавилоном — в честь самой первой башни на свете, хотя некоторые полагали, что это странное имя для ребенка.

В роду Пью все были смотрителями маяков на мысе Гнева с самого рождения. Работа передавалась от поколения к поколению, хотя нынешний мистер Пью выглядит так, словно был здесь всегда. Он стар, как единорог, и люди боятся его, потому что он не похож на них. «Хорош» и «похож» идут рука об руку. Похожесть хороша, что бы там ни говорили о противоположностях.