Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 88



Вы не превратитесь в вампира только потому, что были укушены. Иначе весь мир был бы наводнен кровососами. Чтобы создать потомка, вампир будет питаться своей жертвой до тех пор, пока та не окажется на пороге смерти. Это требует настоящих усилий, принимая во внимание, что немертвые обычно не пьют больше пинты[7] за раз. Им следует действовать осторожно, ибо, выпив слишком много крови, они введут инициируемого в бессознательное состояние, и тот будет неспособен, в свою очередь, выпить обращающую его или ее кровь. Знаю, это прозвучит вульгарно, но, когда сталкиваешься со смертельным огнестрельным ранением, такое предложение кажется очень заманчивым. Процесс истощает Сира[8] и, как считается, это самое близкое к родам ощущение, которое доступно немертвому. Вот почему вампир может обратить лишь горстку «детей» за все время его или ее существования.

Выпив кровь своего Сира, новообращенный вампир умирает. Сердце прекращает биться, тело перестает функционировать. В течение трех последующих дней он или она фактически мертв. В некоторых, очень неприятных случаях, новичков по ошибке бальзамируют и хоронят. Однажды я спросила старшего вампира, что случается с забальзамированными, но он лишь негодующе посмотрел на меня и буркнул себе под нос какое-то слово, входящее у немертвых в ненормативную лексику.

Так что, в каком-то смысле хорошо, что мое тело так никто и не обнаружил. Правда ведь?

После смерти я очнулась в незнакомой спальне.

Сине-голубой ковер покрывал гладкий сосновый пол, плотные портьеры, закрывающие окна, были того же цвета. Мягкий свет, исходящий от облицованного речным камнем камина, освещал комнату. Довольно странно для августа. Деревянные резные фигурки, медные безделушки, гладкие стекляшки – маленькие свидетельства о проведенных в путешествиях годах – были расставлены по всей комнате с небрежным очарованием.

Несмотря на вялый темп работы моего мозга, я ощутила тревогу. Вероятно, в этом месте следует упомянуть, что у меня не было секса уже около трех лет. Все правильно, двадцатисемилетняя практически девственная библиотекарша.

Потребуется какое-то время, чтобы «переварить» клише.

Не то, чтобы у меня не было возможностей для секса. Я получала кучу предложений во время неудачных свиданий, от анонимных телефонных поклонников, испытывающих явные затруднения с дыханием, и от строительных рабочих всех мастей. Но, после заслуживающего всяких сожалений первого опыта под лозунгом «просто давай покончим с этим» с неискушенным девственником и моим близким другом, Дейвом Чендлером, на втором курсе колледжа и еще более удручающего «первый раз был ужасен, может получится лучше с кем-то более опытным» эксперимента с ассистентом преподавателя в последний год обучения, мой сексуальный репертуар был несколько ограничен.

Проблема с сексом, как и большинство моих проблем, брала свое начало в голове, которая постоянно обгоняла либидо. Мне никогда не удавалось расслабиться настолько, чтобы позволить природе взять свое. И в результате, секс был неизменно паршивым. Мой партнер спутал вырвавшиеся у меня вопли, когда я зацепилась волосами за ремешок от его часов, с криками страсти. Пришлось обратиться в кабинет неотложной помощи из-за сломанного носа после того, как Джастин Тайлер ударил меня головой. Тот самый парень, что в самый разгар процесса схлопотал увесистый пинок по ноге и скулил до тех пор, пока я полураздетой не покинула его квартиру.

Я всегда надеялась на эту искру химии и совместимости, вспышку ясности, дающую мне понять, что это тот самый парень и то самое время, чтобы я могла просто расслабиться и получать удовольствие. Но случалось это чрезвычайно редко. А моя кульминация была и вовсе неуловима.

Сложив вместе эти крайне разочаровывающие опыты и мою очевидную неспособность высечь ту самую «искру» с любым парнем на планете, я пришла к выводу, что секс не стоит затраченных усилий.

Если бы я хотела провести вечер полураздетой, подвергнуться унижению и не получить ни капли удовольствия, то отправилась бы на рандеву в тюремную камеру. Таким образом, я направила всю свою энергию на работу в библиотеке и одержимое коллекционирование DVD дисков с малоизвестными фильмами BBC. «Женщина в белом» с Джастин Уоддэлл стал откровением.

