Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 10



В тот же день Эйзен делал доклад по радио. Отзывы блестящие, особенно в «Роте-фоне»[125]. Вырезки пришлю.

Вот!

Гриша.

Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ

Berlin. 4/X 29 г.

Не сердитесь, дорогая Перл!

Писать нет никакой возможности, ибо снимаем для заработка.

Снимаем секретно конец картины «Ядовитый газ» и зарабатываем монету.

Осталось два дня, после чего напишу подробно.

Работаем с 8 утра до 12 ночи. Устаем.

Эйзенштейн же гуляет по знакомым знаменитостям и получает деньги за работу[126].

С Америкой дело пока задерживается, ибо мы не можем окончательно договориться, пока из Москвы не придет бумажка с печатями Совкино, предоставляющая нам право лично подписывать договор.

В Англию едем на той неделе, ибо в пятницу выезжаем в Гамбург, Киль и еще пару городов для докладов.

Ну, пожалуйста! Не сердитесь! Честное слово, нет времени. Целую и с искренней радостью приветствую.

Ваш Гриша.

Эсфирь Шуб – кинорежиссер-документалист, сценарист, киномонтажер, киновед. Автор документального фильма «Падение династии Романовых» (1927).

Г. АЛЕКСАНДРОВ – Э. ШУБ

Привет, дорогая Эсфирь Ильинишна, из Гамбурга и его замечательных улиц, переулков, кабаков, гавани и пр. Описывать, конечно, можно, только в книге, но не в письме. Каждый день – книга, каждый час – глава.

Очень интересно. Привет!

20 октября 29 г.

Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ

London. 1/XI. 29 г.

В Лондоне я чувствую себя, как в гостях у Перы.

Весь Лондон напоминает Перину квартиру, а наша квартира – Перину комнату. Дочь хозяйки нашей очень на Перу похожа и так же говорит по-английски. А когда мы были в Берлине, то против наших окон всегда горела вывеска «Konditorai “Pera”».

Вот поэтому, очевидно, мне все время кажется, что я много Пере пишу, а когда подумаешь – выходит не очень много.

Извините, Перл! Извините! Но еще немного часов, чтобы разобраться в этой сложной стране, и тогда напишу.

Еще минутка есть…

Писать придется много и интересно. Видели 4 тонфильма. Тонфильм будет сильнейшим и интереснейшим искусством из всех существующих ныне искусств. Техника потрясающая, а работники дураки, абсолютно не понимают возможностей. Дня через 3–4 выяснятся сроки нашей работы над «Генералкой», и я подробно Вас информирую.

Я должник, Пера, Ваш, ибо непременно должен написать о Гамбурге – это потрясающее и ужасное место на земле.

Что делать с Оленькой? Не представляю пока – никаких возможностей не было, и денег в обрез. Скучаю страшно по ней и по Вас, ибо, хоть и по-разному, я обеих ведь очень люблю.

Гриша.

Г. АЛЕКСАНДРОВ – Ю. И. ЭЙЗЕНШТЕЙН[127]

Дорогая Юлия Ивановна, не сердитесь…

Я ежедневно собираюсь описать Вам наши приключения и нашу жизнь. Но каждый день неожиданно срочные дела, и не хватает времени.

В общем, все очень хорошо. Впечатлений много. Здоровы все и веселы. Не сердитесь – напишу.

Ваш Гриша.

Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ

London 4/XI-29 г.

Перл!

Вчерашний день в моем дневнике записан так: «Наш переулок называется японским».

Это потому, что на Лондонском еврейском рынке к нам подошел человек и сказал:

«Очень приятно слышать русский язык». «Вы давно из России?» – спросил я. «С 1902 года. Наш переулок – японский. А вы откуда? Ай!» – возмутился человек из Одессы.

Половина рынка оказалась из Одессы.

Чудный город Лондон и требует описания. Времени, времени нет!

Это ужасно и вместе с тем замечательно. Не сердитесь, что такое идиотское письмо. Пишите сами.

Пишите, Перл!!!

Вы нас совсем забросили и забыли – и Вы, и Ольга. А любим мы Вас и скучаем очень.

Пишите. Старик и Эди целуют[128].

Посылаю Вам пригласительный билет на вечер, который состоялся после просмотра «Потемкина».

«Эти несколько дней “творю” Вам письмо: пессимистическое, трагическое и минорное. Если выйдет “очень”, порву, не отправлю. А пока обнимаю, Старик». (Приписки С. Эйзенштейна – Ю. С.)

Г. АЛЕКСАНДРОВ – Э. ШУБ

London 14/XI. 29 г.

Привет, дорогая Эсфирь Ильинишна, и траур всего Лондона в честь долгой разлуки с Вами. Извините, что не пишу. Но это только от того, что много надо писать.



Гриша.

Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ

Paris 23/XI. 29 г.

«Для кого-то Париж потускнел, но парижанки остались такими же грациозными, какими были и раньше». А. В. Луначарский.

Привет, Перл, из этого очаровательного города, в который мы прибыли вчера и устали смотреть уже многое. Подробности своевременно.

