Альма

Демонстрируя великолепную выучку, гвардейцы и Шотландская бригада под звуки волынок проделали потрясающее по исполнению перестроение, несмотря на то, что они находились не на площади в Лондоне, а в альминских виноградниках и смерть ежеминутно уносила новые жизни из их рядов. Медвежьи шапки гвардейцев продолжали держать одну линию. Альма была первым и последним местом кампании, где гвардия надевала их в бой. В отличие от пехоты, без зазрения совести раскидавшей свои кивера на всем пространстве от Евпатории до Булганака, гвардейцы не потеряли ни единой шапки, уже скоро у колдстримцев, например, их заменит легкий и оригинальный головной убор, напоминающий внешне пилотку.

Даже боевой порядок бригады строился согласно гвардейским традициям, позволяя ориентироваться по султанам на шапках. У колдстримцев красный султан был на правой стороне (левый фланг бригады), у гвардейских гренадеров — с левой (правый фланг бригады), фузилеры не имели султанов вообще (центр).{700}

Взяв направление на высоту, гвардейцы поневоле вышли на левый фланг Легкой дивизии, обойдя справа продолжавшие бездействовать 77-й и 88-й полки. Шотландская бригада Колина Кемпбела пошла по правильному направлению, готовясь атаковать восточные скаты высоты и стоявший там Суздальский полк.{701}

Примерно в это время к позиции Бородинского полка подъехал Меншиков в сопровождении своего адъютанта подполковника Панаева и нескольких чинов штаба. Впоследствии этот молодой офицер, явно преувеличивший значение своего участия в сражении, писал, что к этому времени бородинцы уже поднимались на высоты. По его словам, князю показалось, что его обстреляли собственные штуцерные, и он сделал замечание полковнику Верёвкину. На это командир полка возразил, что они ведут огонь по неприятельской кавалерии,[76] группировавшейся у моста.{702}

Как бы ни подвергали князя Меншикова критике за то, что он не мог оставаться во время сражения на одном месте, с которого удобно было управлять действиями войск,{703} главнокомандующий счел нужным находиться там, где сложилась наибольшая угроза — центр позиции был открыт. Левый фланг, где вели бой Московский и Минский пехотные полки, был в потенциальной опасности удара с нового направления, а в худшем случае — окружения. Единственный, кто мог в какой то степени сдержать прорыв центра, был Бородинский полк. Неподалеку от его позиции Меншиков провел почти все оставшееся время вплоть до общего отступления русских войск к Каче.{704}

Но время принятия решения было безнадежно упущено. Присутствие или отсутствие князя уже ничего не решало.

Даже одно из самых драматических действ Альминского сражения произошло без его участия и не по его воле…

КОНТРАТАКА ВЛАДИМИРСКОГО ПЕХОТНОГО ПОЛКА

«Хорошие солдаты нужны только плохим генералам, чтобы их кровью исправлять свои ошибки».

Это одно из самых известных событий сражения на Альме. Почти все мифы и легенды крутятся вокруг него. Даже если вы не знаете о сражении на Альме ничего, то первое, о чем узнаете, это об атаке владимирцев. И первый памятник на поле установили именно в честь солдата-владимирца. Красивый памятник, ничего не скажешь. Был. Сейчас вместо динамичного, стремительно атакующего пехотинца стоит застывшая в непонятной позе копия, попирающая ногой бомбу, судя по калибру, корабельного орудия, которая ну никак не могла долететь до этого места. Ну разве кто-то не сбегал километра за три-четыре и не принес сей «сувенир».

Судьба памятника неприглядная. Что делать, в Стране Советов не всегда чтили солдат императорской армии. Потому на всякий случай и поломали памятник. Зато сейчас, чтобы туристов привадить, и к нему мифов понасочиняли. Вбивают в голову приезжему люду, готовому верить во что угодно, лишь бы врали красиво, что это первый в России памятник нижнему чину. Не знаю, по каким категориям определялась пальма первенства, но памятник сей не первый и даже не второй. В лучшем случае — третий. Первым, кажется, был установленный в 1876 г. по инициативе главнокомандующего великого князя Михаила Николаевича памятник рядовому 77-го пехотного Тенгинского полка, герою обороны Черноморской береговой линии Архипу Осиповичу Осипову на месте разрушенного Михайловского укрепления. Вторым — тому же Осипову и его командиру начальнику Михайловского укрепления штабс-капитану Лико воздвигнут во Владикавказе по инициативе генерала Гейдена в 1881 г.

20 сентября 1854 г. солдаты Владимирского пехотного полка о памятниках не думали. В их головах были совсем другие мысли. День клонился за полдень, а они по- прежнему стояли в батальонных колоннах, прислушиваясь к звукам боя, шедшего совсем рядом, ожидая команды на движение вперед.

АЛЬМИНСКИЙ АНАБАСИС КНЯЗЯ ГОРЧАКОВА, или ИСТОРИЯ О ЕГО ЛОШАДИ

До того времени, пока английские пехотинцы не начали переправляться через Альму, князь П.Д. Горчаков продолжал находиться на Курганной высоте. Трудно сказать, что он мог видеть оттуда, так как вся долина реки была закрыта клубами дыма выстрелов трех батарей, ведущих непрерывный огонь. Когда же пули британцев начали крушить егерей «именного» полка, он понял, что нужно что-то делать. Настроен князь был решительно: «…известясь, что командир Е.И.В. Великого князя Михаила Николаевича полка убит, что от града щтуцерных пуль войска… несут немалую потерю, и убедившись, что настало время действовать решительно, я пригласил генерала Квицинского отправиться к ним и всеми ближними к реке частями ударить на неприятеля, когда он приступит к переправе».{705}

Давайте не слишком будем упиваться генералом Горчаковым. В данном случае лучшие судьи — неприятели. А если верить их вердикту, то генерал-лейтенант Квицинский — лучший русский генерал на поле битвы. Причастность Горчакова к событию — тема спорная.

Первое, что сделал князь, это приказал генералу Квицинскому отправиться к ближайшим батальонам и ударить в штыки по неприятелю. Сам он, узнав, что командир егерей убит, полк несет потери и о движении вперед не помышляет, спустился к казанцам. На Курганной высоте остался флигель-адъютант полковник Исаков, которому Горчаков поручил исполнять обязанности начальника штаба и наблюдать за правым флангом.{706}

С этого момента в комментариях Горчакова о сражении начинается странная путаница. Из корпусного командира, в подчинении которого несколько дивизионных и бригадных начальников, он внезапно превращается в «вольного начальника», одиноко бродящего по полю сражения. Тем более, что вскоре «…были переранены почти все находившиеся при мне и подстрелена подо мною лошадь, а уцелевшего адъютанта моего, майора Дурново, должен я был вскоре послать за первыми встретившимися ему войсками для необходимого подкрепления».{707}

Сам же князь, «…не усматривая ожидаемого мною успеха, потому что неприятель, невзирая на сильный огонь и удачные действия артиллерии, приблизился и к мосту, и к бродам и полки наши оставались на месте, тогда …лично отправился к наиболее угрожаемым местам, дабы не упустить единственного случая уравновесить бой».{708}

76

Ужас призрачных кавалерийских атак витал над умами и русских, и союзных командиров, пока не был рассеян под Балаклавой в октябре 1854 г,