И вот теперь, спустя годы относительной бездеятельности на личном фронте, мысль о том, что я принимала участие в какой-то случайной и, вероятно записанной на камеру, пьяной оргии с незнакомым щеголем, обескураживала. Самая благозвучная печатная версия моих первых слов в качестве одного из немертвых была: “Какого лешего я натворила?”

Сев в кровати, я обнаружила на себе одежду, что было очень хорошо. Но одетая на мне полосатая хлопковая пижама была чужой, а вот это плохо.

Мой мозг, горло, рот, и все, что находилось выше плеч, ощущало себя распухшим и между собой никак не связанным. Глотательные движения давались с трудом. Я изо всех сил пыталась нащупать ногами край постели. Немножко утешал тот факт, что я предавалась разврату на поистине шикарной кровати. Перекатившись на мягком, словно суфле, матрасе я шлепнулась на пол лицом. (Ой).

- Несчастная, падение – твое второе имя, - простонала я.

Я повисла на еще одном свидетельстве хорошего вкуса, вишневом комоде с высоким, узким зеркалом. Внушительный рост позволил мне прислонить голову к блаженной прохладе стекла чуть ниже рамы. Как только окружающий мир постепенно обрел четкость, я подумала, что зеркало, должно быть, старое или у меня обман зрения, потому что я выглядела… сногсшибательно. Кожа была чистой, гладкой и как будто сияла в полумраке. Словно у модели в рекламе крема для лица. Зубы, став ровнее, и, как будто, ярче, сверкали неестественной белизной. Глаза, обычно грязно-ореховые, стали чистого янтарного цвета. Волосы из обыкновенных прямых-как-палка коричневых прядей, превратились в крупные блестящие волны каштанового цвета с золотистыми и рыжеватыми оттенками. И, если я не ошибаюсь, мой зад выглядел меньше… и подтянутым.

- Она наконец-то сделала это! – взвизгнула я, сжав свою покрытую хлопком пятую точку. – Мама усыпила меня и отправила на «Экстрим Мейковер»[9]!



Я заглянула под рубашку, чтобы увидеть, не случились ли какие-нибудь изменения с моей грудью. Я всегда тайно наделась на чуть более полную чашечку С.

- Нет в жизни счастья.

- Что такое «Экстрим Мейковер»?

Я издала не совсем человеческий звук и в следующее мгновение обнаружила себя вцепившейся в потолок, ногти вонзились в штукатурку, как у какой-нибудь ополоумевшей мультяшной кошки. И уставилась на перевернутое изображение Габриеля, пьющего «Текилу Санрайз».

- Ты! – зашипела я.

- Да? – спросил Габриель, поудобнее устраиваясь на красиво обитом материей стуле с изогнутой спинкой.

- Насильник на свидании! – выкрикнула я, гадая как бы успеть свалиться с потолка и выхватить газовый баллончик из сумочки, находящейся менее чем в трех шагах.

Очевидно, это был не тот ответ, которого он ожидал.

- Прошу прощения?

- Что, черт возьми, ты мне подкинул?

Габриель выгнул бровь.

- Подкинул тебе?

- Вероятно это были какие-то довольно сильные наркотики, раз практически вся ночь выветрилась из моей головы, а сейчас еще и вешу на долбанном потолке! – Я сорвалась на крик. Крохотный голосок на задворках сознания интересовался, каким это образом мои руки и колени также удерживались на потолке, но поскольку меня намного больше занимал вопрос о наличии любых незаконных веществ в моем организме, я потребовала ответа:

- А теперь отвечай, что ты мне подсунул?

- Думаю, будет лучше, если ты слезешь оттуда прежде, чем я все объясню.

- Премного благодарна, но мне думается, что я останусь прямо там, где есть, - возразила я. – А ты, ты останешься там, где находишься, или я… Не знаю, что я сделаю, но это будет действительно больно. Тебе, я имею ввиду.

Он усмехнулся. Это не было дружелюбной улыбкой, скорее ее можно было охарактеризовать как «ты забавляешь меня, жалкое, ничтожное создание, которое я собираюсь сесть». Чрезвычайно белозубая, очень острая улыбка сверкнула на неестественно бледном лице. Именно тогда меня озарило, что я имею дело с представителем неживого меньшинства.