Гриша.

Г. АЛЕКСАНДРОВ – Э. ШУБ

Дорогая Эсфирь Ильинишна!

Большое спасибо за открытку из Ялты. Меня извините, что не пишу, но это от того, что пишу дневник, который становится многотомной книгой[129]. Приказ о подарках будет выполнен.

Ваш Гриша.

Paris 29/ XI-29 г.

Г. АЛЕКСАНДРОВ – Э. ШУБ

(на фото открытки с Эйфелевой башней)

Привет с наивысшей европейской точки!

Гриша.

Paris 4/ XII.29 г.

Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ

Paris 11/ XII-29 г.

Ну, знаете, ПЕРЛ!

Можно раз, можно два – но нельзя не получать от Вас писем два месяца. Так подохнуть можно от скуки по Вас и вообще без сведений.

Я затрудняюсь в момент определить, кто тут сволочь. Почта, что ли, берлинцы или еще кто-нибудь[130]. Очень интересно иметь от Вас хоть маленькие записочки – о больших письмах мы уже и мечтать перестали.

2 декабря опять едем в Лондон в силу деловых обстоятельств, и там, я, кажется, буду иметь возможность упорядочить огромный литературный материал и завалить Вас статьями и фельетонами.

Новый год будем встречать в Сан-Морице – самом шикарном курорте нашего времени.

Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ

London 10/ XII-29 г.

Перл!!! Дорогая!!!

Можете верить… можете – нет…

Я никогда так много не писал, как в эти дни Европейского путешествия…

Я ежедневно пишу несколько страниц дневника, записываю технические вещи и сижу за письменным столом по несколько часов. И от этого набухают чемоданы записными книжками, и из этого могут получиться хорошие книги и мемуары, если на старости лет мне удастся обработать эти стремительные записки сумасшедшего 25-летнего Александрова.

В связи с этим про меня черт знает, что думают: сифилис, педераст и еще хуже. А я на все положил и занимаюсь исключительно профессиональным делом[131]. Привет Оленьке…

С. ЭЙЗЕНШТЕЙН – Г. АЛЕКСАНДРОВУ[132]

Дорогой Гирш!

Как ни странно, я доехал благополучно. Этим пароходом ехать очень хорошо. Сидел один в четырехместной каюте, нисколько не блевал, и даже не было потуг на это.

Сегодня ночую здесь.

Из разговора с Риндичем (личность не установлена. – Ю. С.) выяснилось, что Шамито (немецкий продюсер и кинопрокатчик. – Ю. С.) к «Генералке» относится вообще незаинтересованно и скверно. Поэтому постарайся с ним сговориться обстоятельно о выпуске в Берлине.

125

«Роте фоне» («Красное знамя») – орган компартии Германии. В. Ленин: «Геройская борьба берлинской газеты «Красное знамя» вызывает «полный восторг». В свою очередь, «полный восторг» вызвал у «Роте фоне» радиодоклад С. Эйзенштейна.

126

«За работу»… Г. Александрова и Э. Тиссэ. А между тем немецкие газеты писали: «Во время своего пребывания в Берлине Эйзенштейн принял участие в постановке ряда сцен для фильма “Ядовитый газ” под Берлином».

127

Странно, но Александров более-менее аккуратно пишет всем трем женщинам: матери Эйзенштейна, Э. Шуб, П. Аташевой, особенно последней и особенно обстоятельно… Но ни одного письма своим «женщинам»: жене, в любви которой довольно часто клянется, и сестре. Может, эти письма, в отличие от архивов Э. Шуб и С. Эйзенштейна, не сохранились? Но та же Аташева, уже в письме Эйзенштейну в Америку, возмущается: «Я не знаю, на каких основаниях, но Гриша превратился в форменную блядь – ибо горе и тоска покинутых им жены, сына и сестры не поддаются описанию. На роль утешительницы я сейчас не гожусь – очень занята. Пусть-ка он сам этим попробует на каком-нибудь досуге заняться».

128

С. Эйзенштейн и Э. Тиссэ.

129

Неизвестно, насколько «многотомным» был дневник Александрова, но то, что довелось читать автору этих комментариев, составляло страниц 120. И являлось единственной издательской акцией, которую сочли возможным осуществить последняя, третья по счету, александровская жена (она же бывшая невестка режиссера) и ее сын, александровский внук.

130

Видимо, почту Эйзенштейн, Александров и Тиссэ получали через советское представительство в Берлине.

131

Судя по тем записям в «Дневниках», которые запомнились, Александров всячески, в отличие от Эйзенштейна и Тиссэ, чурался в то время светских тусовок.

132

Написанное на бланке лондонского «The Lincoln Hall hotel» письмо Эйзенштейна без даты, лишь помечено декабрем 1929 года. Но если 10 декабря Александров был с ним в Лондоне, а 20-го (см. следующее письмо) во Франции, то когда Эйзенштейн, оставив его и Тиссэ на континенте, опять отплыл в Англию?

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.